Позволь мне любить тебя

      Лето медленно уходит прочь, исчезая под волонтерской жизнью, кулинарией Филла и подготовкой к новому учебному году. После июльского сезона Хинтерн добровольно помогает с наведением порядка в общежитии, и в один день к Искандеру приходят люди из секретариата, чей отпуск как раз закончился.       — Добрый день, мистер Моро, — произносит явно посвежевший секретарь. — А у меня к вам радостные вести. Так как с ремонтом общежития закончено, вы можете переехать в персональную комнату — мы вам все подготовим.       — …А зачем?       Мужчина, не ожидавший такого продолжения, удивленно пялится на профессора, даже планшет опускает, но тут же прижимает к груди, едва не роняя все бумаги на пол. А Моро, стоявший в дверях, выжидательно смотрит на посланника секретариата, постукивая ногой.       — Как, зачем?.. Вы же хотели отдельное пространство… — переспрашивает секретарь растерянно, шуршит бумажками. — Документы уже подготовлены… Что с ними делать?..       — Ну, спр-рячьте их там куда подальше и забудьте, как это у вас обычно делается. — немного резче, чем хотелось бы, прерывает его Искандер.       — То есть как?..       — А вот так. Поздно уже. Я тут пр-рижился. Ср-росся. Дал кор-рни. В общем, никуда отсюда не пер-рееду.       «Мое сердце здесь прописано теперь, куда же я без него уйду?..»       Филл, только что вышедший из ванной, так и замирает в дверях с удивленным выражением лица. Секретарь переводит на него взгляд в какой-то странной просьбе о помощи, но юноша только пожимает плечами — мол, я тут не виноват. Ну или, по крайней мере, не сознаюсь.       — То есть, Вы отказываетесь от отдельного проживания, я правильно вас понимаю, мсье Моро? — уточняет он в последний раз, занеся ручку над планшетом с бумагами. — И будете здесь?..       — Абсолютно так. — кивает Искандер нетерпеливо. — Я должен что-то подписать, вер-рно?       — Да… Вот здесь, пожалуйста…       Секретарь, все ещё ошарашенный, подаёт Моро планшет. Тот расписывается без малейших колебаний, широким росчерком разделяя лист надвое и мужчина уходит в состоянии крайнего удивления — на его памяти ещё ни один преподаватель так легко не отказывался от места.       — Р-раньше надо было бегать, товар-рищи… — усмехается профессор, закрывая за секретарём дверь и возвращаясь к сортировке книг. Его прервали на самом интересном, как раз перешёл к расстановке поэзии. Пушкин, Рождественский, Евтушенко, Высоцкий, все вместе, все рядышком, но немного подумав Искандер все-таки переставляет Рождественского на стол, под руку.       — Я могу считать это признанием… — со смешком спрашивает Филл, подходя к шкафу и вытягивая новое полотенце. -…Моих кулинарных заслуг? — и не смотрит даже, чувствуя, как внутри нарастает какое-то странное тепло.       — Пр-ризнанием кулинар-рных заслуг и чудесных соседских качеств… — мурлыкает довольный Моро, мельком через плечо поглядывая на Филла. А потом добавляет, отвернув голову в сторону, чтобы не было видно вспыхнувшего румянца на щеках, не было заметно разницы между Искандером-раздраженным и Искандером-смущенным: — Как я тебя оставлю одного?..       Руки парня вздрагивают за дверцей шкафа, и он поспешно прячет лицо в полотенце, едва различимо выдыхая в него: «Видимо, никак». И от этого становится до странного уютно.       Пожалуй, в этот день рождения он получает один из лучших подарков своей жизни. Правда, Искандер вряд ли об этом узнает. И вряд ли имел это в виду.       — Надо бы зайти к р-ребятам пер-ред началом занятий… Потом уже будет гор-раздо сложнее выкр-роить день. Ты пойдёшь со мной? — сейчас Моро поворачивается уже целиком, и выжидающе смотрит на Филла, очень надеясь что тот не заметит следов смущения. Хинтерн вскидывает голову, и в его взгляде явно видно замешательство.       — Прямо сегодня?.. — спрашивает парень с тихим нежеланием. Но затем встряхивается и чуть кивает: — Ладно. Только волосы просушу.

