Various Storms and Saints/Грозы и Святые

В чём было дело в этот раз? Заклинать свою дверь в течение трёх дней, чтобы никого не впускать? Закинуть мобильный телефон на дно чемодана, наложив на него заглушающие чары? Избегать людей, с которыми она недавно помирилась? Постоянная нужда Джинни быть полезной? Осуждение Рона? Приглушённый голос Гарри из телефона? Заразительный смех Тео, которому, казалось, никогда не было места в её жизни? Видеть его в коридорах? Встречать его взгляд в мимолётные моменты слабости? Давление, чтобы быть самой собой? Не знать, кем ты являешься? Что случилось в этот раз, что подвело Гермиону к краю? Возможно, это и был сам край. Балансирование между жизнью и пустотой. Пустотой, которая, казалось бы, испытывала её каждый раз, когда сигарета встречалась с её губами или привкус алкоголя чувствовался в дыхании. Пустотой, которая отправила её на кухню прошлой ночью, чтобы украсть огневиски; маленькая чёрная пустота полностью взяла над ней верх. Она знала, чего Гермиона хотела, и была рада предоставить это. Прямо на краю, в который она уже погрузила пальцы ног. Пустота была сиреной, спокойными волнами идеальной температуры. Она ничего не ожидала от неё, лишь позволила ей потерять себя в дисбалансе вселенной. Ах да, маленькая чёрная пустота. Что же скрывалось в ней? Гермиона жаждала это узнать. Незнание ничего, после того как она провела девятнадцать лет, веря, что знает всё, подвело её к краю. К пропасти всего. Что Гермиона знала наверняка? Она ничего не знала. Ничего, кроме боли. Она пожирала её заживо. Что бы это ни было в её коже, зарывшее себя в венах — сжигало её изнутри, пожирало, разгрызая и уничтожая, и всё, что ей оставалось — позволить этому случиться. Весь бадьян в мире не смог бы скрыть боль. Шрам болел настолько сильно, что она подумывала над тем, чтобы отрезать свою руку. Тогда бы боль исчезла навсегда, и она бы не лежала на плиточном полу ванной в поту, покрывающем её тело. Её дыхание было тяжёлым, как будто она пробежала целую милю, а голова кружилась. Алкоголь мог бы помочь, Гермиона знала это, но она не могла найти в себе силы подняться. Она была трезвой или без его прикосновений достаточно долго, чтобы чувствовать эту боль, которая была всепоглощающей. Её голова перекатилась в сторону, встретившись с незаживающей раной. Кровь свернулась на краях слова. Шрам пузырился, как зелье в котле, выжидающее момента, чтобы взорваться. Её кожа расходилась, открывая вид на мышцы под ней. Синяк был пурпурного цвета. Это ощущалось так, будто её постоянно клеймили. Если бы она расчесала кожу, та порвалась бы, и она истекла бы кровью. Если бы она истекла кровью, то ей бы пришлось убирать весь беспорядок, а убираться она не любила. Разряд молнии прошёлся сквозь её предплечье, поражая мышцы. Её рука постоянно тряслась. Под кожей происходил настоящий пожар, и она жаждала потушить его. Плитка в ванной была холодной, но недостаточно. Веки Гермионы налились свинцом, пока она лежала здесь, не способная помочь самой себе. Что случилось в этот раз? Сверху вспыхнул флуоресцентный свет, и приглушённый гул лампы защекотал её уши. Поток бело-голубого света заполнил маленькое помещение, из-за чего её кожа стала выглядеть более болезненно. Боль истощила её магию. Она чувствовала себя невыносимо слабой. Если бы она только могла добраться до своей комнаты и найти оставшуюся настойку растопырника, да что угодно… выпить бы тоже не помешало. — Грейджер! Выключи грёбаный свет! — прокричал Тео из своей комнаты. — Прости, — прошептала она, кашляя пересохшим горлом. — Мерлин! — она услышала