Небьющееся сердце принца

      Чонгук стоял возле двери класса, ожидая, когда Юкито наконец соберётся. Удивительно — вроде и не сильно медленно, но в сравнении с другими одноклассниками как черепаха. И глаза зелёные — точно черепаха. — Черепашка, что ты там ещё пишешь? — вздохнул Ким, увидев, что друг собрался, но неожиданно достал блокнот, что-то записывая и склонившись над партой. Хотя бы обратно не сел, но так и до сколиоза недолго. Если его ещё нет, конечно. — Черепашка? — умехнулся Цуцуи, убирая блокнот обратно в боковой карман сумки.       Учитель, выходивший из кабинета, остановился на пороге. — Цуцуи-кун, Киму-кун, — обратился он. — Вы же не сильно заняты? Можете прибрать в классе, прежде чем уйдёте? — Хорошо, — кивнул Чонгук. Учитель вышел из класса.       Юкито, уже нацепивший сумку на плечо, плюхнул её обратно. — Вот если бы ты не копался, то мы бы не дежурили, — упрекнул его Гук, подходя к раковине за тряпкой. — Ну, кто-то же должен, — пожал плечами Цуцуи, открывая форточку, чтобы проветрить.       Юкито начал вытирать доску, а Гук протирал парты и медленно подобрался к сумке друга, после чего выудил блокнот, в котором тот что-то писал ранее. На маленьком блокнотике была нарисована пушистая чихуахуа, листы были желтые и в полоску. — Это стихи? — удивленно спросил кареглазый, перелистывая маленькие странички с четверостишьями, написанными черной ручкой. Лирика была в основном романтическая или про поиски себя, своего пути… — Где? — Юкито обернулся и увидел в руках у друга блокнот. Он недолго смотрел, потом, фыркнув, вернулся к протиранию доски: — Ты мог просто попросить. И это песни. — Ага, ты бы сказал, что там все хреново, и не показал, как с твоими рассказами, — усмехнулся Гук. Цуцуи частенько что-то писал на уроках, но показывать отказывался, хотя иногда шутил, что там потрахушки. Или не шутил. — Не рассказы, а фанфики, — поправил зеленоглазый. — Рассказы — это слишком серьезно. А у меня там либо фигня какая-то, либо потрахушки с тупыми шутками.       Парень полез в его сумку искать «потрахушки с тупыми шутками». — Эй, отойди оттуда! — обернулся Юкито. — Почему ты показать не хочешь? — Потому что это пазор…       Чонгук быстро схватил подвернувшийся листочек и начал читать. — Вот неугомонный! — Цуцуи оставил ему этот несчастный листок и начал что-то рисовать на доске. — Ну, ладно, а сейчас я покажу своё-ё… Искусство рисования!       Чонгук быстро просмотрел листок, а потом, краснея, вернул его на место. Оказалось, Юкито говорил серьёзно… — Господи, как ты вообще с такими подробностями пишешь… — пробормотал он, переводя взгляд на доску. — Что это? — не понял он. Какой-то человечек, которого ест хищный цветок… — Ты, — с готовностью ответил зеленоглазый. — И мухожорка, — он пририсовал рядом ещё человечка. — А ещё я. — Мухож… Кто? — Гук не понял, настоящее это название или Цуцуи его просто выдумал. — И почему она меня ест? — он подошел ближе. — Потому что я её натравил, — парень пока как раз писал сверху «когда Чонгук взял песни без спроса». — За то, что ты мои песни без разрешения смотришь, — потом он дорисовал, что человечек, которого едят, кричит «Не ешь!!!!!!!!!!!!!!», а второй восклицает «Ешь!!». — Мой шедевр, — улыбаясь и гордо оглядывая картину, отошел он. — Мда, — скептично произнес кареглазый, оценивающе глядя на «шедевр». — Мог бы и постараться… — Я старался! Смотри, какая красивая мухожорка! — Она же не называется мухожоркой, верно?.. — Вообще, это росянка, — пояснил Юкито — Вроде. Но, по сути, все плотоядные — это мухожорки. Вот я себе тоже хочу, буду комаров ей скармливать… — Я вроде не комар, — усмехнулся Гук, возвращаясь к протиранию парт. — А я её комарами откормлю и потом на тебя натравлю! — с улыбкой ответил Цуцуи, стирая своё произведение с доски. — А эти песни… Ты играешь их на гитаре? — поинтересовался Ким. — Нет, вообще… Просто иногда напеваю. На гитаре у меня не выходит. — Я никогда не слышал, как ты поешь… — Чего? — обернулся зеленоглазый. — Погоди, ты серьёзно? Я же… Ну, я буквально постоянно пою. — Как-то ты «постоянно» не поешь никогда, — откликнулся Чонгук. — Может, покажешь? — Нет, я плохо пою. — Да ты что не делаешь, так у тебя всё плохо! — кидая тряпку на стол, обернулся Гук. — Ты вообще какие-нибудь свои таланты признаешь? Что у тебя за стандарты? — Высокие. Потому что в моей семье все всё умеют, — начиная подметать, ответил Цуцуи. — И поэтому всё всегда будет недостаточно хорошо. — Я тебя всё равно заставлю запеть, — буркнул Ким. — Здесь слишком большое помещение… — Дометай и пойдём в класс музыки. — Погоди, а музыкальный кружок? — Да они все K-on косплеят и чай пьют вместо музыки! Я туда ходил, там практически никогда никого нет. — Мф-ф… — донеслись недовольные звуки. — Ла-адно…

