Вересковая пустошь

С пожеланиями доброго утра Вира вошла в спальню, и сообщила тихим голосом, что мне нужно как можно скорее, подняться, решить личные дела в уборной, чтобы она могла уже промыть мне глаза. Понимая, что в данный момент я полностью завишу от ее расположения, не стала возражать, да и какой был бы смысл вести себя иначе. Когда знахарка занялась моими болячками, я только вздыхала, пытаясь унять свое беспокойство и вновь проснувшееся любопытство. Отвечать на вопросы Вира не стала бы, о чем довольно четко дала мне понять еще вчера, да и краткие фразы, что сопровождали ее действия, произносились тихо, словно она опасалась, что ее кто-то услышит. И подобное поведение пугало даже больше, чем если бы она повысила голос или отказалась бы ухаживать за мною. — Хорошо, гной вымылся, но глаза сможешь открыть только к вечеру, промывать будем почаще, — убирая свои принадлежности по уходу за больной, Вира произнесла самую длинную фразу за это утро, и умолкла. Затем что-то зашипела себе под нос, и я услышала совсем близко от себя ее взволнованный шепот: — Кнэз очнулся… и требует привести тебя к нему для разговора… но я пока убедила его, что ты слишком слаба… до вечера есть время. Надеюсь, смогу вернуть тебе зрение к вечерней трапезе. После нее кто-нибудь тебя проводит к нему. Я вздрогнула, пытаясь осознать, что за странная реакция: страх, неприязнь… Да еще и этот жуткий шепот знахарки, словно она отчего-то и сама испугана. — Что… что мне ждать? — в горле пересохло, пришлось с трудом проталкивать в горле вязку слюну. — Не знаю. Но советую, не спорить с ним, соглашаться на его требования… — К-какие т-требования? Я не боялась посягательств на свое тело со стороны кнэза, стара я была уже для этого, да и внешний вид вряд ли мог бы привлечь какого мужчину, но вот оказаться в роли рабы или потенциальной жертвы какого-то маньяка… это и было страшно. — Ты — призванная… не бойся. Никто не обидит. Вира видимо поняла, чего именно я боюсь, и решила как-то приободрить. — Да к тому же… в этой мрачной крепости нет других женщин. Я не в счет… завтра меня уже здесь не будет. — Как это нет других женщин? — не поверила я, выдавив вопрос осипшим голосом. — Выпей воды, — заботливая женщина поднесла к моему рту емкость с водой и позволила напиться. — Мы в приграничье… ни одна женщина не захочет находиться в этой крепости, особенно когда начинается Сумеречный Шторм. — Ничего не понимаю, — схватилась я за голову руками. — Может объяснишь уже нормально. Где я вообще? Как попала к вам? Что это за крепость и кто ее хозяин? — Тихо-тихо, не надо… успокойся. Я только хотела, чтобы ты не спорила с ним. У кнэза Рэмуэрда тяжелый характер, но он никогда не обидит женщину, старую или молодую… не важно. Здесь живут еще его пять братьев. Все они настоящие воины. Младшему еще нет и пятнадцати лет… ты его уже знаешь — это Тамин. Но не спрашивай больше ничего. Прошу. А меня почему-то вдруг осенила одна странная мысль, что я до сих пор даже не задумывалась — что же на мне надето? Провела ладонями по телу и замерла в нерешительности. — Э-эм… Вира, скажи, а в чем это я? Мне кажется, это не мое платье… Повисшая тишина и отсутствие ответа напрягло, но знахарка вдруг выдохнула и издала странный смешок. — И, правда… я даже не подумала, — пробормотала она вроде бы смутившись. — Балахон какой-то… Надо бы тебя переодеть. Но во что? У меня есть одно сменное платье с собой, но… тебе оно будет велико. Ты вона какая худая. Стоп. Что значит — худая? Неужели для этих странных людей мои девяносто пять кило кажется худобой? — То есть… подожди, что значит худая… я вообще-то