Его теплые руки

Найл прибыл в Исправительный Центр имени Джеймса Коллинза утром, когда остальные заключенные были на прогулке. Гордое название «Исправительный Центр» себя не оправдывало. В этой тюрьме никто не собирался исправляться. Напротив, здесь даже можно было завести полезное знакомство на будущее — члены местных банд нередко влетали под крылышко тюремного надзирателя на несколько лет, успевали подкачаться и опериться. Эта тюрьма была лишь частью долгого, монотонного путешествия. Чаще всего из Исправительного Центра Джеймса Коллинза преступники выходили не на свободу, а переезжали в тюрьму максимального уровня безопасности, находящуюся в соседнем округе, где преступников не оставляли даже на полчаса без надзора. Покинуть это учреждение можно было только в деревянном ящике. Камера выглядела жилой. На столе лежали какие-то коробки и стопка книг в бумажных обложках, на стенах — несколько графических изображений. Неизвестный преступник некогда нацарапал на стене неприличное слово. Найл, всё ещё держа в руках своё полотенце, осторожно сел на кровать и воровато осмотрелся. Было немного прохладно и не очень уютно — впрочем, он и не на курорт приехал. Не успел он выдохнуть — подниматься в камеру пришлось аж на третий ярус — как в проходе появился второй заключенный. Смуглый, с бритой головой — хотя в ИЦ Джеймса Коллинза можно было носить любую прическу, даже ужасные дреды — с татуировками на обоих руках. Он моментально понял, что к чему, потому что взгляд у него стал злым и очень колючим. – Съебись немедленно, – произнес сосед, останавливаясь перед койкой. Выглядел он так, словно готов был вытрясти из Хорана душу уже за то, что он дышал воздухом в его камере. Найл тут же спрыгнул с кровати, и сосед немедленно развалился на нижнем ярусе, закинув руки за голову. – Я так и знал, что там занято, – мягко произнес Найл, сжимая в руках полотенце. – Меня Найл зовут. – Мне похуй, – ответил сосед и отвернулся к стене. Кровать неприятно скрипнула под его весом. – И мне очень приятно, – тихо произнес Найл и попытался подняться на второй ярус, чтобы немного отдохнуть перед ужином. Железные перекладины, по которым нужно было забираться, казались слишком грубыми. Рука соскользнула — Хоран чуть не упал. – Ой! – Что там, блять, ещё такое? – спросил сосед, резко развернувшись. Найл стоял в двух шагах от койки, сосредоточенно потирая руку, с которой умудрился счесать кожу. Выглядел он горемычно. – Просто поручни неудобные, – пробормотал он, нервно рассмеявшись. – И я не в ладах с физической активностью. Сосед зыркнул на него с неодобрением и снова отвернулся к стене, по всей видимости, твердо решив не обращать внимание на новичка. Осуждать его за это Найл не мог. Он рассудил про себя, что докучать этому парню не стоит — мало ли какие у него причины сторониться. Лица соседа он не видел до тех пор, пока не объявили, что пора на обед. Жидкая тюремная баланда не вызывала никакого аппетита, но ели её быстро — остывая, она становилась ещё хуже. Будто восковела. Найл не очень хотел думать, что находится внутри и жевал наравне с остальными. – Ну что, Зейн? – допытывался у его соседа костлявый парень с хитрой, крысиной мордочкой. – Таблетки — высший кайф, как я и говорил. Спал, как младенец, а? Как маленький сосунок? – Нихуя, блять, не спал, уебок, – прошипел Зейн, злобно стукнув ложкой о край тарелки, и с подозрением воззрился на собеседника. – Что за дерьмо ты мне подсунул, а, Луи? Ещё одна такая промашка, и я буду искать нового дилера. – Бубнить-то не надо. Всем помогает, он один особенный. Ладно, найду что получше, не возникай, – повел плечами Луи и с любопытством воззрился на Найла. – А ты чего смотришь, мальчик? Хочешь чего-нибудь? Хоран даже опешил немного. Он уже понял, что имеет дело с каким-то торговцем, но что именно заказывать и сколько придется платить, Найл не знал. Денег у него было совсем немного, и вряд ли родственники выделили