Various Storms and Saints/Грозы и Святые

Драко закрыл за собой дверь спальни, как только она уснула. Увидев своего лучшего друга, стоящего с бутылкой сливочного пива в руке, он направился к нему. Тео подтолкнул к нему другую бутылку по поверхности кухонного островка, и пронаблюдал за тем, как друг делает большой глоток, предполагая, что тот мечтает о настоящем алкоголе. — Нам стоит присесть? — спросил он. — Пытаешься помягче меня отшить? — пошутил Тео, расположившись на диване и потягиваясь. Драко сел в кресло, держа бутылку на своём колене, и выжидательно посмотрел на друга. По правде говоря, он никогда не рассчитывал, что этот разговор когда-либо состоится. Чёрт, в этом году уже случилось несколько вещей, на которые он никогда не рассчитывал, но не то чтобы он жаловался. Глаза Драко метнулись к двери, затем обратно на Тео, дабы убедиться, что под ней не мелькает тень. Он может поговорить об этом, но только если она не будет слушать. — Я честный парень, Малфой, мы оба знаем это, — начал Тео. — Но, кажется, ты не был до конца честен со мной. — Ты действительно ждёшь, что я буду рассказывать тебе абсолютно всё? — спросил Драко, сделав короткий глоток. — Мне необязательно знать, сколько раз в неделю ты ходишь в туалет, но для последних нескольких часов мне нужно немного объяснений. — Ладно, — вздохнул он. — С чего мне следует начать? Тео сделал ещё один глоток, приподнимая брови в раздумьях. — Гермиона сказала, что ты знал о её руке и был там тогда, когда это случилось, так что, думаю, начни с этого момента. Драко прочистил горло и сделал очередной длинный глоток, в этот раз действительно мечтая о крепком алкоголе. Проведя рукой по волосам, он мысленно вернулся в ту ночь, которая, казалось бы, была давным-давно. Но прошло лишь семь месяцев. — Несколько егерей поймали Поттера, Уизли и Грейнджер на использовании табу. Они доставили их в мэнор, и меня попросили опознать их. На Поттера было наложено жалящее заклинание, и из-за этого мне было проще соврать. — Соврать? — Я не сдал их, сказал, что не уверен в том, он ли это. — Почему? — Я никогда не хотел, чтобы он победил, ты знаешь это. Если бы я сдал Поттера, это означало бы, что он выиграл. — Я в курсе, но ты ведь ненавидишь его, — добавил Тео. — Ненавидел, но ты прав. Я ненавидел его продолжительное время, пока эта грёбаная хрень не оказалась на мне, — он поднял свою руку, — и не разрушила мою жизнь. До того лета ничего из этого не затрагивало конкретно меня, но потом всё изменилось. Я не хотел быть тем, кем являлся, не хотел становиться похожим на отца, но у меня не было выбора. Я всё ещё недолюбливал Поттера после этого, но не ненавидел его. — Получается, когда его привели в мэнор, ты не сдал его, — заключил Теодор. — Что насчёт Гермионы и рыжего? — Все настаивали на том, что это были они: мать узнала Грейнджер, а отец был уверен в том, что это должен быть Уизли. Кажется, я сказал, что это могут быть они, но тогда уже никто меня не слушал. Затем Белла настояла на том, чтобы поговорить с одной Грейнджер, поэтому других отвели в подземелья к Лавгуд и Томасу, — Тео кивнул, вспоминая, что Драко упоминал об этом ранее. — Почему она выбрала именно Гермиону? Если она думала, что это был Гарри, то не стоило бы ей… пытать его? Драко вскинул брови. — Ты, наверное, и так это знал, но Белла была садисткой. Она обучала меня окклюменции, она знала обо мне всё. Каждую мысль, каждое воспоминание — абсолютно всё. — Она видела Грейнджер. — Она видела Грейнджер, — медленнее повторил он. — Она воспользовалась моими долбанными чувствами против меня. Грейнджер права — если бы я ничего к ней не испытывал, то Белла бы этого не увидела, и она была бы в порядке. У неё бы не было этого шрама, и он бы не… Это моя вина. — Что именно произошло? — Белла несколько раз пытала её Круциатусом. Затем она взяла свой клинок и вырезала то слово на её коже, — сказал он, глядя на свои колени. — Я должен был сделать что-нибудь. Даже если бы она убила меня — оно бы стоило того, если