страдаю излишками веса… Снова молчание в ответ. Я повернулась на звук шагов, пытаясь понять, неужели она сейчас уйдет вот так, не ответив мне. — Я вернусь… платье принесу. — Вира, — позвала я ее, — да ответь же… я что… похудела? Хлопнула дверь. Вот и поговорили. Черт возьми, так хотелось сейчас громко выругаться. Редко когда я замечала за собой вот такое яростное желание ругаться, честное слово. Даже когда разводился муж со мною, выкидывал меня из нашего общего коттеджа, выгнал с работы… и то, не ругалась матом. А сейчас, смотри-ка, готова сорваться. А ведь не случайно мне показалось, что я стала словно легче. Ой, не случайно. Может я просто не заметила, что на нервной почве в последнее время стала терять в весе? Не питалась же толком, кусок в горло не лез из-за всех этих переживаний, что устроил мне муженек, уже бывший. Мысли перескочили на новые проблемы, вернее слова, что произнесла знахарка. И как понимать еще это выражение — «призванная»? Кто призвал, куда, зачем? Если бы я не испытывала реальной боли, то посчитала бы, что мне снится дурной сон. С другой стороны, вполне возможно, что я сейчас нахожусь в больнице в состоянии комы. Наверное, человек, пребывая без сознания, все же может испытывать физическую боль. Ох, не о том я думаю. Потерев ладонью левой руки правое предплечье, грустно улыбнулась. А ведь у меня вполне мог быть сын, такой же, как Тамин. Этого же возраста. Или дочка. Пятнадцать лет — замечательный возраст. Ох, но если в этой крепости, как сказала Вира, нет других женщин, то где же мама Тамина? Живет со старшими братьями… не с родителями. Неужели мама у него умерла? Во мне вдруг всколыхнулись нерастраченные материнские чувства: от сожаления до нежности. Парень-то, судя по голосу, добрый малый, отзывчивый. Вон как за мной ухаживал, даже не постеснялся в уборную сводить, и под ручку поддержать. Так, довольно разлеживаться, пол дощатый довольно теплый, может смогу немного размять свои косточки. Поднялась, вытянула вверх сцепленные в пальцах руки и принюхалась. Ну и запашок от меня, то еще амбрэ. Странно, что после подземелья никто не предложил искупаться, да хотя бы знахарка. Взяли и уложили в постель этакую грязную. Ладно, вот вернется Вира, попрошусь искупнуться. Да стыдно чужое платье надевать на грязное тело. Думаю, что и хозяевам будет приятнее общаться не с вонючей кикиморой, а с опрятной… Бабой Ягой. Да, мне сейчас очень, должно быть, эта роль подошла бы. Не успела я посмаковать как следует последнюю мысль, как расслышала скрип открывающейся двери. Я повернулась на звук, продолжая стоять на своих ногах, обняв свои предплечья руками. Сдавленный возглас от двери удивил, но прозвучавшее следом обеспокоенное: «Вам уже лучше?» — заставило невольно улыбнуться. — Тамин, проходи… и спасибо, мне правда получше. — Я вам завтрак принес. Медина Светлая Лана, вы любите поджаренную яичницу? — мне показалось, что парнишка не совсем был уверен в моем положительном ответе. — Это было бы здорово, — ответила, и попыталась нащупать рукой край кровати. — Подождите, я сейчас… вот сюда поставлю поднос. Дайте руку, я помогу. Удивительно, как ловко получилось у него и меня усадить поудобнее, и накормить невидящую пациентку фактически с ложечки, при этом ни разу не пронеся ее мимо моего рта. — Вот ты где? — раздался окрик Виры со стороны двери. — А ну бегом отсюда, там уже обыскались тебя. Оставь все, я сама уберу. Если кнэз узнает, что ты ослушался… влетит, мало не покажется. Тамин сорвался с места, бросив мне на ходу: «Я все равно еще прибегу к вам», и скрылся за дверью спальни. — Вира, почему ему нельзя меня навещать? — мне