шарканье ног, после чего дверь отворилась. — Сейчас середина ночи, что… О боже. Тео присел рядом с ней, не зная, к чему прикоснуться. — Какого хрена? Ты в порядке? Небольшая улыбка образовалась на её губах. — Превосходно. — Ты выглядишь так, будто умираешь. Ты умираешь? — он был в панике. — Твоя рука… почему она такая? — Моя комната… растопырник… настойка… — Да, сейчас, — Тео выбежал из ванной, оставив Гермиону на полу. Он быстро вернулся с пузырьком в одной руке и алкоголем в другой. — Я не знаю, зачем тебе это, но, может быть, оно поможет? Она кивнула, когда он осторожно опустил всё на пол. Он поднял её за талию, усадив спиной к стене. Карие глаза Теодора были наполнены волнением и страхом. — Водка, — пробормотала Гермиона. Он передал ей открытую бутылку, и она вылила немного жидкости на свою руку, слыша, как та шипит на её коже. Затем она опрокинула её в себя, сделав, по меньшей мере, четыре больших глотка. Несмотря на панику, Тео выглядел впечатлённым. — Не похоже, что это помогает. Её рука воспалилась сильнее, кровеносные сосуды были близки к разрыву. Алая жидкость кипела под её кожей. — Просто вылей настойку. — Гермиона, это нехорошо, тебе нужна настоящая помощь. Я могу отвести тебя к мадам… — Нет! — она стыдилась своего шрама, никто кроме людей, находившихся в комнате той ночью, не знал о нём. И она хотела оставить всё, как есть. — Нет, просто вылей настойку, Тео. Он схватил пузырёк, глядя на её отвратительную руку. — Послушай, я был бы рад помочь, но я не хочу снова предстать перед судом, потому что кто-то подумает, что я убил тебя. Позволь мне отвести тебя в больничное крыло. — Я сказала нет. Дай мне растопырник. Тео опустил флакон на пол вне зоны её досягаемости, после чего вновь выбежал из комнаты. Гермиона взвыла от боли и раздражения, попытавшись вытянуть руку к пузырьку. С каждым движением она чувствовала, как шипят в ответ её мышцы. Затем голубой свет пролился на дверь с другой стороны, и Патронус в форме чёрного дрозда вылетел из гостиной старост. — Тео! — она попыталась крикнуть. — Я же сказала… — Я знаю, — ответил он, возвращаясь с полотенцем. — Патронус не для Помфри или кого-нибудь из профессоров. Тео взял полотенце и прижал к её предплечью. Кровь была повсюду. Гермиона закричала от боли. Он надавил сильнее, пытаясь остановить кровотечение. — Что с тобой случилось? Она взглянула в его глаза. Гермиона могла бы легко влюбиться в эти глаза: волевые, говорящие «доверь мне все свои секреты». — Долгая история. Портретная дверь распахнулась, и Тео позвал вошедшего в ванную. В бело-голубом свете перед ними возник Драко, держащий в руках сумку. Его глаза бегали по представшей перед ним сцене, пытаясь понять ситуацию, не задавая вопросов. — Нет, — промолвила Гермиона. — Убирайся. — Гермиона, он может помочь тебе, — сказал Тео. Она слабо рассмеялась, вспоминая слова мистера Фейрера. — Нет, я не могу быть проблемой. — Я могу и уйти, — сказал Драко. — Я видел уже седьмой сон. — Нет, Малфой, останься, — Тео повернулся к сломленной девушке. — Тебе нужна помощь. — Тогда ты помоги мне. Парень перевёл взгляд с Гермионы на Драко и на сумку, что он держал. Тео схватил её, поместив рядом с собой, и открыл её одной рукой. — Что ты используешь для своей метки? Драко нахмурил брови. — Много чего. — Твою мать, Малфой! Скажи мне что и в каком количестве! Он начал убирать полотенце с предплечья Гермионы, но она схватила его за запястье. Что-то в её глазах умоляло его не двигаться, не дать Драко увидеть. — Ладно, блять, хорошо, — он немного подумал. — Оставайся за дверью и отвечай на мои вопросы. И