бы я смог уберечь её от той боли. Я ненавижу себя за это. — Чувак, — произнёс Тео, привлекая внимание друга. — Ты ничего не можешь изменить, так что не будь так жесток к себе. — Нет, я не могу. Пока подобное дерьмо происходит с ней, я не могу простить себя. Чёрт, если бы я только мог забрать её боль — я бы сделал это. Тео улыбнулся уголком рта. — Ты такой долбанный романтик, Малфой. — Я бы не назвал это романтикой, — ответил Драко, снова отпивая жидкость. — Но поскольку я не могу мучиться вместо неё, я делаю всё, что в моих силах, чтобы усмирить её боль. — О чём ты? Драко нагнулся вперёд и поставил свою практически пустую бутылку на кофейный столик, готовясь к насмешкам, которые вот-вот нагрянут. Он ослабил свой изумрудный галстук и откинулся на спинку кресла. — Я был тут и ждал твоего возвращения из Кабаньей головы в середине сентября. Я занимался своими делами, когда ввалилась она, пьяная в стельку. Она сказала, что ненавидит меня, она злилась на то, как я относился к ней, на что, впрочем, у неё было полное право. И потом она поцеловала меня. Широкая самодовольная ухмылка, что расплылась на лице друга, вызвала раздражение у Драко. — Ты ответил на поцелуй? — Да, Нотт, именно это я и сделал. Но она была пьяна, а потом ты прервал… — Чувак, если бы я знал, что ты целовался с девушкой, по которой сходил с ума годами, я бы расщепил себя, но убрался бы оттуда. Драко выпустил короткий смешок. — Я ценю твои сантименты. Как бы там ни было, прошло пару дней, может, неделя, когда она снова сделала это. В этот раз трезвая, в библиотеке. Я засомневался в этом, но потом отругал себя за это. Если она добровольно целовала меня, то мне стоило лишь принять это, и когда я смирился, пришёл Фейрер и сказал ей держаться от меня подальше. — Грёбаный обломщик, — сказал Тео, улыбаясь в свой напиток. — Да, что ж, она успешно избегала меня, пока ты не прислал Патронус в тот раз. И когда я поговорил с ней после этого, она призналась, почему поцеловала меня. Она сказала, что я забирал боль в её руке, как будто её никогда и не было. Тео нахмурился, глубоко задумавшись над последней фразой. — Это не имеет никакого смысла. Драко кивнул. — Грейнджер сказала, что боль отступила, и если я могу делать это для неё — я буду. — Зато ты можешь целовать её, — добавил Тео, безумно улыбаясь, и Драко закатил глаза на его ребячество. — Так вот что вы делали там. Жаль только, что вы не переспали, — он рассмеялся, поднося бутылку к губам. Драко никак не отреагировал на это, чувствуя, как образуется комок в его горле, так что он лишь смотрел на своего друга, пока тот смеялся, после чего отодвинул бутылку от губ и внимательно посмотрел на него. Тео опустил ту на столик и вскочил со своего места с как никогда широко раскрытыми глазами. С отвисшей челюстью и бровями, подскочившими до самой чёлки, он обвинительно указал на него пальцем. — Да ладно! Вы переспали! О Божечки! Драко по-прежнему никак не реагировал, что позволило Теодору сделать вывод о том, что он прав. — Ну? — спросил он, поднимая брови ещё выше. — Сколько раз? Это было именно так, как ты и представлял? — Я не собираюсь ничего тебе говорить. — Нет-нет-нет. Ты расскажешь мне, ты всегда рассказываешь. — Прости, приятель. — Ты задолжал мне это, Малфой! Ты вообще в курсе, сколько лет я был вынужден терпеть твой трёп? Я был по горло сыт этими разговорами о том, как чертовски красива Гермиона Грейнджер с её шелковистыми каштановыми волосами и заразительной улыбкой. «Она такая умная, Тео!», «Ты видел её волосы сегодня?» — насмехался он, садясь обратно на диван и наклоняясь вперёд. — Я провёл свои подростковые годы, слушая, как ты сохнешь по девчонке, не для того, чтобы сейчас ты молчал! Ты рассказывал мне о Пэнси, чёрт, да я сам рассказывал тебе о Пэнси. А ещё я говорил тебе о Ромильде и Терри, и Дафне, и… — Да, ты тот ещё ловелас, я в курсе. Мне приходилось терпеть это. — Расскажи мне. — Нет. — Расскажи мне, или я сейчас же разбужу Грейнджер и скажу, что ты в неё влюблён, и