стало даже больно от понимания, что вот так просто лишить меня этого лучика света и радости, что зовется Тамином. — Пока нельзя. Наелась? Давай тогда переодеваться, — знахарка довольно твердо ответила на мои вздохи. — Но я вся грязная, ты только принюхайся… Мне бы сначала помыться. Женщина хмыкнула, затем помолчала какое-то время, словно раздумывая над ответом, затем с сомнением в голосе переспросила: — Ты, правда, хочешь помыться? — Ну естественно. Или у вас все ходят грязными и считают, что чистота не является залогом здоровья? — Нет, конечно, просто я почему-то думала, что ты не захочешь пока менять свой запах… — Почему это не захочу? — Чтобы отпугнуть мужчин, как иначе-то? Вот тут я не удержалась — рассмеялась. — Мужчин… отпугнуть… от меня? Ну насмешила. Да какие мужчины в моем возрасте? — Погоди-ка, — задумчиво произнесла знахарка, — а сколько, по твоему, тебе лет? Смеяться тут же перестала, недоуменно пытаясь понять смысл вопроса о моем возрасте. — Знахарка, ты сама что ли не видела, когда залечивала мои раны. Мое тело уже давно не юное… очень давно. — Э-эм… мдааа… Что за странное мычание? Замерла, прислушиваясь к сдавленным смешкам, которые нет-нет да вырвутся из горла собеседницы. — Ладно. Мыться значит. Хорошо. Это даже интересно… что ж. И снова молчание. — Вира, — осторожно произнесла, не понимая ее реакции. — Что происходит? — Нет-нет, ничего. Сейчас я все организую. Заодно и травяной взвар еще сварю, в купание добавим. Так, надо еще дров подбросить в камин… я быстро. Горячей воды натаскали молчаливые слуги-мужчины, пока я сидела на кровати и прислушивалась к звукам: то топот ног раздастся, то плеск воды, то указания Виры послышатся. Ванные процедуры для меня готовили в уборной, которая, по словам знахарки, и была для этого предназначена. Жалко, что я не могла видеть убранства как спальни, так и ванной комнаты. Было донельзя любопытно, как же тут все устроено. Когда настало время идти мыться, Вира помогла мне разоблачиться и влезть в высокую лохань, затем натирала волосы пенной массой, пахнущей травами — как стало мне известно позже, то бы запах вереска. Тело так же помогла помыть знахарка, натирая его мягкой тканью со взбитой пеной. Ополоснув из какой-то емкости волосы и плечи, заставила подняться, чтобы обработать те места на теле, где покусали пчелы. Должно быть Вира так увлеклась своими обязанностями, что не расслышала как открылась дверь в уборную, к которой я стояла спиной в полный рост, и потому я тоже не сразу отреагировала на этот звук. А вот возглас, какой-то сдавленный и удивленный, расслышала, как и затем произнесенное мужским голосом: «Извините… «. Дверь с громким стуком закрылась. Я замерла, смущенно представляя, какую печальную и возможно неприятную картину мог увидеть тот, кто так неосмотрительно ворвался в импровизированную купальню — да, увидеть обнаженную немолодую даму, пусть и со спины, не самое приятное зрелище, надо полагать. — Вот же… неугомонные, — проворчала рядом Вира и замотала меня в какую-то мягкую ткань, чтобы тут же помочь выбраться из лохани. — Не расстраивайся, кто бы там ни был, ничего страшного не случилось. Можно подумать, эти… обормоты, голой женщины не видели. Вот же… охальники! Вира еще долго что-то бурчала недовольно себе под нос, и когда надевала на меня свое платье, завязывая широкий тканевый поясок вокруг талии, так, чтобы оно не болталось вокруг моего тела, и когда помогала снова устроиться в постели, подоткнув одеяло под ноги. Затем без слов взяла и вышла, оставив меня одну. Я же только криво улыбнулась, не совсем понимая, чего это она так разошлась, ну прямо