Его теплые руки

Луи догадался через пять лет, но зато, как только это случилось, сразу непрозрачно намекнул об этом. В это время Зейн тягал штангу в спортивном зале. Томлинсон сообщил об этом не для шантажа, не потому что собирался растрепать всем, а для того, чтобы Зейн был осторожен. Малик этот жест оценил. Он и сам понимал, что прикосновения невзначай могут принести им проблемы, но ничего не мог с собой поделать. Теперь у него была мотивация держаться и даже в шутку не толкать Найла в бок, пока свет в камерах не гасили, потому что если бы кто-то в тюрьме узнал об их отношениях... жизнь бы порядком усложнилась. На них и так косо смотрели из-за того, что Найл каждый вечер массажировал Зейну голову. Но с этим Малик быстро разобрался, не успел стукнуть год с тех пор, как Хорана отправили за решетку. К тому же, Найл охотно помог старику Моретти, из сицилийцев, справиться с мигренью, что было встречено с большим энтузиазмом всей бандой. Теперь некоторые заключенные шли прямо к нему, вместо того чтобы обращаться в медпункт, где они могли рассчитывать лишь на дрянное обезболивающее. Найл не считал себя доктором, но всё-таки старался помочь — на досуге он читал разные учебные пособия и даже сделал несколько заказов (методички, тейпы и разные растирки), после того как устроился на работы. – Что это такое? – спросил Найл, увидев на столе документ на свое имя. Родственники ему по-прежнему не писали и за последние пять лет поселили всего три раза. В последний раз Хоран не выдержал и послал их матом. Стайлс, находившийся в комнате для встреч со своей новой женой, показал ему большие пальцы и одобрительно заулюлюкал, за что его и выставили. Но он об этом не жалел. – Подал апелляцию от твоего имени, – объяснил Зейн. – Вернее, я сказал начальнику блока, что ты согласишься, когда я с тобой поговорю, поэтому он составил бумагу и отправил её. Скоро будет комиссия. Ты им понравишься — поведение отличное, в одиночку тебя ни разу не сажали, ходишь на работы, помогаешь другим заключенным, участвуешь в концертах и различных программах... – Найл посмотрел на него с сомнением. – Не волнуйся, ничего из того, о чем бы ты не хотел упоминать, не вписал. – Зачем? – спросил Найл, закусив губу. – Я выйду раньше, чем ты, – объяснил Малик, упираясь рукой в металлический бортик кровати. – Мы должны хотя бы попытаться скостить тебе срок. Если нет, ничего... буду приходить к тебе на свидания. Правда, не смогу получить семейное, – грустно усмехнулся Зейн. – Всё-таки лучше, чтобы никто не знал, даже когда я выйду. Защитить-то тебя будет некому. Об этом он, действительно, волновался, но уже попросил Стайлса и Томлинсона присмотреть за своим другом. Томлинсону в этом вопросе он доверял, как себе, и обещал регулярно переводить деньги за покровительство, а Стайлс... его и просить не надо было, потому что он проникся к Хорану ошеломительной добротой с тех пор, как понял, что Найл его совершенно не боится. Расчувствовавшись, Найл бегло обнял Зейна и отошел, оглянувшись через плечо. Коридор был совершенно пустой, но всё равно следовало быть осторожными. – Ты, правда, собираешься меня ждать? – спросил он тихо. Его голос был влажным, как и глаза, хотя Найл старался не плакать. Зейн искренне хотел обнять Найла сейчас, но не мог — уже слышал голоса поднимающихся по лестнице заключенных. Найл тоже — поэтому покачал головой, намекая, что лучше не приближаться. – Об этом можно узнать наверняка, только когда я выйду, но... я хочу, – ответил Зейн. – Знаю, ты позаботился о том, чтобы я отсидел свой срок в относительной безопасности, но... я справлюсь, – шмыгнул носом Хоран и улыбнулся сквозь выступившие слезы. – Ты же знаешь, я неплохо завожу друзей. К тому же, ребята из ирландской банды меня защитят. Обещали даже не требовать ничего взамен. Найл развел руками, как бы говоря: «И так вот бывает на свете». Конечно, Зейн был против вступления в банду и всё-таки не мог не обратить внимание, что ирландцы души не чают в своем кровном брате. Он надеялся, что у них хватит порядочности не требовать с такого хорошего парня, как Найл, хранить у себя наркотики или разобраться с кем-то из вертухаев. За это Найл не просто мог потерять шанс выйти досрочно, но и получить дополнительный срок. – Больше боюсь, что ты в кого-нибудь влюбишься, – нехотя признал Малик. – А вот этого никогда не будет, – сказал Найл жестко. – Но на меня тут плохо влияют, поэтому, надеюсь, ты не заведешь отношения, пока я за решеткой. Просто шучу, – на всякий случай, добавил Хоран, прежде чем Малик успел удивиться или засмеяться. Прежде Найл ни разу так не шутил, поэтому ему самому было не по себе от подобной шутки. – Просто будь счастлив, но не забывай обо мне. – Я буду думать о тебе, – серьезно заявил Зейн, глядя Найлу в глаза. Уже скоро ему откроются все красоты мира, а он всё равно считал, что нет ничего прекраснее этих небесно-голубых глаз. – Всё свободное время, а его у меня будет много. Он поймал руку Найла в свою, бегло прижал к своим губам и поцеловал. – Свобода не будет для меня свободой, пока ты не выйдешь из тюрьмы, – признался Малик, сжимая его пальцы. – Я буду ждать тебя. Сколько потребуется. А если станет невмоготу, ограблю магазин и посижу с тобой ещё три года. – Если ты заявишься сюда в тюремной робе, я попрошу Гарри избить тебя так, что ты проваляешься в больничной палате до самого освобождения, – решительно проговорил Найл. – Лучше просто жди меня. Идет? – Идет, – ответил Зейн. Он ещё не знал, как трудно ему будет не поддаться искушению, не напасть ночью на продавца в какой-нибудь аптеке, лишь бы получить возможность спать с Найлом под одной крышей. Он не знал, как много вечеров проведет в одиночестве, глядя в потолок и мечтая поговорить с Найлом по телефону. Не знал, что будет отказывать себе в простых радостях, чтобы попробовать их вместе. Он не знал, что дождется. Но он дождется.