бы ему хоть сколь-нибудь после того, что он совершил. – Чего-нибудь? – осторожно уточнил он. – Что угодно, – великодушно произнес Луи, принимая облик спасителя. – Конфетки? – с надеждой спросил Найл. Зейн прищурился, медленно облизывая ложку. Секунду дилер рассматривал его с замешательством, после чего удовлетворенно кивнул. – Ах, ты про таблы, – Луи улыбнулся и многозначительно похлопал себя по карманам. – Ну, это не так сложно. Загляни вечерком, у меня как раз будет рейд в больничное крыло. – Я про... про леденцы, знаешь, – робко возразил Найл, заметно смутившись. – Ну или про карамельки. Хотя бы лакричные палочки, – произнес он. В обычное время Хоран ел их без удовольствия, но сейчас очень сильно хотелось перебить вкус баланды. – Эта дрянь не то чтобы очень вкусная. – Не то чтобы очень вкусная? – насмешливо спросил парень, больше напоминающий плейбоя, чем заключенного. Татуировок у него было не меньше, чем у соседа Найла по камере, но почему-то выглядел он не как матерый преступник, а как парень с рекламного плаката. – Я бы лучше дерьмо своё съел. – Нарцисс ебаный, ты бы и себя трахнул, если бы своим коротким стручком мог до жопы своей дотянуться, – брезгливо сказал Зейн. Луи неприятно засмеялся. Было заметно, что подобного рода шутки ему по душе. Оказавшись зажатым между нарциссом и дилером, Найл чувствовал себя некомфортно, однако эти люди, по крайней мере, с ним разговаривали, в отличие от мрачного соседа, который, похоже, был частым покупателем у местного «торговца». – За что тебя? – деловито спросил Луи, вновь повернувшись к Найлу. Очевидно, ему нужно было знать всё про всех. За длинным столом собралось много заключенных и до этой секунды Найл считал, что все говорят между собой. Ругали начальство, баланду, адвокатов, обсуждали каких-то киноактрис, знакомых. Разговоры будто не стихли, однако Хоран всё равно ощутил на себе внимание и чуть съежился под чужими взглядами. – За убийство, – честно ответил он, постучав кончиками пальцев по столу. – Тридцать четыре удара ножом. – Это мы проходили, – хмыкнул Луи, закладывая ложку за ухо, и заключенные за столом вновь оживились. Разговор за столом показался Найлу некомфортным, однако он с облегчением отметил про себя, что не нажил неприятности и к нему даже отнеслись с долей дружелюбия. За последние несколько месяцев судебной тяжбы Хоран привык к взглядам жалости и отвращения. Здесь же на него посмотрели без особого интереса, словно Найл совершил что-то заурядное. Местный дилер даже предложил ему свои услуги, и он не стал изгоем в первый же день. Теперь оставалось только разобраться с распорядком дня и выбрать какие-нибудь работы, чтобы иметь хоть какие-то средства. Найл нуждался в работе, которая не требовала бы большой физической нагрузки, однако в такие места, как почта или кухня, было не пробраться. Их застолбили какие-то банды с непонятными названиями — это ему успели объяснить за столом. Хоран не то чтобы желал облегчить себе жизнь — хотя было бы глупо это отрицать — просто понимал, что не потянет строительные работы. – Меньше пизди, – посоветовал ему Зейн, когда они поднимались по лестнице. – Не обязательно всем рассказывать свою биографию. Прозвучало будто и невзначай, но всё же достаточно убедительно. Хоран даже заметно растерялся. Ему бы и в голову не пришло откровенничать в суде, но уж коли теперь он находился за решеткой... – Да, но он спросил... – А ты, как лох, ему всё и выложил, – Зейн покачал головой и, пройдя в камеру, сел на свою койку. – И кого же ты зарезал? – Парня на парковке, – ответил Найл, опустив глаза. – Не знаю его имени. Вернее... тогда не знал. На суде его тысячу раз повторили — никогда теперь не забуду. Зейн оценивающе посмотрел на него. – Не смей трогать мои вещи, – спокойно сказал он. – Хорошо, – понимающе кивнул Найл. Представление о Зейне, как о матером парне, у него уже сложилось, однако он дал Хорану дельный совет. – Можно