это навсегда отпугнёт её. Тебе решать. — Я не влюблён в неё. И Тео невероятно громко рассмеялся, ударив себя по колену. — Отличная шутка, я почти поверил. Ну дай мне хоть немного информации, друг. Я заслуживаю это не только за то, что был твоим личным дневником, но и потому, что мне ужасно не хватает телесного контакта. — Разве Пэнси тебе мало? — Она теперь занята Блейзом. Я лишь жду, пока она признается мне, — сказал Тео, в его голосе послышалась грусть. — Мы можем завершить этот разговор? — спросил Драко. — Потом. Для начала расскажи мне. — Она… — Драко тщательно обдумывал то, что собирался сказать. Он подумал о первом разе, о том, какой уверенной она была в том, чего хотела, и как это снесло ему крышу. Он подумал о касании её губ — пухлых, необычайно привлекательных и мягких. Драко мог целовать её целую вечность, и он никогда бы не устал от этого. Во время секса ему больше всего нравилось в ней то, насколько беззастенчива она была в своих стонах. Эти идеальные высокие и хриплые выдохи, которые доводили его до края. Быстрые, как будто она не могла отдышаться, вырывающиеся глубоко из её груди во время страстных движений. Мерлин, и когда она произносила его имя. Он мог поклясться, что ни за что не изменил бы его. Грейнджер с её мягкой кожей, как жар тысячи солнечных лучей, поцелованной богами самым идеальным оливковым цветом. Когда она была возбуждена или когда была близка к развязке — то, как сильно она краснела, начиная от щёк и заканчивая ложбинкой между грудями. С глазами ярче, чем у дракона — золотыми, наполненными чистейшей красотой, с вкраплениями медового и оранжевого. Она была божественна. Она была страницей его любимой книги, которую он зачитывал до тех пор, пока та не порвётся. Она была сладким сверх меры вкусом тёплого чая. Она была спасательным кругом в наполненном ненавистью мире. Он мог быть звездой, но она была солнцем. Драко закусил нижнюю губу, пока раздумывал над тем, что сказать. — Скажем так: я никогда не хочу слышать, как другая женщина стонет моё имя.

***

Тео, наконец, пошёл спать, после нескольких часов вполне заслуженных насмешек и издёвок. Драко знал, что это было лишь забавы ради, но что-то поселилось на задворках его сознания. Это, что бы между ними ни происходило, не продлится долго, и он не хотел тратить своё время, размышляя о конце. Ему нужно жить моментом и делать всё, что в его силах, чтобы забирать её боль. Драко осторожно открыл дверь её спальни и увидел открытое окно. Белый свет луны разлился по простыням, по её груди и лицу. В этом свете она так безупречно сияла даже с тушью, размазанной под её глазами, и несколькими кудряшками, упавшими на лоб. Он мог поклясться, что больше никогда не увидит чего-то столь прекрасного. Он достал марлю из своей сумки и подошёл к ней — её рука всё ещё была повёрнута в нужную сторону. Он аккуратно развязал прошлую нетугую повязку, которая позволяла ране дышать, и посмотрел на неё, на это ужасное слово, которым он однажды назвал её и которое теперь навсегда останется на её совершенной оливковой коже. Сжав челюсти, он нежно провёл по шраму пальцами, пытаясь понять, пытаясь извиниться. Она была последним человеком, кто заслуживал эту боль, эти страдания. Мерлин, он хотел забрать их у неё, от этого он чувствовал себя ужасно. Это было результатом каждого его неправильного выбора, и он всегда будет винить себя за это. Драко перевязал рану, на этот раз туже. Девушка слегка пошевелилась, когда он порвал лишнюю марлю зубами и сложил остатки в сумку. Он поднялся, убеждая самого себя в том, что смотрит за ней исключительно в целях защиты, и это вовсе не жутко. Глаза Гермионы распахнулись, привыкая к освещению. Она посмотрела на своё перевязанное предплечье и голый живот, и Драко заметил, как она едва заметно покраснела. — Не мог бы ты передать мне футболку? — попросила она. Её голос был хриплым из-за усталости. Драко открыл первый ящик, практически сразу осознав, что ошибся. Он закрыл его, но успел заметить множество кружевного белья, за которое он готов отдать всё, лишь бы увидеть её в нём. Следующий ящик оказался нужным, и он взял первую попавшуюся футболку, после чего передал ту ей. Она присела и натянула вещь через свои пушистые волосы, пока он продолжал изучать её, думая о том, насколько прозрачной была футболка, что он всё ещё мог видеть её розовый бюстгальтер. — Ты остался. — Ты попросила меня. Гермиона заглянула в его глаза, и Драко почувствовал, как сжимается его грудь от вида чистого мёда, что очаровывает его без малейших усилий. