Его теплые руки

– Что ты знаешь о Хоране? – спросил Зейн, подсаживаясь к Луи. Ему пришлось подождать добрых десять минут, пока Томлинсон не остался абсолютно один за своим столиком. Как он договаривался о будущей сделке, было любо-дорого поглядеть. Вот он с незаинтересованным видом глядит в свой журнал, пока ему увлеченно шепчут что-то на ухо, а через мгновение моргнешь глазом, и деньги уже у него в тайнике. Ни за что не догадаешься, в каком именно. – Вообще-то это ты с ним не разлей вода, – усмехнулся Томлинсон, увлеченно разглядывая свой «Хастлер». – Я надеялся, именно ты и мне расскажешь, что он за лошадка. Зейн постучал пальцем по крышке стола, бегло скользнув взглядом по растрепанному затылку Найла Хорана. Он играл в карты с другими ирландцами и время от времени громко смеялся, говоря что-то на своем языке. К банде этот парень так и не присоединился, однако с земляками общался приветливо и всегда первый здоровался с лидером группировки, мистером Девиттом. Неизвестно, что Хоран ему наплел, но в столовой, где теперь заправляли ирландцы, Зейн теперь всегда получал большую порцию. Переводил стрелки Томлинсон не просто так — он прошел не одну тюрьму, и ему хотелось знать поточнее, во что ему предлагают ввязаться. Не то чтобы Зейн слишком доверял Луи. Томлинсон всегда делал то, что попросят, за определенную плату, в пределах возможного он мог бы пронести на территорию тюрьмы любой товар. Говорили, что он был хранителем множества секретов, даже тех людей, которые никогда не смогут ему отомстить. Зейн ни разу не слышал, чтобы Луи трепался. Поболтать он любил, но это было другое. И всё-таки Малик сомневался. – Думаешь, он мог убить человека? – наконец, поинтересовался он. – Не уверен, – ответил Луи, рассматривая сидящих в кругу ирландцев исподтишка. – Мне кажется, Хоран плачет, когда видит мокнущих под дождем котят в коробке. А что? Есть какая-то информация? Слово «информация» Луи произносил мягко, с удовольствием, словно перекатывал на языке любимый десерт. – Сперва у меня не было сомнений. Ты же знаешь, на человеке не написано, убийца он или нет, поэтому пырнуть тебя ножом может каждый, – Зейн незаметно провел рукой по своей тюремной рубашке, там, где угадывались шрамы. – Сам знал таких ребят — с виду одуванчики, а фактически могут ухо отгрызть или глаза выдавить пальцами. Такое случается сплошь и рядом. – Знавал я одного парня, который откусил кусок ладони, – заметил Луи, отложив журнал на стол, и показал Зейну кисть. – Вот это место, между большим и указательным пальцем. Я глазам не поверил, пока не пришел к другу в больнице. Но самое страшное, что этот парень не чистил зубы. Вообще. Потом такое нагноение было на руке... Луи покачал головой и снова вернулся к своему журналу. – Ну, так что? Ты начал сомневаться? – Да, – кивнул Малик, бегло оглядывая зал. – Подумал, может, он покрывает кого-то. Столько дураков сидят в тюрьмах из-за своих женщин — не пересчитать. – О-о-о, да, – с пониманием протянул Луи. – Но теперь я думаю, – проговорил Зейн, понизив голос. – Может быть... может быть, тот парень с заправки был не один. Взгляд Луи вновь остановился на затылке ирландца. Сосредоточенный, изучающий, словно Томлинсон мог влезть прямо в его черепную коробку и считать всё, что этот парень там прятал. Когда он бросил беглый взгляд на Зейна, нельзя было сказать, к какому выводу он пришел. – И ты хочешь, чтобы я навел справки? Отправил пару ребят, чтобы перетряхнули его грязное бельишко? Зейн цокнул языком, ощущая легкую досаду. Он и сам не понимал, зачем подошел. Почему решил поговорить. По своей природе Зейн Малик всегда был одиночкой, и даже в тюрьме держался особняком. Томлинсон и Стайлс не были его друзьями — иногда они делали вместе дела, только и всего. Но потом появился Найл Хоран, и пошли разговоры о семье, о жизни, о свободе, о книгах... И чем больше Зейн узнавал своего соседа, тем меньше ему хотелось быть дураком. – Не уверен, что хочу знать правду, – выдохнул Малик. – Потому что уже решил, что эта правда есть, – усмехнулся Томлинсон. Сбросив карты, Найл обернулся и весело помахал рукой. Луи улыбнулся, положив журнал на колени, невозмутимо помахал в