не выпендривайся. Тео захлопнул дверь прямо перед носом друга, после чего вернулся к Гермионе. Сняв пропитавшееся кровью полотенце, он обнаружил, что её рука продолжает кровоточить. Казалось, что это никогда не прекратится. — Малфой, тут дохрена крови. — Хорошо, останови кровотечение. — Да, я и пытался! — прокричал Тео, после чего пробормотал: — Грёбаный ублюдок. Гермиона прокашлялась. — Она не остановится. Она никогда не останавливается. — Как… — Я заматываю её, и… она… сама… — Она отключается! — Не позволяй ей. Тео простонал. — Хорошо, для начала что-нибудь от боли? — Успокаивающий бальзам и целебное зелье, — раздался отдалённый голос Драко. Он достал названные зелья из чётко организованной сумки и задрал голову Гермионы. Жидкость влилась ей в рот, практически моментально успокаивая её. В горле больше не было сухости, и её сердце забилось в нормальном ритме. — Ты как? — спросил Тео. — Я в сознании, — ответила Гермиона прежде, чем посмотрела на сумку. — Для чего ему всё это? — Как обычно везде суёт свой нос, — пробурчал Драко. Она закатила глаза. — Дальше бадьян. — Но у тебя всё ещё идёт кровь. — Я знаю, она не остановится. Мне приходится наносить настойку бадьяна или растопырника и обматывать руку, потом кровь сама прекращается. — Раны так не работают, Грейнджер, — сказал Драко. — Как оно выглядит, Нотт? Тео пожал плечами, после чего осознал, что Малфой не может его видеть. — Как будто её расщепило, но в миллион раз хуже. Её кожа очень горячая и вся в синяках и… — Он понял, — перебила Гермиона. — Сначала бадьян. — Я же говорила, — сказала она Тео, что вылил чрезмерно много настойки на её кожу. Гермиона стала втирать её в открытую рану — эссенция пролилась сначала на «г», затем на «р» и так далее. Она чувствовала, как эта боль уходит на второй план, уступая место постоянной ноющей боли, к которой она так привыкла. Прислонившись затылком к стене, она закрыла глаза, сделав несколько глубоких вдохов. — Бадьян есть, что теперь? — спросил Тео. — Там должен быть пузырёк с ярко-фиолетовым зельем, много наносить не нужно, — зевая, сказал Драко. Гермиона распахнула глаза, глядя на то, как Тео откупоривает флакон с фиолетовой жидкостью. С осторожным движением руки зелье встретилось с её кожей, заставив её взвыть от шока и боли. — О да, — произнёс Драко. — Оно жжёт. Сжав руку в кулак, впиваясь ногтями в кожу, и пытаясь отвлечься от своего гноящегося шрама, она посмотрела на Тео. Он дважды капнул на каждую букву, теперь достаточно чистую, чтобы увидеть как выглядел её шрам. Жжение не прекращалось; антисептик пытался вычистить всё то, что Гермиона проглядела. — Почему он здесь? — прошептала она практически неразборчиво. Тео посмотрел на неё сквозь опущенные тёмные ресницы. — Я говорил тебе, что он может помочь. Гермиона… что случилось? — Это всё, Малфой? — крикнула она. Он прочистил горло. — На дне, в неподписанной банке. Нанеси это и потом можешь заматывать. Она потянулась к сумке, когда Тео остановил её. Он самостоятельно нанёс таинственную жёлтую мазь на её предплечье и обмотал бинтом. На мгновение он задержал её руку в своей, а на его лице отразилась печаль. Гермиона положила свою руку поверх его, встретившись с ним взглядом, и слабо улыбнулась. — Спасибо тебе, Тео. Гермиона взяла его палочку и, наколдовав быстрое Экскуро, очистила пол, полотенце и свою одежду, когда дверь в ванную открылась. Драко осмотрел их с каким-то беспокойством в глазах. Тео помог девушке подняться, после чего передал Драко его сумку. Тот вытащил из неё небольшой пузырёк, бросив его Гермионе, еле успевшей поймать