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но быстро его закрыла. Её брови дрогнули, и она закусила нижнюю губу, медленно её пожёвывая. — Не мог бы ты присесть, пожалуйста? Ты пугаешь меня. Драко сел напротив неё, держа безопасную дистанцию на тот случай, если она решит ударить его. — Я пугаю тебя? — Да. Ты очень высокий и не особо разговорчивый, и из-за этого другим остаётся лишь гадать, что такого неправильного они сказали. А ещё у тебя очень пронизывающий взгляд, если ты вдруг не знал. — Нет. — И снова лишь одно слово, — она коротко рассмеялась, убрав прядку за ухо. — Я не знаю, что сказать. — Ты не должна ничего говорить, если не хочешь. — Знаю, но я хочу. Тогда я, пожалуй, начну с простого. Тео знает? — Знает, — сказал Драко, проклиная себя за то, что его ответ снова был односложным. Он привык к простым, чётким ответам. Отец бы ударил его, если он слишком много болтал. — Что именно он знает? Гермиона ковыряла свои ногти, неуютно ёрзая на месте. Он не хотел ставить её в неловкое положение, но боялся, что уже это сделал. — Он знает причину. Я рассказал ему то, что ты сказала мне — что я забираю боль. — Но он знает, что к чему, — её тон был скорее утвердительным, чем вопросительным. — Да. Она не смотрела на него, так что он позволил себе улыбнуться: его губы сдвинулись лишь на сантиметр или два, не более. Он хотел больше улыбаться рядом с ней, из-за неё. Он так долго не улыбался. — Я извиняюсь за то, что так вспылила перед ним. — Тебе не за что извиняться, — заверил он, пальцами пытаясь дотянуться до неё. Она подняла взгляд, испустив короткий вздох. — Вся эта ситуация кажется мне такой удручающе запутанной, и каждая моя часть хочет крикнуть тебе, чтобы ты ушёл и больше никогда со мной не разговаривал. Каждая моя часть, что обязана ненавидеть тебя так же, как это делает Рон или кто-либо другой. Когда она замолчала, он ничего не ответил, готовясь уйти с теми осколками гордости, что у него остались. — Но я больше не знаю, кто я такая, так что все те части меня, что говорят это, ничего не значат. Ты извинился, и я хочу простить тебя, но прощение нужно заслужить. Я хочу верить, что теперь ты другой человек, наверное, и для того, чтобы я смогла убедить себя в том, что не сделала ничего аморального. Я просто… Я вообще ничего не знаю! Я не знаю, что делать или что правильно. Так что, полагаю, то, что я пытаюсь сказать, — хоть мне и стоит прогнать тебя, я не буду этого делать. Ей всегда удавалось сбить его с толку, а теперь она сделала это ещё больше обычного. Драко наблюдал за ней, пока та осматривала комнату, натянув на себя одеяло и всё это время кусая нижнюю губу. — Я также убеждала себя в том, что единственная причина, по которой я целуюсь или сплю с тобой — это моя рука. И что если я каким-то образом признаюсь себе в том, что мне действительно это нравится, то это сразу превратит меня в ужасного человека или шлюху. Я лишь… — Гермиона утопила лицо в ладонях, после чего провела ими по волосам. — Я не знаю, что я делаю, и я так устала постоянно во всём разбираться. Я хочу иметь право совершать ошибки и не чувствовать, будто весь мир наблюдает за мной. Я хочу кричать, когда злюсь, и плакать, когда грущу. И хочу выяснить, как исправить это, и мне не кажется, что я так многого прошу. — Ты не просишь много, — сказал Драко, поймав её взгляд. Она выдохнула, позволяя плечам опуститься. Гермиона отбросила одеяло с ног и села напротив него, коленями касаясь его ног. Он