ответ. Зейн в своей привычной хмурой манере только слабо кивнул. Бросив товарищам пару слов и пожав всем руки, Найл, как ни в чем не бывало, присоединился к Луи и Зейну. – Не зря нашел во дворе четырехлистный клевер, – похвастался он, плюхнувшись на стул, и вытянул ноги. – Я выиграл три партии подряд. Луи с уважением присвистнул, однако его взгляд стало хитрым, точно он заподозрил подвох. Зейн недоверчиво прищурился. – А чего Вы так смотрите? – поинтересовался Найл, улыбнувшись. – Я же всё-таки ирландец! – Да, это многое объясняет, – протянул Зейн. В ответ на его комментарий Луи по-кошачьи захихикал. Разговор не принес ему облегчения, не говоря о том, что он так ни о чем и не договорился с Томлинсоном. Для того, чтобы заключить сделку, нужно четко знать, что именно хочешь попросить. А Зейн не знал. Или не хотел знать. Или — если теория Луи была верна — не хотел знать, что он прав. Нет, Зейн не боялся. Когда двери в камеру закрылись, он ощущал спокойствие и уверенность. Возможно, его расслабил запах эфирного масла — Хоран сразу же открыл бутылочку, когда Малик устроился на узкой тюремной койке. Но дело было не только в этом — он знал, что сможет за себя постоять, даже если Хоран нападет во сне. Руки Найла были везде, хотя кружили только рядом с головой. Зейн ощущал, как на него накатывает волна расслабления. Тело немного сопротивлялось. Ему хотелось, чтобы ладони Найла задержались в определенных местах. Надавили. Потерли. Ведь он такой податливый и нежный. Раскатать его на койке было бы так легко. Малик чуть было не открыл глаза. – Нет ничего вокруг, – уверенно вел его Найл. Его хрипловатый голос приятно убаюкивал. – Только спокойствие. Умиротворение в каждой части твоего тела. В каждой части его тела теперь было только напряжение, потому что Зейн не мог выкинуть из головы тупейшую фантазию. – Где ты этому научился? – спросил Зейн, чтобы отвлечься. – Не мешай мне, – мягко огрел его Найл, продолжая массировать его виски. Да, если он возьмет инициативу тоже будет неплохо. Не полная доминация — частичная. Черт! В жизни Зейна так давно не было секса, что даже минимальный телесный контакт отравлял ему засыпание. – Я не мешаю, но... – Ты нарушаешь гигиену сна, Зейн, – серьезно сказал Найл. – Пожалуйста, закрой глаза и позволь мне продолжить. Выругавшись про себя, Зейн послушно закрыл глаза и постарался сосредоточиться на голосе Найла и его словах. Он больше не думал о том, как двигаются руки Найла, как бегает по жилам его кровь, потому что Хоран точно знает, как правильно её разгонять. Через несколько минут Зейн провалился в сон. Спутанный и туманный. Тяжелый, потому что на утро Зейн едва разлепил глаза. Ему казалось, что всю ночь его били кувалдой по голове. О чем был сон, Малик не помнил, но точно знал, что там присутствовал Найл. Наверное, в таком виде, что Зейн даже радовался, что из головы вылетели все подробности. За чисткой зубов на Найла он почти не смотрел. Ему хотелось отвлечься. Снова пойти в тренажерный зал и тягать железо, пока голова не опустеет. – Я ходил на курсы, чтобы помогать отцу — он тоже страдает бессонницей, – поведал Найл, останавливаясь за спиной Зейна, чтобы смотреть на него в зеркало. – Это не тайна, просто вопрос был не к месту. – И как же отец без тебя? – машинально спросил Зейн. – Я научил его этой технике, как тебя. Пришлось потрудиться, потому что он не верит всяким шарлатанам. Наверное, сейчас он уже не пользуется моими советами, – ответил Найл, беспомощно скрещивая руки. – Он разочарован. Не звонит, не приходит... даже не пишет. И в суде его не было. Малик невольно обернулся. – Серьезно? – спросил он с неподдельным удивлением. Ему казалось, что такого парня, как Найл, семья должна поддерживать до конца и, конечно, не верить, что он в чем-либо виновен. – Кому нужен сын-убийца? – поинтересовался Найл, пожав плечами. – Кому-то нужен, – ответил Зейн честно. – А когда ты звонишь домой... – Бесполезная затея, – проговорил Найл, отводя взгляд. – Со мной мало кто хочет говорить, и обычно они жалеют, что подняли трубку, сразу как слышат мой голос. Мне рад только племянник, но ему не позволяют со мной говорить. У меня получилось поболтать с