Позволь мне любить тебя

      В целом, летние деньки тянутся спокойно. Уезжают последние учащиеся из общежития — в этом году из-за ремонта не остаются даже те, кто оставался из-за проблем в семье. Ну, кроме Хинтерна. Часть преподавателей тоже уходит в отпуск до середины июля.       Однако с оставшимися, как и в прошлом году, Филл с легкостью находит общий язык, в один из дней внезапно спрашивая об Искандере. Немногое — мнение коллег, репутацию там… И день рождения. Правда оказывается, что его они уже пропустили — 3 мая давно прошло, но это юношу не останавливает. И одним утром он встает намного раньше обычного, тихо проскальзывая на кухню и вспоминая навыки, которые очень давно не применял для себя и остальных. А конкретно — навыки выпечки.       Медовик получается, на заниженный взгляд Ворона, вроде как съедобным. Однако парень все равно волнуется, и потому по привычке извлекает страницу из блокнота, задумываясь о том, как бы подписать свой подарок. Весь боевой настрой в духе «дождаться и вручить в руки» куда-то испаряется чертовски быстрыми темпами.       Но, пока записка долго и упорно рождается усилиями Филла, он начисто пропускает момент, когда в кухне появляется кто-то ещё. И заинтересованным голосом этот кто-то произносит из-за спины, явно намереваясь заглянуть через плечо:       — А я не думал, что ты такой р-ранний птенец…       Филл вздрагивает, резко оборачиваясь с каким-то пристыженным взглядом, будто его поймали на краже, а затем тихо произносит:       — Да я не особо… Просто хотел успеть…       И чуть отходит, кивая головой на торт — все равно скрывать уже поздно.       — Мы, конечно, ваш день рождения пропустили, но… Все равно хотел что-нибудь сделать.       Искандер переводит взгляд с парня на торт, и в его глазах замирает выражение крайнего удивления. Он аккуратно подходит ближе, рассматривает торт так, будто он точно не настоящий и сейчас растает, как мираж, стоит только обдать его потоком воздуха со стороны.       — Это… мне?.. Пр-равда?       Судя по всему, Моро никак не может принять факт, что ради него заморочились с готовкой торта. И удивительная трансформация происходит у Филла буквально на глазах, и взрослый, очень серьезный мужчина вдруг превращается в растерянного ребёнка, которому принесли запоздалый подарок к уже прошедшему, забытому празднику.       — Пр-равда сам испёк?.. Да?..       — Ага… — Тоже растерянно, но уже от чужой реакции, произносит Хинтерн, вскидывая руку к затылку и рефлекторно взъерошивая волосы, а после отводя взгляд к полу: — Правда я давно не практиковался, так что вкус может подвести, но…              Договорить у Филла не получается — Искандер обнимает его быстрее, чем он придумывает ответ. И в этом жесте у немногословного в обыденной жизни профессора все и сразу. Как и в голосе, который дрожит от едва скрываемого волнения, когда он произносит тихо-тихо, так, как будто рассказывает «очень-очень страшную тайну»:       — Спасибо, мой мальчик… Спасибо…       И Филл замирает от этого жеста, словно впадая в оцепенение, и руки его мелко подрагивают — он рефлекторно прячет их за спину, упираясь в стол.       — Не думал… Что вы столь сентиментальны, — с тихим нервным смешком отзывается парень, и только уши его горят от смешанных чувств. — Так и будете меня зажимать или все же попробуете?..       — Сначала вытр-рясу из тебя дух, потом только попр-робую… — но, справедливости ради, самого Искандера ненадолго хватает на такой искренний порыв, и он отступает, выпуская Филла «на свободу». Сам выглядит далеко не лучшим образом с лихорадочно-красными щеками и блестящими смущением глазами. — Чаем тогда озаботься, что ли… Не будем же в сухомятку жевать…       И Моро утыкается в нижний ящик, параллельно пытаясь успокоиться. Хинтерн тихо смеется, включая чайник и стискивая левой рукой правое плечо как-то слишком нервно, но постепенно медленно разжимая пальцы.       И упрямо отгоняя темные мысли, выбирающиеся откуда-то из глубины разума.       — Мятный или цитрусовый? — спрашивает он Искандера, когда вода закипает.       — Мятный… — профессор вынимает из шкафа тарелки, добавляет по вилке и ножу, и красиво расставляет скромный «сервиз» на столе. В центре ставит торт, как главное блюдо, и прицельно нарезает два куска. — Кр-ромсать целиком не будем, по мер-ре потр-ребления…       — Чей торт, того и правила, — мурлыкает Филл, заваривая пару чашек чая и ставя их на столе, а затем садясь на одно из мест и поглядывая на Искандера. Ему все еще не верится в такую… бурную реакцию, тем более от Моро — за весну пташки уже успели понять, что обычное выражение лица профессора — насмешливый кирпич. Либо равнодушный кирпич. Либо недоуменный кирпич, который в одну секунду сменяется «похерфэйсным» кирпичом. И так по кругу.       