его. — Крововосполняющее зелье, — буркнул он, на что она кивнула, сжимая зелье в руке. — Что, даже спасибо не скажешь? — Друг, — предупредил Тео. Гермиона фыркнула, пройдя мимо двух слизеринцев в свою комнату. Она захлопнула дверь, забыв запереть её, и натянула первый попавшийся свитер. Взглянув на будильник, она увидела, что была уже половина третьего ночи. Когда она собиралась забраться в постель, дверь её спальни распахнулась. — Отвали, хорошо? — Тебе не стоит входить туда, дружище. Гермиона пожевала нижнюю губу, принимая решение. — Всё в порядке, Тео. Услышав звук удаляющихся шагов и закрывающейся двери, Драко вошёл в её комнату, заперев за собой. Он скинул кожаную сумку на пол и, прищурившись, посмотрел на неё каменно-серыми глазами. Гермиона прислонилась к изножью кровати, глядя на него в ответ. Он махнул рукой в сторону двери, наложив на неё Силенцио. — Покажи мне, — произнёс он. — Нет. — Покажи мне свою грёбаную руку, Грейнджер. — Я сказала «нет», Малфой. Драко потёр своё лицо, после чего запутал пальцы в платиновых волосах. Гермиона всё ещё чувствовала боль в руке, но это было лучше, чем не чувствовать совсем ничего. — Тебе нужно много чего объяснить, — потребовал он, на что она вскинула брови. — Вообще-то нет. Я ничего тебе не должна. — Я вылечил твою руку, это была моя услуга тебе. Теперь с тебя должок. — Тео вылечил её, и одолжения работают не так. — Тео бы нихрена не сделал без меня, — прорычал он, подходя ближе. — Теперь ответь мне, что, блять, происходит. Гермиона оттолкнулась от кровати, бросая вызов его высокому росту своим взглядом. — Я должна держаться от тебя подальше, помнишь? — Мне плевать, Грейнджер, ты сейчас же всё объяснишь. — А что если нет? Разозлит ли это тебя ещё больше? Руки Драко сжались в кулаки, когда он склонился над ней. Она небрежно покачала головой. — Ты так привык получать то, что хочешь. Но этого ты не получишь, ты не заслуживаешь знать, — выплюнула она. — Знать что? — не отступал он. — Почему я поцеловала тебя! Почему теперь мне нужна твоя помощь! Ты не заслуживаешь знать этого, потому что это, чёрт возьми, твоя вина! — Гермиона теряла контроль. Пустота была здесь, совсем рядом, дразня её. Драко наблюдал за ней, пока она смеялась; наблюдал, когда она отошла в другой конец комнаты, не зная, куда себя деть или что сделать. Гермиона чувствовала себя сумасшедшей, звучала сумасшедшей, смеясь вместо того, чтобы плакать. Этого никогда не должно было случиться. Это была вина Министерства, потому что они заставили её вернуться. Вина Рона, потому что из-за него она так сильно напилась, что поцеловала Драко. Вина Драко, что её рука была такой. — Это твоя вина, — повторила она, повернувшись к нему лицом. — Ты ничего не сделал, и в этом проблема, Малфой! Ты просто стоял там и наблюдал за тем, как это происходит! Ты мог остановить её, мог сказать что-нибудь, но ты этого не сделал! Это твоя чёртова вина, и я ненавижу тебя! Ты сделал это со мной! Я, чёрт возьми, ненавижу тебя! Она подбежала к нему и толкнула в грудь. — Я ненавижу тебя! К чёрту тебя и твои извинения! Ты не сделал ничего, достойного моего прощения. Гермиона стояла перед ним, тяжело дыша и чувствуя, как скатываются слёзы по её щекам. Она не знала, когда начала плакать. Всё её тело содрогалось от ярости, когда она смотрела на него. Она попыталась сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, вытерев щёки рукавом свитера. — Я никогда не должна была целовать тебя. Я была в стельку пьяна, — начала она, шмыгая носом через слово. — Рон сказал мне, что любит меня, а я не ответила ему тем же, и потом ты просто