***

      В классе музыки действительно никого не оказалось. Маленькое помещение с несколькими партами, стульями и разными музыкальными инструментами. Барабаны, синтезатор, гитара, скрипка… — Садись на стул, держи гитару, — Чонгук усадил Юкито и впихнул ему в руки инструмент, после чего развернул к нему стул и плюхнулся. — Все, я жду.       Цуцуи фыркнул. — Ждет он… Фокус-покус, блин. Чего ваша душенька желает? — Душенька желает услышать, как ты поешь, — невозмутимо ответил кареглазый. — Что пою? — Что-нибудь из своих песен… — Не, свои я пою не под гитару… А под нос… Я могу сыграть и спеть только одну песню. Ну, в смысле, я ее умею играть и… Короче, ты понял, я не знаю, как правильно говорить!       Гук тихо засмеялся, а парень, вздохнув, начал играть. Эту мелодию он уже как-то раз показывал — шесть аккордов шестеркой. Первый раз без слов, а потом начал негромко петь. Это была старая и довольно простая песня, которую часто учили одной из первых, насколько Чонгук знал. Голос у Юкито был мелодичный и приятный, хоть и негромкий, слова он знал безупречно, не сбивался с дыхания… — Вау… — когда зеленоглазый замолк, выдохнул кореец. — Что «вау»? — непонимающе спросил Цуцуи. — Тебе понравилось?.. — Разумеется! — закивал Гук. — У тебя красивый голос. Но почему ты так тихо поешь? — Ну, блин… Ну, не всем же нравится. Маме и Амэ, например, не очень нравится. Мама говорит, что я петь не умею. — Ерунда! Она просто не слышала или не вслушивалась. В конце концов, ты ведь самоучка? — Ну, да… Блин, ты меня слишком много хвалишь, мне непривычно! — А ты просто слишком много умеешь. — Кто бы говорил… — А что-нибудь из твоих песен? — Не-не-не-не-не! Их я точно петь не буду! Если с обычными песнями я еще кое-как могу смириться, то мои вообще позорные! — Ничего не позорные! Ну, покажи-и-и… — Не-е-е-ет… — Почему-у-у-у… Покажи-и-и-и… — Да они же вообще кошмарные, мало того, что маленькие, и дальше ничего нормального не придумывается, так ещё и рифма там квадратная и глупая, да и смысл так себе… — Нормально все с рифмой и смыслом! Я не знал, что ты романтик. — Ну, типа, ага, да… Бе, в общем. Не прикольные. — Мне всё нравится! И стихи, и твоё пение. — Да чего тебе так услышать хочется… — Просто, — переводя взгляд на окно, выдохнул Гук. — Я люблю музыку. — Да? — удивился Юкито. — Я не знал… — Вот, теперь знаешь. Мы пойдём, или я смогу убедить тебя спеть еще что-нибудь? — Пошли. Раз ты уже слышал, может, рядом с тобой не так тихо буду… — То есть я услышу твоё «постоянное» пение? — поднимаясь с места, усмехнулся кареглазый. — Ты меня через неделю будешь пытаться заткнуть, — пообещал Цуцуи, ставя гитару на место. — Потому что я реально постоянно пою. Либо нормальные чужие песни, либо на ходу сочиняю мелодии, а то и целиком песни. Хотя нет, песни я при тебе петь не буду… — Погоди, ты можешь на ходу сочинить песню? — поразился Ким. — Ну, могу, на ходу сочинять не сложно… Только вот они выходят не слишком хорошими, поэтому половина остаётся незаписанной. Если выходит хороший отрывок, то его можно и записать… — И сколько ты так потерял своих песен? — Много. Без понятия. Просто некоторые еще на всяких листочках записаны были и в итоге те были утеряны… — А насчёт твоих фанфиков? Ты всегда на уроках либо пишешь, либо пытаешься рисовать. — У меня есть не только постельные сцены, если что. Ну, как тебе, кстати, понравилось вообще? — зеленоглазый ухмыльнулся, и Гук покраснел. — Я не понимаю, как ты пишешь это на уроке с невозмутимым лицом… — Это талант, понимаешь? — выходя из класса, ответил Юкито. — Я просто талантлив и прекрасно пишу! Ну, почти… — По-моему, ты просто не хотел показывать эти отрывки… — улыбнулся его друг, выходя следом. — Потому что сейчас ты не выглядишь ненавистником своих творений. — Ну, а чё, писать мне нравится. По-моему, я неплохо пишу. Иногда. О, ща, — он начал копаться в сумке и откопал тетрадь не меньше сотни листов, обклеенную бумагой для акварели. — Если хочешь, можешь почитать. Это типа книга. Постельных сцен нет, всё прилично, разве что немножко боёв, угрозы для жизни и разного вида юмора. А, да, там ещё лесбиянки, если что, главные героини. — Ого… — принимая у него книгу, откликнулся Чонгук. — Она не дописана, пока семь глав, это около половины или двух третей. Я еще листы вклеивать буду. — Вау, и это всё ты сам придумал?.. — Ну, идея моя, персонажи мои… Просто кого-то брал как прототипы или придумывал некоторые ситуации на основе своей жизни.       У книги всё было, как положено, по крайней мере снаружи, — название красивым почерком в середине, в верхнем углу автор, сзади описание. — Почему подписано «Jeon July»? — не понял Ким. — Псевдоним, — ответил Юки. — Ну, что, к тебе домой или ко мне? — К тебе, — убирая его книгу в сумку, ответил кареглазый. — Пошли тогда.