А здесь за пять минут такая буря эмоций и восторга, как будто мужчину просто подменили, или хорошенько стукнули по голове чем-то тяжёлым, и он «переродился» другим за считанные секунды. И уж совсем стало непонятно, какой Моро настоящий — тот, который одной меткой фразой может поставить на место с каменным взглядом, или тот, который сейчас радуется обычному торту как ребёнок…       — А, ну если ты даёшь мне такую свободу действий, я учту… — Искандер улыбается, аккуратно укладывает по кусочку на каждую тарелку, и придвигает к Филлу. — Уже не вспомню, когда в последний р-раз ел сладкое…       — Буду рад, если вам понравится, — не особо уверенно отзывается Хинтерн, покручивая чайную ложку в руке и не решаясь пробовать первым. Нет, он, конечно, проверял во время готовки, но после уже не прикасался. И сейчас то и дело стреляет взглядом по лицу Моро в ожидании оценки. Искандер не заставляет долго себя ждать, отделяет первый кусочек вилкой и отправляет в рот. Держит несколько секунд, кажется, только на языке, медленно пережевывает. По мере пережёвывания его лицо из сосредоточенного становится настороженным, будто он к чему-то прислушивается, и вдруг резко выдыхает. Проглатывает.       — Кажется… Я действительно становлюсь чр-резмер-рно сентиментальным… — и, уже смелее отделяя порцию побольше, Моро жуёт более расслабленно, и выражение счастливого ребёнка только укрепляется. — Потому что, во-пер-рвых, чер-ртовски вкусно… во-втор-рых, я обожаю медовик ещё с пр-риютских вр-ремён…       — Я тоже, — едва слышно произносит Хинтерн, улыбаясь чуть расслабленнее и тоже отправляя торт себе в рот. Он не любит заморачиваться с готовкой ради себя, но, пожалуй, в этот раз у него правда выходит неплохо.       — Что тоже? — у Искандера слишком хороший слух, чтобы так просто пропустить мимо какую-либо фразу, и он смотрит заинтересованно на Филла, не отрываясь от торта. — Ты о пр-риюте?       — А? — Кажется, Хинтерн сам не замечает, как произносит это вслух, и после немного смущенно улыбается: — А, да. Я там волонтер с прошлого лета… В этом тоже пойду. Хотя и в течение года заскакиваю, но надолго не выходит…       — А-а-а, понял… — Моро щурится, внимательно рассматривая Филла, но больше ничего не спрашивает, видя его смущение. — Мне кажется, их обязательно надо пор-радовать таким же тор-ртиком…       — Хотите поучаствовать? — хмыкает Филл, впрочем, не то чтобы серьезно, и прячет взгляд в тарелке. — Но да, мы договаривались с ними, что в этом году я научу их выпечке. В прошлом только гитару и обычную кухню показывал.       И, говоря о волонтерстве, Хинтерн улыбается задумчиво и тепло. Он любит этих детей — и они отвечают ему тем же, зная о нем, возможно, больше, чем его «друзья». Потому что они одинаковы, если говорить честно. И рядом с ними он чувствует себя кем-то… уместным.       — Если тебя не смутит компания взр-рослого дядьки, я бы с удовольствием пр-рисоединился. — Искандер же наоборот отвечает серьезно, смотрит на Филла выжидающе. — Ты с выпечкой… Я с чем-то более пр-рикладным…       Ворон поднимает удивленный, но в целом теплый взгляд на профессора, и в глазах его видна радость, хоть и не за себя.       — Дети будут рады новому лицу, — пожимает он плечами. — Только сами решите, когда — я напишу настоятельнице.              Местный приют… Действительно особенный, если так можно сказать. Несмотря на обеспечение местной церковью (и волонтерскими организациями), он сохраняет свою светскость, избегая особой строгости. Конечно, детей приобщают к религии, однако протестантский дух самой церкви помогает избегать лишних строгих порядков и обрядовой части. Да и детей там немного — человек 8 разных возрастов. Впрочем, для Хинтерна, прекрасно знающего проблемы подобного «детства», их, возможно, даже слишком много. Поэтому он постоянно поддерживает связь с ними и владелицей приюта.       — Наше р-расписание тепер-рь не зависит от универ-рситета, по крайней мер-ре, до сер-редины июля точно. Хотя… — Моро бряцает вилкой об тарелку, утаскивая последний кусочек торта. — Ты говор-рил, что твое волонтер-рство начинается в июле… Я могу пр-рисоединиться к тебе именно тогда?       — Тогда договорились, — кивает парень с улыбкой. — Впрочем, это просто «учтенная часть». Ну и в июле я к ним почти каждый день прихожу, а так обычно раз-два в месяц. В общем, я просто позову вас в следующий раз? — полувопросительно произносит Хинтерн.       — Так точно. — Искандер, не отвлекаясь от отрезания чуть большего куска торта, чем первого, довольно улыбается. — Посмотр-рим, влезу ли я к сентябр-рю в новый костюм…       — Ничего, — со смешком отзывается Ворон. — Прогулки и не от такого спасали.