спросить? Ты не знаешь, где библиотека? – Я не твоя мамочка, – огрызнулся Зейн, закинув ногу на койку, и отвернулся к стене. Несколько секунд он молчал, прежде чем его голос вновь прорезал тишину в камере. – Библиотека на первом этаже в правом крыле. Прямо за дверью, над которой прибита табличка «Библиотека». Найл невольно улыбнулся, хотя Зейн не увидел бы его улыбки. – Спасибо, – поблагодарил он и вышел. Библиотека оказалась достаточно большая. Всё-таки Исправительный Центр имени Джеймса Коллинза не был тюрьмой строгого режима. Художественной литературы было меньше, чем книг по праву — многие заключенные изучали закон, чтобы самостоятельно защищать себя во время будущих судебных процессов. Многие надеялись выйти условно-досрочно. Такие обычно обкладывались книгами с ног до головы и штудировали их до прихода адвоката. Книги также помогали отстаивать свои права в тюрьме, если надзиратели пытались беспределить. На УДО Найл вполне мог рассчитывать, однако он не был уверен, что родственники убитого им парня позволят ему выйти на свободу. У них было право приходить на апелляции, и, как Хоран успел заметить, это были совсем не те люди, что поверили бы в его исправление и по христиански простили. Поверить в то, что на Найла в первую очередь напал их сын и брат, они тоже не решились — в деле фигурировал нож. Решив поиграть на своих нервах, Найл выбрал затертую до дыр «О мышах и о людях», а на следующий день уже гулял в общем дворе со всеми. Несмотря на то, что в прежние времена Хоран не любил прогулки, отказывать себе в свежем воздухе в пользу душной камеры было глупо. К турнику, у которого столпились агрессивные парни, Хоран дальновидно не подходил и вообще держался ближе к сеточке. Ближе к свободе. Конечно, он и не думал о том, что можно сделать подкоп. Семь лет — это не так много, а вот попытка побега удваивала, а то и утраивала срок, особенно, если кто-нибудь из надзирателей пострадал бы при его поимке. Хоран думал, что выйдет не таким уж и старым. Конечно, его молодость будет загублена, но всё ещё был шанс реабилитироваться, а программа помощи заключенным обещала помочь с работой. – Привет, девочка, – произнес вдруг странный бугай с растительностью на лице, возникнув буквально из ниоткуда. Возможно, Хоран просто зазевался, иначе бы заметил приближение такого массивного объекта. Страх сковал мышцы. – Я не... – залепетал Найл. – Какая хорошая девочка, – бугай протянул руку и больно потрепал его по щеке. Его маслянисто-блестящие глазки неприятно вспыхнули. – Мы с тобой хорошо повеселимся. В горле Найла застрял крик. Он молил лишь о том, чтобы к ним подошел надзиратель, но со стороны они мило беседовали, и ничто не мешало этой огромной глыбе претворять свои помыслы в действия. – Эй, мудак, убери от него свои грабли, – послышался голос Зейна с другого конца двора, и Найл, наконец, смог пошевелиться. Двигался он медленно, лениво пожевывал по пути сигарету, но при этом уверенно приближался к Найлу и бугаю, что дальновидно убрал руки, но всё-таки не отошел от Хорана. Взгляд у него был презрительно-равнодушный. – А, вот и наш паки, – пренебрежительно усмехнулся громила. Он, очевидно, собирался сказать ещё что-то, но не успел — Зейн со всего маха зарядил ему ногой по животу. Проворности Найлу хватило лишь на то, чтобы отпрыгнуть назад. Он испугался не меньше, чем минуту назад, когда здоровый мужик схватил его за щеку. – Ещё раз такое увижу и бить буду уже не по этой мягкой подушке, – спокойно сказал Зейн, глядя на туловище, что корчилось на земле. Несколько секунд громила, тяжело дыша, пытался встать на ноги — очевидно, удар у Зейна был сильнее, чем могло показаться на первый взгляд — после чего грозно зыркнул и удалился в другой конец двора. У Найла отлегло от души. Он боялся, что начнется драка и, откровенно говоря, сомневался, что у его соседа есть хоть какие-то шансы против такого высокого и крепкого оппонента. – Не надо жаться