ним пару раз, когда брата не было рядом. Сказал ему, что люблю его, но... Думаю, скоро ему будет не до моих звонков. Дети быстро растут. Зейн вытер лицо полотенцем. Он не знал, что на это ответить. У его младшей сестры тоже недавно появился ребенок, но Зейн и думать не хотел о том, что крохотное невинное создание пересечет периметр тюрьмы, чтобы познакомиться со своим дядей. Это было омерзительно. Он не мог так поступить ни с сестрой, ни с племянницей. Зейн надеялся, сестра додумается сказать, что он умер. – А твоя семья? – спросил Найл, бегло скользнув взглядом по его лицу. – Тебя часто навещают? – Лучше бы они не приходили, – проговорил Зейн, швырнув полотенце на свою койку. – Больно видеть их разочарование. – Но если бы они перестали приезжать, ты бы мгновенно понял, что хочешь совсем не этого. Конечно, Найл был прав. Но речь была не о нем — Зейн знал, что когда его срок закончится, ему всё равно рано или поздно придется вернуться в тюрьму. В конце-концов, это была не первая его отсидка, да и чем заниматься на свободе, когда система устроена таким образом, что заключенным трудно получить рабочее место? На самом деле всё, чего он хотел — чтобы никто из членов его семьи не считал, что сидеть за решеткой — это нормально. Он боялся, что его племянница когда-нибудь вполне серьезно скажет: «Ничего страшного, мой дядя тоже сидел, но он хороший человек». Что она даст себе индульгенцию, а потом тоже попадет за решетку. Или свяжется с мудаком, который сломает жизнь ей и её будущим детям. Завтрак прошел довольно громко. Целых три группировки сцепились между собой не на жизнь, а на смерть. Одному из сицилийцев насмерть проломили голову стулом. Виноватого оттащили в карцер, но Зейн подозревал, что живым он оттуда не выйдет. Итальяшки всегда находили способ отомстить за своих. К начальнику тюрьмы вызвали лидеров всех трех банд для важного разговора. Часть заключенных разошлась по рабочим местам, кто-то отправился в классы. Найл засел в библиотеке, чтобы почитать в тишине и покое. Зейн, как и планировал, провел день в качалке. Ему хотелось иссушить свое тело до отбоя. После обеда разыгралось целое представление, когда начальник тюрьмы вызвал к себе Гарри Стайлса, чтобы сообщить о смерти жены. Из его кабинета Стайлс вышел удрученный, правда, с разрешением посетить похороны в сопровождении четырех вертухаев. Разумеется, не снимая наручники. – Несчастная кошёлка, – сокрушался Гарри за ужином, отправляя в рот жухлый салат. – Кто мог сотворить такое зверство? Разве что какой-нибудь сумасшедший... – Соболезную, брат, – серьезным тоном сказал Луи, похлопав Гарри по плечу. – Надеюсь, этого ублюдка скоро найдут. – Я тоже, – интенсивно кивнул Гарри и, встретившись с Найлом взглядом, незаметно подмигнул. – Как представлю, что перед смертью над моей цыпочкой так долго и гнусно измывались — слезы к глазам подступают. Зейн умудрился не издать ни звука, хотя его так и подмывало что-нибудь сказать. – В газете написали, что в спальне нашли два трупа, – заметил Крис. – Да. Второй — это её любовник. Их прервали на горяченьком, – объяснил Гарри, перемешивая пюре. – Мы с Оливией уже собирались разводиться. Я сказал: «Малышка, для меня главное — это твое счастье. Присылай мне документы о разводе, если ты, действительно, этого хочешь». Не хотел, чтобы моя крошка страдала без меня двадцать лет, – уточнил Гарри, поднимая в воздух ладонь. – Она ведь у меня дама опытная, в годах, могла и не дожить до момента моего освобождения. А тут Трент из отдела кадров — молодой, перспективный, – голос Стайлса странно изменился, но он всё-таки широко улыбнулся. – Жаль. Жаль их обоих. Но жизнь продолжается. Найл, пристально рассматривающий его лицо, вздрогнул. Сидящие вокруг Стайлса приятели понимающе засмеялись. – Я слышал, их заказали, – проговорил кто-то с другого конца стола. – В доме ничего не пропало, а убийство, по словам газетчиков, было похоже на казнь. – Всё может быть, – невозмутимо ответил Гарри, облизнув ложку. – У Оливии было много врагов. Но знаете, что-то мне подсказывает, что заказчик — если он есть — так и не будет найден. Разговор плавно перетек в другое русло, но Найл так и продолжал