изворчалась вся, а еще было интересно узнать — кто вообще ворвался в самый неподходящий момент, и зачем это было сделано? Пожав мысленно плечами, мне-то в принципе чего опасаться — не девушка же, решила отдохнуть, чувствуя некоторую усталость. Казалось, только глаза прикрыла, как не заметила — уснула. — Медина Светлая Лана, просыпайтесь, — настойчивый голос проник в сознание, выдернув из мира сновидений, и я узнала голос Тамина. Обрадовалась, попыталась сесть, и удивилась, что на глазах уже нет повязки, и я смогла разлепить веки. Нечеткие контуры силуэта парня, что сидел у меня в ногах, разглядеть получилось, и я снова обрадовалась. Как мало надо для счастья — всего-то иметь возможность видеть, покинув мир Тьмы. — Тамин, подсядь ближе, я хоть тебя рассмотрю, — улыбнулась я, похлопав ладонью по краю постели рядом с собой. — Вы уже можете видеть? — тоже обрадовался Тамин, и быстро перебрался ближе, пытливо вглядываясь в мои глаза, которые были все еще опухшие, с отеками, но все же… все же я его смогла разглядеть. Красивый мальчик… или… погоди-ка! Ухватила парня за руку и поднесла к своему лицу — а пальцы-то тонкие, руки нежные, как у девушки. И тонкие черты лица, изящный носик, озорные, любопытные сиреневые глазки… что? Сиреневые?! Быть того не может! — Тамин… а ты… — и вот как спросить и не обидеть, а вдруг он и в самом деле парень. — Что-то хотел? — Да, то есть… нет. Просто хотел узнать, как вы себя чувствуете. И замолчал, о чем-то явно мучительно думая. Я же любовалась его точеным профилем, когда парень отвернул лицо в сторону окна, затем невольно проследила за его взглядом и поняла, что могу наконец-то осмотреться. И первое, что бросилось в глаза, были окна. Узкие, высокие, как бойницы, с мутным стеклом, а за ними занимался багряный тяжелый закат. Кровавый. Бр-р, поежившись, быстро осмотрела спальню, озаряемую отблесками огня, что весело горел в большом, в полстены, камине. Кровать, на которой я возлежала с краю, была просто огромной, с высоким балдахином из какой-то темной, плотной ткани, да и сама комната оказалась несколько больше, чем мне представлялось. Чтобы остальное разглядеть, понадобилось бы подняться и света побольше зажечь. Не понять так сходу, есть в комнате электричество или нет, а вдруг тут свечами пользуются? — Спасибо, Тамин, — наконец вспомнила, что я не одна, и снова уделила внимание замершему, словно истукан парню, который отчего-то дырку на моем лице прожег своими любопытными взглядами. — И все же… что ты хотел? — В общем, — решился он и выпалил, — не отказывайтесь от предложения моего брата, очень вас прошу. — Какого предложения? — нервно хихикнула я, и прикрыла рот ладонью. — И которого из братьев? У тебя ведь их много? -Да… я про Рэма… то есть кнэза Рэмуэрда. Он обязательно вам предложение сделает… ну то или иное… так положено. И кое-что потребует взамен. Так вы обязательно соглашайтесь. Вы должны с нами остаться. — Да неужели? — своей непосредственностью Тамин, если честно, сбил меня несколько с толку. — И все-таки, что за предложение и что он потребует взамен? Поджав губы, испытывая странное раздражение, что все так и норовят говорить со мною загадками — знахарка, Тамин, — попыталась выспросить подробности. — Лучше бы тебе все рассказать, Тамин. Подготовить меня, так сказать, морально… Парень бросил несчастный взгляд в сторону двери, явно сожалея уже, что начал этот разговор, но то ли был достаточно воспитан, то ли, и правда, ему хотелось поделиться своими мыслями, потому как, вздохнув, произнес почти шепотом: — Не выдавайте меня. Я кивнула, мысленно молясь, чтобы Тамин хоть что-нибудь