по углам, – деловито произнес Зейн, вытаскивая из кармана зажигалку, чтобы, наконец, закурить. – Трахнут. По телу Найла прокатилась неприятная волна. – Спасибо. А что такое «паки»? – спросил Найл. Зейн посмотрел на него со смесью злобы и чего-то ещё. – Попробуй произнести это слово ещё раз, я порву твой рот, – проговорил он и направился в сторону турников — парни, упражнявшиеся на них ранее, похоже, решили устроить забег. Найл невольно засеменил за ним — оставаться в одиночестве в опасном углу ему больше не хотелось. – Извини, я не знал, что это плохое слово, – вежливо произнес он. Сосед на него никак не отреагировал. – Где ты научился так драться? – На улице, где ещё, – ответил Зейн и вдруг развернулся. Найл втемяшился лицом в его грудь и испуганно отскочил, боясь, то ли порицания, то ли кары. Сосед усмехнулся и задрал футболку. – Смотри. Послушно наклонившись, Найл увидел несколько шрамов. Их было около пяти: три обычных и один рваный, состоящий из двух. Выглядели они неприятно. Слой новой кожи напоминал вяленое мясо. – Ножом пырнули, чуть коньки не отбросил, – объяснил Зейн, продолжая демонстрировать свои боевые увечья. – В драке клювом не щелкают. Ты и сам должен знать, тридцать четыре раза же ткнул ножом человека. – Больно было? – завороженно спросил Найл, осторожно дотрагиваясь до шрамов. Кожа у соседа была горячая, но Хоран успел ощутить это лишь на секунду. Зейн содрогнулся и быстро натянул футболку обратно. – Да не очень, – отмахнулся он, заправляя концы футболки в штаны, словно Хоран пытался задрать её обратно. – Потом, конечно. А сначала на адреналине... Слушай, – внезапно проговорил Зейн, прищурившись. – От мудака этого, Ларса, держись подальше. И от дружков его, Генри и Джеффри, тоже. Они тебе дырку порвут. Сделают тебя своей сучкой, и тебе это не понравится. Найл почувствовал неприятную, липкую влагу в области шеи. – П-почему меня? – спросил он со смесью испуга и настороженности. – А ты видишь здесь ещё одного голубоглазого мальчика с милым личиком? – снисходительно поинтересовался Зейн, выпуская струю дыма. Фраза была произнесена с такой интонацией, словно на свете не нашлось бы чего-то более очевидного. Найл закусил губу, с тревогой и задумчивостью посмотрев на тюремную сетку. Он понимал, что от него не отстанут. Сам отбиться Хоран никак бы не смог, а пускать в ход заточку... об УДО, в таком случае, можно было и не мечтать. – Что же мне делать? – спросил он, обратив взгляд на Зейна. – Можешь найти покровителя, – проговорил сосед насмешливо. – Или попроситься в банду какую-нибудь. Вроде есть тут диаспора красноголовых, тебе туда, или к другим белым. Лично я бы не стал вступать. – Почему? – осторожно спросил Найл. – Потому что я сам по себе, – с внезапной решимостью произнес Зейн. – Мне нахуй никто не нужен. И я не буду выполнять грязную работу за какого-нибудь уебка. Себе дороже. Затоптав окурок, Зейн вновь зашагал к турникам. Догнать его Найл не решился — он выглядел бы странно, просто наблюдая за тем, как кто-то другой подтягивается. Как оказалось, в камере не всегда было душно. В те дни, когда на улице поднималась непогода, по помещению гулял ужасный сквозняк. Одеяло у Найла было тоньше паутинки, и как бы он ни пытался скрючиться, чтобы сохранить под ним хоть немного тепла, ничего не получалось. Наверное, у него было право попросить одеяло потолще, но, конечно, не раньше следующего утра. Хоран с тоской подумал о том, что придется кемарить после обеда, уменьшая время, которое можно было потратить на прогулку по двору. Хоть среди других заключенных было опасно, Найл всё равно не мог постоянно находиться в изоляции. Человеческое ухо желало слышать и другие голоса. Его сосед был не слишком разговорчив и дружелюбен. Найл повернулся на бок, и кровать под ним вновь скрипнула. – Ты там дрочишь что ли? Быстрее блять, – резко произнес Зейн. Найл замер. Несмотря на то, что он ни разу не занимался онанизмом