почувствовал, как ускоряется его пульс от её близости, от жара её голого колена, проходящего сквозь ткань его брюк. Её брови были сильно нахмурены, когда она посмотрела на него, и Драко инстинктивно возвёл стены окклюменции — так он делал всякий раз, когда кто-то смотрел прямо ему в глаза. — Перестань делать это. — Что? — С тех пор, как ты сказал мне, что являешься окклюментом, я могу видеть, как ты всё блокируешь. Перестань. — Я не могу. — Можешь. Я только что призналась тебе в том, о чём никому не говорила, и это меньшее, что ты можешь сделать. Драко с трудом сглотнул. Он знал, что она не была легилиментом, что она не могла пробраться в самые сокровенные уголки его сознания и разорвать его память на кусочки или увидеть самые ужасные мысли, что у него когда-либо были. Он знал это, но не мог опустить стены. Он потратил так много времени на то, чтобы возвести их, и теперь для того, чтобы разрушить их, уйдёт много сил. Но для неё он попытается. Он открыл дверь, вместо того чтобы убрать стену, он позволил ей ступить внутрь, при этом сохраняя для себя возможность вытолкнуть её. — Я в полном замешательстве, а также очень раздражена. Ты помогаешь мне, но я не хочу использовать тебя. У меня никогда не получалось просить о помощи, хотя, вообще-то, я это ненавижу, — она вздохнула, неуверенно переводя взгляд со своих рук на его глаза. — Ты прав, и я ненавижу это, но ты нужен мне. Я должна хранить это в тайне. Тебя, мою руку — всё это. Он хотел поцеловать её, хотел заклеймить её своими губами. Он хотел кричать, хотел сказать ей, что сделает всё что угодно, если бы это означало быть рядом. Он сохранил бы её секрет на тысячу лет, ради возможности быть с ней хотя бы один день. — Просто скажи мне правила, Грейнджер. Гермиона положила ладонь на его челюсть, тонкими пальцами дотянувшись до волос на его затылке. Она недолго смотрела на него, прежде чем прижалась своими губами к его. Затем она отстранилась, её медовые глаза смотрели с нежностью и практически… с принятием. Сердце Драко забилось в груди так сильно, что это вызвало боль. Он позволил ей смотреть на себя так долго, как она хотела; это было для неё. Всё это было для неё. Гермиона вновь поцеловала его, на этот раз более настойчиво, страстно, мучительно. Он притянул её к себе за тонкую материю футболки, руками пробираясь к горячей коже под ней. Драко таял под её губами, пока его руки путешествовали по её спине и тянули за собой футболку. Она забралась ему на колени, идеально усаживаясь на нём. Её грудь прижалась к нему, когда она прогнулась в спине, заставив его напрячься от её прикосновения. Драко обладал колоссальным самоконтролем, но не с ней. Она была нужна ему всегда и везде. Она отпрянула, почувствовав, как его руки задирают футболку. Гермиона ухватилась за её подол, стягивая вещь через голову. Её волосы упали на плечи, и Драко поблагодарил всех возможных богов, которые позволили этому случиться. Какое-то мгновение он изучал её, пока она вновь не поцеловала его. Его руки обвились вокруг её спины, прижимая к себе, когда он поднялся на коленях и положил её спиной на кровать, убирая плотное одеяло в сторону. Гермиона быстро расстегнула его рубашку и начала стягивать её, когда он оставил её. Взяв палочку с прикроватной тумбочки, она указала ей на его предплечье, наколдовав дезиллюминационное заклинание. — В конце концов тебе придётся показать мне руку, но сейчас мне плевать, — произнесла она, полностью снимая с него рубашку. Драко почувствовал, как напрягся низ его живота от её слов и рук, что провели по его торсу: по шрамам, упругим мышцам, разработанным благодаря годам игры в квиддич и ненависти к самому себе. То, что она была единственной, кто прикасался к нему так, сводило его с ума. И не могло быть чувства лучше, чем это. Он вновь поцеловал её, ощущая мягкие губы на своих, когда её руки обвились вокруг его спины, притягивая ближе к себе. Его губы переместились на её шею, найдя её слабое место, прямо под челюстью. Он прикусил кожу зубами, вырвав