оказался рядом. Боже, как же ты меня бесишь! — со стоном она провела рукой по волосам, продолжив: — Было бы проще, если бы ты был уродливым! Но нет же, тебе обязательно быть таким ублюдком и выглядеть как грёбаный Адонис*. Так что да, я поцеловала тебя. Мне жаль! Он молчал. Его лицо, мрачное и холодное, не выражало никаких эмоций. И теперь она не могла себя остановить. — Потом я сделала это снова, и каково же моё оправдание? Я не была пьяна во второй раз. Мне было любопытно, — Гермиона усмехнулась. — Любопытно, потому что после первого поцелуя моя рука на время перестала болеть. Не было никакой боли, как будто шрама вообще никогда не существовало. Почему? Затем ты, по счастливой случайности, оказался в медицинской секции библиотеки, грёбаный придурок. Так что я решила проверить, и это сработало. Ты заставил боль отступить! Так что теперь ты мерзавец, Адонис, и лекарство для того, что со мной, чёрт его дери, не так. Потом ты выдаёшь мне своё странное, загадочное извинение и заставляешь меня чувствовать себя идиоткой, за то что вообще я смотрю на тебя. То есть, серьёзно, почему я раздражаю тебя? Что я вообще сделала тебе… Драко схватил её лицо и впился своими губами в её. Удивившись сначала, она быстро ответила на его поцелуй, встав на цыпочки, чтобы дотянуться до него. Его холодные руки запутались в её кудрявой гриве в порыве яростной страсти. Сердце Гермионы гулко стучало в груди, когда она притянула его за чёрную футболку, желая быть ближе. Это было неправильно. Она ненавидела его, но то, как его губы прижимались к её, и ощущение их переплетённых языков — вытеснили ненависть. Он отпрянул, тяжело дыша, и посмотрел на неё. — Так лучше? — Пошёл ты, — прошептала Гермиона, притягивая его обратно. Её руки нашли его шею, крепко обхватив ту и пальцами зарывшись в волосы. Драко сжал её бёдра, прижимая к себе, и затем его руки переместились под её свитер — холодные пальцы на её горячей коже заставили Гермиону вздрогнуть, а тело покрыться мурашками. Его поцелуи были быстрыми и неаккуратными — он изголодался по ней. Она была столь же нетерпеливой, желая раствориться в нём, желая одурачить себя ради этого чувства его тёплых губ и шёлковых рук. На вкус он был таким же, как она помнила: мятным, табачным, сладким. Мучительно сладким. Руки Драко поползли выше, большими пальцами задевая её грудь. Гермиона не останавливала его, она не могла. Это было всем тем, что она знала, что не должна была делать. Это было очень не по-грейнджеровски. Это было идеально. Драко шагнул вперёд, отчего её ноги упёрлись в кровать. Она упала на белое одеяло, потянув его за собой. Горячие поцелуи проложили дорожку от её челюсти к шее, к точке пульса, где он укусил её, задев зубами нежную кожу. Хриплый стон сорвался с её губ, когда он оставил на ней свой след. Он задрал её свитер, но Гермиона остановила его. — Ты пытаешься снять не ту вещь, — сказала Гермиона, переместив его руки к резинке её шорт. Он замер, посмотрев на неё поразительно яркими глазами, практически белыми. — Что ты делаешь? Ты ведь ненавидишь меня. — Знаю, — ответила она, потянувшись к его пижамным штанам. — Тебе решать. Его брови слегка вздрогнули, после чего он вновь поцеловал её. Ухватившись за шорты и бельё, он сорвал их с её ног. Губы Драко завладели её, когда его рука сжала ногу девушки, пальцами проведя по внутренней стороне бедра. Гермиона резко вздохнула, раздвигая ноги. С каждым новым прикосновением её сознание кричало ей остановиться, но каждый предвкушающий удар сердца только подстёгивал её продолжать. Её руки запутались в его волосах, в этих преступно