после того, как его взяли под стражу, ему стало стыдно, точно Зейн именно за этим занятием его и поймал. Хоран даже не знал, почему именно это стыдно — несмотря на то, что он прибыл в Исправительный Центр всего несколько дней назад, Найл уже успел заметить, что другие заключенные только и занимались тем, что дрочили. Найл старался не смотреть в их сторону, чтобы они не расценили это как желание поучаствовать. – Нет, я не... извини, – произнес Хоран виновато. – Не могу найти удобное положение. – Это блять не мои проблемы, – произнес Зейн ещё более раздраженным голосом, чем обычно. – Ты трясешь кровать так, словно слоны сношаются. Замри нахуй или я тебя задушу. Угроза прозвучала слишком реально — Найл уже понял, что сосед не церемонится с теми, кто ему не нравится, и послушно замер. Лежать без движения было неудобно, однако Хоран не хотел сердить Зейна и дальше. Он не чувствовал, что Зейн уснул, даже через час, несмотря на то, что Найл устроил ему максимум тишины, на какой был способен. Сам не зная зачем, он спустился. – Уснуть не можешь? – сочувственно спросил Найл и, не дожидаясь разрешения, сел на край кровати, протягивая руки к напряженному Зейну. – Закрой глаза. Он мягко коснулся висков Зейна кончиками пальцев. – Убери свои проклятые грабли... – Я ничего не сделаю, – мягко и вместе с тем убедительно произнес Хоран. Он вновь наклонился к лицу соседа: его пальцы, несмотря на сопротивления Зейна, принялись растирать его виски. – Закрой глаза, пожалуйста. Злобно зыркнув на него, Зейн бессильно закрыл глаза. Для Найла было очевидно — он вымотался до отчаяния и готов попробовать, что угодно, лишь бы, наконец, провалиться в сон. – Если ты что-то... – Тише, – руки Найла двигались очень мягко, однако уверенности им было не занимать. – Не говори. Сосредоточься на том, что я делаю, – попросил он. – На ощущении. Ни на чем больше. Нет ни звуков, ни запахов, ни цветов, ни вкусов. Только ощущение. Издав странное ворчание, Зейн послушно попытался сделать именно так, как Найл просит. В глубине души он не был уверен, что у него всё получится, однако ласковая настойчивость движений Хорана взяла верх. И провалился в сон спустя пятнадцать или двадцать минут. Сон, в который Зейн провалился, был подобен божьему благословению. Он упал в пучину сюрреалистических образов, в которых перемешалась его прежняя жизнь со всеми её тяготами и заботами и нынешнее заключение, полное неприятных моментов, ломающих психику, однако факт оставался фактом — Зейн Малик уснул. На утро он впервые за долгое время почувствовал себя бодрым, и даже раздражение ненадолго утихло. – Как ты это сделал? – спросил Зейн на утро. – Ты о чем? – уточнил Найл, сплевывая зубную пасту в раковину, и набрал в рот воды, чтобы тщательно всё прополоскать. – Ты знаешь, – Зейн стоял за его спиной и смотрел прямо в зеркало, точно не мог дождаться своей очереди, однако его разрывало любопытство. – Я реально спал, понятно? Я даже будто... отдохнул. – Вот и хорошо, – Найл миролюбиво улыбнулся и тщательно вымыл щетку. – Если Луи достанет бутылочку лавандового масла, будет намного проще. В груди Зейна впервые за долгое время появилось подобие надежды. Он не мог поверить в то, что действительно спал сегодня ночью. Более того, Малик вдруг понял, что его тело не такое уж напряженное — оно умеет быть бодрым. Чувство казалось настолько непривычным и далеким, что даже за завтраком успокоиться у Зейна не получилось. – Как долго это действует? – допытывался Зейн, наблюдая за тем, как Найл заталкивает в рот переваренную кашу. – Оно потом прекратится? – Чего это ты так завелся, Малик? – засмеялся плейбой, неизменно сидящий в их компании. Сам он никому не представлялся, однако до Найла уже успели довести сведения, что его имя — Гарри Стайлс, и попал он в Исправительный Центр не за красивые глаза. Зейн посмотрел на него с нескрываемой злобой. – Ты не представляешь, как долго я пытался справиться с