уже объяснил. А малой посмотрел на меня в упор своими невозможно-сиреневыми глазищами и хмуро добавил: — Это был шанс… единственный, призвать того, кто сможет… кто справится с… Я даже наклонилась немного вперед, чтобы ничего не пропустить. — С кем… или с чем? — так же шепотом подбодрила я его. — С духом Иригарской крепости. Кнэз Рэмуэрд получил великую милость от нашего Повелителя за доблестные подвиги и защиту Приграничья, и нам даровали древний артефакт для призыва… Артефакт выбрал вас. Значит, вы должны справиться и согласиться остаться. Что за ересь? Я откинулась на подушки, зажмурившись, чувствуя приближающийся приступ систолии. Или это проснулась память организма на подобную реакцию, которая выработалась у меня за столько лет непрекращающегося стресса. Сказать, что я была разочарована, значит ничего не сказать. Как можно было так надо мною подшутить? — Тамин, зачем… вот скажи мне, зачем ты так жестоко шутишь? — пробормотала я, комкая пальцами край одеяла. — Я не шучу. Это правда! Если честно, не хотелось бы думать о мальчике плохо, но учитывая, что я давно рассталась с какими-либо иллюзиями относительно людей и мотивов их поступков, не могла сейчас поверить в ту ахинею, что выдал мне за правду Тамин. — Что ты здесь делаешь?! — зашипела вдруг дурным голосом Вира, появившаяся в дверях. -Тами! Немедленно ступай в Зал приемов. И держи язык за зубами. Я недоуменно наблюдала за тем, как замкнулся парнишка от окрика знахарки, как он резво вскочил и ринулся вон из комнаты. Вира подошла ко мне ближе, и я, наконец, смогла ее рассмотреть. Это была молодая женщина с черными, как смоль, волосами, собранными в тугую косу, что спускалась по груди, словно змея. Узкие губы, сжатые в данный момент в тонкую линию, и черные, глубокие глаза, метавшие молнии… Она злилась? На кого? На Тамина или… меня? Стройная, высокая, с осанкой гордой дворянки, но в простом сером платье, без единого кружева или какого-либо украшения — такая Вира меня немного настораживала, если не сказать больше — она меня почему-то напугала. — Вира… вот ты какая? — протянула я негромко. — Какая?! — вздернула она недовольно брови вверх и сложила руки на груди в замок. — Спасибо тебе за заботу обо мне… Вира вдруг усмехнулась и махнула рукой. Затем подошла еще ближе и взяла меня за руки, чтобы осмотреть их. К лицу моему она прикасаться не стала, оглядела с легким прищуром, покачала головой и спокойно произнесла: — Что ж… краше я тебя сделать вряд ли смогу. Пойдешь такой, какая есть. Отеки еще будут держаться дней пять. Мне показалось, она произнесла другое слово, но мой мозг сам выдал более близкое понятие к тому, что озвучила знахарка. — Собирайся, тебя уже ждет кнэз. Приведи себя в порядок. И запомни, к кнэзу обращаться можно только тогда, когда он позволит. Отвечать ты обязана на все вопросы, что он задаст тебе, не дерзи и не груби, а если сказать нечего, лучше вообще помолчи. И не подходи к нему ближе, чем на двадцать шагов. Это я ради твоего же блага советую. — Какие странные инструкции, — ответила я, направляясь в уборную, затем остановилась и посмотрела на Виру, взгляд которой мне показался каким-то обреченным. — Особенно про количество шагов. Грубить и дерзить — увольте, нет у меня такой привычки — общаться в подобном тоне с незнакомыми людьми, на вопросы отвечу, если смогу. Кстати, Вира, может, ты мне скажешь, в какой же стране я нахожусь? Знахарка вздрогнула, словно очнулась от своих тяжких дум, и в упор посмотрела мне в глаза. — Медина Светлая Лана, ты что ли до сих пор не поняла, что ты не своей стране, и даже не в своем мире, если уж на то пошло?! — ЧТО?!