думать о произошедшем, волей-неволей отмечая, что Гарри ест с большим аппетитом. Когда трапеза закончилась, он не без облегчения оказался в их с Зейном камере. И, хотя Малик обычно не позволял садиться на свою койку, устало на нее рухнул. В теле была странная, гриппозная слабость. Малик ничего не сказал, подошел к зеркалу, размышляя про себя, успеет ли он побриться до того, как погасят свет. – Они ведь прекрасно знают, что это Гарри, так? – спросил Найл. – Конечно, – спокойно ответил Зейн. – Не знают, но догадываются. Даже мы с тобой не знаем, если на то пошло. Вдруг Стайлс не успел воплотить задуманное в жизнь и его опередил кто-то из настоящих врагов Оливии? – уточнил он. – Она женщина состоятельная, кто-то, действительно, мог иметь на нее зуб. Найл беспомощно прислонился лбом к металлическому столбу кровати, соединяющему верхний и нижний ярус. По всей видимости, сейчас был тот миг, когда он жалел о том, что даже не попытался предупредить правоохранительные органы о надвигающемся покушении. – Её новому парню тоже досталось. Малик отошел от зеркала и повернулся к своему сокамернику. Лицо Найла было изуродовано гримасой печали. Злость так и вскипела в теле Зейна, грозясь с минуты на минуту сорвать крышку невидимой кастрюли и выплеснуться наружу. – Какой ответ ты от меня ждешь, Хоран? – резко спросил Зейн. – По-моему, это ты зарезал человека на заправке. Несколько дней назад ты сказал мне, что ни капли об этом не жалеешь. По коже прошла странная дрожь, когда Малик невольно вспомнил, что Хоран при этом держал его за рукав. – Он не был человеком, – с внезапным спокойствием сказал Найл. – Поэтому я, действительно, не жалею. Смешок так и застыл у Зейна на губах. У него уже были знакомые, которые думали, что могут убивать бездомных или проституток, потому что они не дотягивают до звания «человека». В этом плане Хоран был обычной, заурядной личностью, разве что внешность имел приятную, чтобы быть таким уж закомплексованным. Единственное, что теперь интересовало Зейна во всей этой ситуации — чем Найлу так не угодил заправщик. – Так ты у нас каратель? – понимающе поинтересовался он. – Скорее мститель, – поправил Найл, глядя на Зейна снизу вверх. Собственная шутка не понравилась ему, потому что он болезненно поморщился. – Знаешь, дело было на футбольном мачте. Отец привел меня и старшего брата посмотреть, как играют «Уотерфорд». Хороший, безоблачный день, на нас новые футболки и шарфы, и матч обещал быть захватывающим и интересным. Правда, я немного переволновался и выпил целых два стакана газировки перед игрой, но это ведь не существенная проблема? – поинтересовался он, явно не за тем, чтобы услышать ответ. – Где-то в середине матча мне и приспичило, но я считал себя большим мальчиком, поэтому пошел в туалет один, без отца или брата. Лицо Зейна невольно вытянулось. Он уже понимал, куда всё идет, но не перебивал, позволяя Найлу продолжить. – Понимаешь, этому куску говна уже было семнадцать, а мне — всего десять, когда он зажал меня в туалете и запустил руку ко мне в штаны. Думаю, он сам не до конца понимал, что ему со мной делать, – Найл криво усмехнулся, вот только Зейну смешно не было. – Не скажу, что меня это сильно травмировало. Я почти не вспоминал об этом, правда. По ночам не плакал и в постель не мочился. Я не знал его имени и, наверное, вполне мог бы жить с этим дальше. Но потом... потом я увидел его на заправке, когда подвозил племянника со школы, – проговорил Хоран, постучав пальцем по металлическому столбику. Голос Найла не дрожал, но что-то в нем неуловимо поменялось, заставляя чувствовать себя неуютно. – Его лицо с тех времен почти не изменилось, разве что сошли подростковые прыщи, но всё равно я сомневался — он это или нет. Почему-то — хотя я его почти не вспоминал — мне стало смертельно необходимо узнать. Я заплатил за бензин и мимолетно спросил, был ли он на том матче «Уотерфорда». Знаешь, что он ответил? Зейн медленно покачал головой. Он не имел ни малейшего представления о том, что на уме у таких уродов. – Что он отлично провел время на этом матче, – рассказал Найл, неприятно улыбнувшись. Очевидно, бессознательно он копировал мимику того парня, из-за