***

      Всю дорогу до приюта он явно пребывает в тяжёлых мыслях. В горле стоит комок, и Филлу… не хочется идти. Но он смотрит на Искандера и ему становится немного легче.       Хотя без ребят, которых он называл семьёй, дни рождения кажутся такими… неполноценными. Неправильными.       И когда он, открывая дверь, вдруг видит перед собой двух молодых людей — парня и девушку, Филл замирает на пороге, неверяще распахивая глаза:       — Джесс?.. Джилл?..       А брат и сестра, поднимаясь от детей, оборачиваются все так же синхронно, как и раньше. Брат и сестра-погодки, выросшие вместе с ним в одном приюте. Его старшие — и его лучшие друзья. Его семья.       — Привет, младшенький.       — Остальные к сожалению не смогли в этом году, но вот в следующем…       — Да не стой же ты как истукан, иди сюда!       И они крепко стискивают парня в объятиях. Так, как могут те, с кем ты вырос.       «А ты не хотел идти…», — Моро, улыбаясь, наблюдает за этой сценой с порога. Младшие уже обступают его со всех сторон, что-то наперебой спрашивают, тянут за руки, и Искандер с трудом отводит взгляд от Филла, садится на корточки перед детьми и внимательно слушает их. И пусть его мысли заняты совсем другим, но он все же берет себя в руки, удерживая нить перекрывающих друг друга детских фраз, и погружается в беседу.       Этот день впервые со времён выпуска Филла становится действительно весёлым. Парень улыбается, и неосознанно держится ближе к старшим, то и дело что-то им говоря. Однако в какой-то момент Джесс — самый старший — поднимается с места:       — Ладно, детишки, вы тут обнимайтесь, а я пойду портить себе здоровье, — со смешком произносит он, и, вынув из рюкзака сигареты, направляется на выход.       — Молодой человек, постойте, — к нему присоединяется Искандер, с трудом выбравшийся от «детской атаки», — Позвольте попор-ртить здор-ровье вместе. — в его руках тоже пачка сигарет и зажигалка.       — Не возражаю, папаша, — хмыкает Джесс, проходя первым к воротам и, прислонившись к столбу, закуривает.       Какое-то время он молчит, но затем произносит:       — Спасибо, что приглядываете за нашим младшеньким.       — Это как-то само вышло. — пожимает плечами Искандер, медленно курит, растягивая момент расслабления. — Естественно и пр-росто. Будто и должно было так быть…       Он улыбается уголками губ, удобнее опирается на парапет забора.       — А я не пр-редполагал, что у Филла есть родные брат и сестра.       — Да мы тут все родные, — усмехается Джесс. — Все 13 человек. Прямо как эта роковая восьмерка, — и парень кивает на здание приюта, выдыхая дым.       — Все?.. — вдруг переспрашивает Искандер, и сердце в груди екает. Екает от того ощущения недосказанности, которое царило между ним и Филлом, и теперь от слов Джесса оно только усиливается.       Кажется, он что-то действительно начинает понимать. И аккуратно подводит, спрашивая:       — Все пр-риютские друг другу р-родные… Вне зависимости от места?..       — Ну, вообще в зависимости от места, — пожимает плечами Джесс. — Нас вот 13 было, тех, кого не взяли. 13 и есть. Ещё четверым повезло. У одного даже настоящий отец нашелся. Живым. — Парень задумчиво затягивается. — Но эти ребята тоже теперь наши, раз уж Филл их принял. Мы своих не бросаем.       «Мы своих не бросаем».       И у Искандера вдруг резко все встаёт по местам. Разрешение секретариата о постоянном проживании в университете, удивительная открытость и спокойствие Филла в приюте, его лёгкость в общении с этими детьми…       «Он свой. Он такой же, как ты».       Теперь картина целиком складывается в его голове, и Моро медленно качает ей влево-вправо, словно пытаясь утрясти полученную информацию.       Странный мальчик вдруг стал еще ближе и роднее, чем он мог себе представить.       — Пр-ринял — не то слово… — бормочет он, не отрывая глаз от приюта.       — Вы не знали, — понимающе улыбается парень. — Ну да, Филл с детства все скрывает, болван наш младшенький. Но он и дольше всех нас там был… — Парень тушит сигарету об железную створку и, смахнув пепел, прячет бычок в руке чтобы выкинуть позже.       — Он сказал ещё р-раньше. Пр-росто я не понял его. — дергает плечом Моро, устраивая окурок в портсигаре. — А лар-рчик просто откр-рывался…       — Он вам сказал? — удивленно произносит Джесс. — Видимо, вы довольно близки.       И смотрит внимательно-внимательно, словно заново изучая Искандера.       — Можно считать, что сказал. А я в тот момент не додумался сложить дважды два, хотя сам все это знаю… — Искандер грустно улыбается, переводит внимание с приютских окон на Джесса. — Тепер-рь сближение явно неизбежно…       — Я смотрю, вы тоже из наших? — полуутверждающе спрашивает парень. И, разворачиваясь в обратный путь, чуть усмехается. — Что ж, тогда добро пожаловать в семью.       — Да… Из наших. — в улыбке мужчины проклёвывается искренность, и он идёт вслед за Джессом, пряча портсигар в карман. — И наконец-то дома.       Этот вечер, кажется, становится самым теплым в жизни Филла. Здесь, с детьми и семьей, он чувствует себя счастливым. И когда к семи часам Джилл с Джессом заговорщически приносят свой ноутбук, подключаясь к общему видео-чату, чтобы связаться с остальными, Хинтерн даже не может что-то сказать. Просто смотрит на лица ребят, большая часть из которых уже выпустилась, и на нескольких новых, посматривающих из-за плеча еще остающихся дома и, отворачиваясь украдкой, протирает покрасневшие глаза.       И, может быть, он даже немного счастлив.       По-настоящему счастлив.