из её груди вздох. Короткий, прекрасный вздох. Он почувствовал, как становится твёрже, прижимаясь к молнии на брюках. Драко прижался членом к её бедру и хрипло простонал. Пока он оставлял следы на её шее, её руки оказались на поясе его брюк. Драко остановил их, поместив по обе стороны от неё. — Терпение, Грейнджер, — сказал он, глядя в её яркие глаза. — Держи свои руки здесь, иначе я применю связывающие чары, понятно? Гермиона кивнула, закусив нижнюю губу. Он продолжил свою атаку поцелуями вниз по её шее, прямо к груди. Её бюстгальтер быстро оказался где-то на полу, пока он целовал ложбинку между грудями. Она прогнулась в спине, навстречу его прикосновениям, когда он отодвинулся, чтобы посмотреть на неё. — Разочарован? — тихо спросила она. Глаза Драко метнулись к её, и он нежно обернул руку вокруг её шеи, лаская мягкую кожу. — Как я могу быть разочарован? — Рон был. — Он грёбаный кретин, как и любой, кто не видит, насколько ты невероятна. Гермиона притянула его за лицо и поцеловала, он позволил ей сделать это, после чего опустил её руки. — Мне нужно заставить тебя держать руки на месте? Она покачала головой, глядя на то, как он покрывает поцелуями её грудь. Его рука оказалась там же, грубо сминая её, заработав от неё тихий стон. Драко облизал другую, выводя круги на соске своим языком. Ущипнув один, он прикусил другой, сжимая его между зубами. Её стоны превратились в мычание потрясающей мелодии, которую он бы мечтал услышать раньше. Драко продолжил опускаться поцелуями к поясу её юбки и, схватив материал двумя руками, разорвал его прямо посередине и отбросил в сторону. Он поцеловал резинку её трусиков, проведя языком по её длине, в то время как его руки скользнули вверх по её бёдрам, сжимая их. — Малфой, — простонала она, схватившись за подушку у неё под головой. Её бельё оказалось там же, где и футболка, и он раздвинул её ноги шире, поцелуями прижимаясь к внутренней поверхности её бедра, продвигаясь к месту, которое он хотел попробовать больше всего. Дыхание Гермионы вновь участилось, когда его руки обхватили её ноги, прижимая бёдра к кровати. Нос Драко коснулся завитков, а язык медленно провёл по складкам. С её губ сорвался очередной вздох — короткий, идеальный тихий вздох. Он притянул её ближе, положив её ноги на свои плечи. Его язык снова лизнул её, размазывая соки до клитора. Он дразнил её вход, медленно проникая внутрь. — О Боже мой, — всхлипнула она, сильнее сжимая подушку. Драко посмотрел на неё, сияющую в лунном свете, пот уже покрыл её тело. Он наблюдал за тем, как поднимается и опускается её грудь с каждым быстрым вздохом и как она откидывает голову назад, пока он кружит своим языком внутри неё. Он наслаждался её вкусом, таким же сладким, как мёд в её глазах, — от него невозможно было оторваться. Его язык нашёл её клитор, быстро обведя его. Её бёдра подскочили от этого прикосновения, заставив его сильнее сжать их, определённо оставляя синяки. — Пожалуйста, — простонала Гермиона, и он остановился. — Пожалуйста что? — Дай мне прикоснуться к тебе. Её глаза были такими яркими в белом свете, а щёки горели пунцом, поэтому всё, что ему оставалось, — это сдаться. Драко продолжил ласкать её клитор, когда её рука коснулась его волос, оттягивая их и массируя кожу. Другая рука переплелась с одной из его, покоящейся на её бедре. Он становился всё твёрже, слушая её стоны, пульсируя от её тихих вздохов и коротких проклятий. Его язык ускорился, подбадриваемый её укрепившейся хваткой и более громкими звуками. Она становилась всё более мокрой под ним — мёд сочился из её тела. Он вобрал его, языком вновь дразня её вход. — Боже, не останавливайся. Драко втянул её клитор, фокусируясь на идеальном для неё давлении. Он лизал, втягивал и дразнил её, доводя до состояния небытия. — Да, да, да! — вскрикнула Гермиона. Её бёдра сильнее сжались вокруг его головы, и он почувствовал, как и сам близится к финишу только из-за того, что прикасается к ней. Гермиона приподняла бёдра навстречу ему, её ноги тряслись, в