бессонницей, – произнес он с непередаваемым выражением и перевел взгляд на Найла. – Мне это нужно. – Да просто сутки не ложись спать, днем ещё побегай для разгона, и живо вернешь режим обратно, – посоветовал Гарри, вырисовывая на каше узоры ложкой. – Ты, блять, совсем тупой, что ли? – агрессивно спросил Малик. Плейбой фыркнул и многозначительно закатил глаза. Было заметно, что чужие проблемы волнуют его в меньшей степени. – Я думаю, в долгосрочной перспективе оно работает ещё лучше, – примирительно произнес Найл. Он знал, что его сосед легко распускает свои кулаки — наблюдать за тем, как плейбоя уводят в больничное крыло, не было никакого желания. – Ты вырабатываешь условный рефлекс у организма, и он привыкает засыпать, реагируя на тот или иной раздражитель. Позднее, тебя будет клонить в сон от одного только запаха эфирного масла. Если всё получится. – Мне нужно эфирное масло, – сказал Зейн, повернувшись к Луи. – И если ты не достанешь его к вечеру... – Остынь, приятель, со мной-то ругаться не надо, – хихикнул Томлинсон, соскребая с тарелки остатки каши. – Правду говорят, сон — лучший наркотик. А вот с Родриго — или кто там за него отвечает? — надо разобраться: эта каша ещё хуже, чем в прошлом месяце, – произнес он, нахмурившись. Напряжение за столом стало физически ощутимым. Найл уже понял, что заключенные прислушиваются к Луи и часто стараются ему угодить, потому что Томлинсон мог достать действительно всё. В основном, людей интересовали наркотики, однако ограничений для Луи практически не существовало. – Разберемся, – произнес Малик, поднимаясь из-за стола, и красноречиво хрустнул суставами. – Если ты попадешь в одиночку, я тебе помочь не смогу, – быстро сказал Найл, схватив Зейна за рукав. Взгляд Зейна на миг стал удивленным. Несколько секунд он смотрел в сторону окошка раздачи, словно больше всего на свете ему хотелось ворваться в кухню и устроить там потасовку, после чего тяжело опустился обратно. По всей видимости, спать ему хотелось намного больше, чем размахивать кулаками. – Стайлс? – спросил Малик деловито. Плейбой окинул Зейна оценивающим взглядом. – Ладно, будешь должен, – произнес Гарри, отставляя поднос. – Самому неприятно это жрать. Наблюдая за тем, как Гарри направляется в сторону кухни, Хоран подумал, что не замечал раньше, какой он высокий. С минуту Найл терпеливо ждал. Вид у Зейна был скучающим, у Луи — веселым. Сперва в кухне было тихо, после чего вдруг раздался такой грохот, что большая часть заключенных поднялась из-за столов, а потом вдруг началась шумиха, как при самом настоящем бунте. Заключенные кричали, стучали кулаками и ложками по столу, топали ногами, а надзиратели пытались всех утихомирить. Пришлось даже пустить в ход дубинки. Найл не хотел кричать и размахивать руками, однако Зейн и Луи бесновались, словно от этого зависела их жизнь, и он невольно последовал их примеру. Пока они кричали, из кухни вывели Стайлса, чьи руки были скручены за спиной. – Место повара свободно, – крикнул Стайлс под одобрительные вопли других заключенных. Ему начали хлопать, словно герою. Найл успел поймать взгляд его шальных, совершенно безумных глаз, прежде чем Гарри увели в одиночку — образ плейбоя, закрепившийся у Хорана в голове, будто ластиком стерли. На его месте был зверь, впавший в бешенство. Мурашки, пробежавшие по телу, когда Стайлс посмотрел в его глаза, были совершенно неприятными. Найлу показалось, в этот миг Гарри мог и на него напасть, несмотря на то, что они вроде бы поладили. Через минуту из кухни вынесли перемазанного кашей Родриго. Он был без сознания — очевидно, Стайлс перевернул кастрюлю с остатками еды ему на голову, а потом стал стучать по ней до тех пор, пока у парня не лопнули барабанные перепонки. Найл увидел кровь, стекающую из его ушей. – Никогда не перебегай Стайлсу дорогу, – сказал Луи, наблюдая за тем, как бывшего повара несут в сторону медицинского пункта. – Я серьезно: никогда.