мягких прядях. Его пальцы пробежались по завиткам снизу, после чего мягко коснулись её клитора. Из неё вырвался тихий стон, потерявшийся в его губах. Драко вернул свои губы на её шею, пока пальцы скользнули к её входу, дразня. — Тебе не стоит позволять мне делать это с тобой, Грейнджер, — горячее дыхание от его шёпота ударило ей в ухо. Его голос был низким, страстным, граничащим с сексуальным, но она бы никогда этого не признала. Его пальцы собрали её влагу и затем скользнули по её складкам к клитору. Он кружил вокруг него, не трогая там, где она нуждалась в нём больше всего. — Чёрт, как же я тебя ненавижу, — проговорила Гермиона сквозь обрывистые вздохи. Он массировал её клитор, и она сильнее раздвинула ноги. Он ускорился, заработав её тихий стон. Гермиона дёрнула его за волосы, чувствуя, как становится более мокрой. Она хотела его. Нет, она нуждалась в том, чтобы он её трахнул. Гермиона опустила одну руку, дёрнув его за резинку штанов. — Просто трахни меня, Малфой. Драко стянул с себя штаны вместе с боксёрами и прижался к её центру, дразня её ещё больше, после чего полностью вошёл в неё, и Гермиона издала сдавленный вздох, вновь дёрнув его за волосы. Он испустил низкий рык прямо ей в ухо, послав мурашки по её позвоночнику. Она притянула его губы к своим, нуждаясь в его прикосновениях. Целовать его было тяжело, он толкался в неё всё быстрее. — Скажи, что ненавидишь меня, — сказал он ей в губы. Мёд встретился с серебром, пока он вколачивался в неё. — Скажи, что ненавидишь меня, Грейнджер. Гермиона вздыхала и стонала с каждым толчком, с каждым движением внутри неё. — Я ненавижу тебя. О Боже! Я чертовски тебя ненавижу! Одна рука вновь оказалась на её клиторе, медленно поглаживая, пока он трахал её. Она приближалась к оргазму, находясь под ним, выгибая спину так, чтобы не пропускать ни одного касания. — Блять, — тихо прорычал он. — Ты гребаный… Ах… — выдавила она между хриплыми вздохами. — О Боже! Пошёл к чёрту! Малейшим изменением в толчках он заставил её кричать. Она сжала простынь так крепко, что её костяшки побелели. Её дыхание было рваным и неровным, и она почувствовала как приближается к финалу. — Да, Боже! — крикнула Гермиона. — Я, кажется… чёрт! Я сейчас кончу! — Сделай это, Грейнджер, — произнёс Драко, покусывая её шею. — Кончи для меня. Короткие и быстрые стоны вырывались из её груди, когда он замедлился. Её бёдра трепетали на грани полного краха. Спина выгнулась, прижав её тело к нему, и Гермиона опрокинула голову в экстазе. С закрытыми глазами всё, что она могла чувствовать, была лишь влага, разливающаяся под ней, когда она кончила. Из её глаз будто посыпались искры. — О Господи! — воскликнула она, пытаясь отдышаться. Когда она открыла глаза, он смотрел на неё. Гермиона схватила его за лицо, притянув к себе. Она горячо поцеловала его, кусая его нижнюю губу, и отстранилась, прошептав в губы: — Кончи для меня, Малфой. И он кончил, и не было чувства прекрасней, чем осознание того, что она имела над ним полную власть. Драко поднялся, натянув на себя штаны. Гермиона последовала его примеру, надев свои шорты, после чего тихо очистила заклинанием себя и постель. В гробовой тишине он подхватил свою сумку, лежащую рядом с дверью, после чего посмотрел на неё. Она сидела в центре своей кровати, кусая нижнюю губу, в то время как её щёки и шея, вне всякого сомнения, пылали. Драко пробежался языком по нижней губе, глядя на неё, и, не говоря ни слова, ушёл. Гермиона развалилась на кровати, ожидая, что будет чувствовать стыд или сожаление, но этого не было. Она чувствовала себя чертовски живой.