чего его лицо теперь казалось зловещим. – А потом он взял из-за прилавка леденец и протянул его Тео, моему племяннику. Желудок болезненно сжался. Он недолюбливал большое количество людей, но когда речь шла о таких мерзавцах... их Зейн Малик от всей души ненавидел. – Ублюдок, – выдохнул Зейн, сжимая кулаки. – Вот ведь сукин сын. – Да, – Найл повел плечами и снова скользнул по лицу Зейна усталым взглядом. – Естественно, ни о чем таком на суде я не рассказывал. Думаю, если бы отец узнал, что надо мной надругались, он бы возненавидел меня куда больше, чем за убийство, – Хоран грустно усмехнулся. – Так я просто сумасшедший отморозок в его глазах. Такие иногда встречаются среди нас, ирландцев. Слышать такое было неприятно и вместе с тем — знакомо. Зейн хорошо помнил, как отец сказал ему: «Береги себя, сынок. В противном случае, ты не сын мне больше». Слова ранили настолько, что Зейн до сих пор разбирался со шрамом. Однако... они дали ему мотивацию. За все три срока он так и не позволил никому приблизиться к себе. Оказывается, держать оборону намного проще, когда в сердце не пытаются проделать брешь. Зейн выдохнул и опустился на койку рядом с Найлом, на этот раз не призывая его отодвинуться. – Если бы они узнали, как было дело, то дали бы тебе куда меньший срок, – сказал Зейн убежденно. – И ты бы не попал в ИЦ Джеймса Коллинза. Возможно, ограничился бы посещением психиатра или какой-нибудь другой тюрьмой, где... – Если бы они узнали, – повторил Найл, положив ладонь на руку Зейна. – То я бы никогда не попал в ИЦ Джеймса Коллинза. Воздух так и застрял в легких. Зейн посмотрел в глаза Найла — прозрачно-чистые, прекрасные, как летнее небо — и понял, что стена, которую он так упорно возводил, пошла трещинами. Нет, Найл долго кружил рядом, прощупывал своими изумительными, волшебными руками, а теперь находится в шаге от того, чтобы нанести сокрушительный удар. – Ты хоть соображаешь, что ты несешь? – спросил Зейн, глядя на его губы. – Я говорю о другом. О свободе. Слово казалось таким вкусным, что Зейн чуть не споткнулся на нем. – И зачем она мне? Что мне делать на свободе? – вскинулся Найл. – Для меня там нет жизни. Сейчас близкие и друзья считают меня убийцей. Если узнают правду, будут считать меня жертвой изнасилования. Я не хочу ни того, ни другого. – А что ты хочешь? – возмущенно уточнил Зейн. – Тебя, – ответил Найл, сжимая его руки. – Просто тебя и всё. Стена пала. Стремительно, в один миг, словно Малик строил её не из кирпичей, а из детских кубиков. Теперь Найл был внутри, за чертой, и касался своими теплыми руками его души. Зейн выдохнул, закрыл глаза, чтобы не видеть его лица. Когда он, наконец, осмелился их открыть, оказалось, что свет уже погасили. Сумрак защищал. Помогал быть искренним, потому что можно было представить, что никого больше нет рядом, и он говорит сам с собой. – Я не такой, как ты, – сказал Зейн, не в силах отстраниться, одернуть руки. Он слишком погрузился в Найла, чтобы в один миг отказаться и от его лица, и от его кожи. – В смысле, мое место в тюрьме. Я уже сидел два раза и обязательно вернусь сюда. – Значит, и я вернусь, – спокойно заявил Найл. – Боже, – Зейн беспомощно выдохнул. Он ощутил тяжелое дыхание Найла совсем рядом, повернулся к нему лицом и поцеловал. Почувствовал, как тело Найла напряглось, но не в сопротивлении — в желании. Этого было достаточно, чтобы Зейн отринул мысли прочь. Он больше не мог сдерживаться, а Найл и не просил его об этом. Отвечал на поцелуй так, словно от этого зависела его жизнь. В глубине души Зейн догадывался, что масло может пригодиться не только для массажа, но сейчас не хотел комментировать ситуацию или иронизировать. Он просто наслаждался моментом. Упивался ответным желанием Найла, прижимающего его к себе так сильно, будто хотел перемешать их тела, как тесто, и вылепить что-то совершенно новое. Зейн и сам этого хотел, потому что в тот миг, когда они по-настоящему коснулись друг друга, Малик понял, что они обязательно выйдут на свободу. Другого пути быть вместе у них просто не было. Им пришлось быть тихими и осторожными, потому что время от времени мимо ходил надзиратель и светил фонариком по камерам.