то время как стоны становились всё более короткими и тяжёлыми. — Я… я! О, Малфой, да! Она застыла, когда кончила, содрогаясь от откровенного удовольствия. Гермиона кончила ему в рот, растекаясь под собой. Драко сильнее сжал её бедро и руку, когда простонал в её центр, пробуя её сладость, и кончил сам. Гермиона приподнялась на локтях и посмотрела на него с широко распахнутыми глазами, когда он отодвинулся от неё. — Ты что, кончил? — в неверии спросила она. Ни разу в жизни Драко не чувствовал себя настолько нелепо. До этого момента. — Малфой, — повторила она, всё ещё не веря тому, что произошло. — Да, — признался он, переползая через неё. Гермиона прижалась ладонями к его щекам, пока лёгкая улыбка играла на её губах, и его брови дрогнули в недоумении. — Это было, за неимением лучшего слова, чертовски привлекательно. Он ухмыльнулся, прижавшись к её губам, позволяя ей почувствовать свой вкус на его языке. Одно только это могло заставить его снова кончить. — Но я хочу тебя внутри себя, — прошептала она в его губы. — Сейчас. Драко скинул с себя брюки вместе с бельём и расположился перед ней. Гермиона провела ладонями по его накачанным рукам, которые держали его тело над ней. Она смотрела ему прямо в глаза, когда он вошёл в неё, и низкие стоны вырвались из них обоих. Гермиона поцеловала его шею, притягивая ближе к себе. Она обхватила его торс ногами, покачивая бёдрами на его твёрдом члене. — Блять, Грейнджер, — простонал он, полностью толкнувшись в неё. Гермиона лизнула его шею, покусывая кожу чуть выше ключицы. Он двигался внутри неё в размеренном темпе, при этом постанывая и ругаясь. — Быстрее, Малфой, трахни меня сильнее, — прошептала она, приподнимая его подбородок, чтобы заглянуть в его глаза. — Ты не сломаешь меня. Драко сделал, как она попросила, толкаясь в неё сильнее. Гермиона удерживала его взгляд, когда ахнула, изогнув брови от боли и удовольствия. Он прижался своим носом к её, а затем грубо поцеловал. Их поцелуи прерывались совместными стонами и вздохами, длительным зрительным контактом и тяжёлым дыханием. — Блять, хорошая девочка, Грейнджер, — простонал Драко. Гермиона кивнула, продолжая тереться своими бёдрами о его. — Повтори это. — Хорошая девочка, — прошептал он в её губы, и она снова двинулась, заставив его застонать. — Блять. — Боже, я сейчас кончу, — всхлипнула она, откинув голову. Он поцеловал её открытую шею, скользкую от пота и покрытую его тёмными отметинами. Ему. Она принадлежала ему. Эта мысль подтолкнула его к самому краю, когда он стал двигаться сильнее, более осознанно толкаясь в неё, заставляя её выкрикивать его имя. Моя, моя, моя, моя. — Да! О, чёрт, я… — запиналась Гермиона, крепко вцепившись в его плечи. Он изучал её — то, как были закрыты её глаза, едва приоткрытый рот, прилипшие к шее кудри. Её кожа блестела, а хриплые стоны наполняли воздух. Моя, моя, моя, моя. Она снова кончила, её бёдра, обвёрнутые вокруг него, затряслись, а тихие стоны эхом отдавались в его ушах. В тот же момент он кончил в неё, и она захватила его губы в плен, чувствуя, как он стонет в её рот. Он оставался внутри неё, пока они отходили от полного экстаза. Драко мог поклясться, что нет ничего более увлекательного, чем Гермиона Грейнджер, извивающаяся под ним и выкрикивающая его имя. Она принадлежала ему. Когда он вышел из неё и пошёл искать своё бельё, он услышал, как она что-то сказала. — Что? Он обернулся и увидел, как она надевает его рубашку, рукава которой были слишком длинными, и в результате вещь будто поглотила её. При виде её в его одежде его пульс ускорился, а в горле пересохло. Это было опасно, он мог привыкнуть к этому. Гермиона застегнула рубашку до груди, прежде чем протянуть ему руку. — Мне не хочется разбираться со старостой и его жалобами на то, что ты вернулся в гостиную посреди ночи. Останься. Моя. Драко забрался в кровать рядом с ней, накрыв их обоих одеялом. Гермиона повернулась на бок, прижавшись к нему спиной и засыпая. Он может очень легко привыкнуть к этому.