Various Storms and Saints/Грозы и Святые

Она должна была сделать что-то ещё, чтобы убедить Гарри вернуться в Хогвартс. Она должна была сказать, как это важно для младших студентов — видеть его. Они должны видеть непоколебимость после войны, они должны знать, что их герой — такой же студент, как и они. Если Гарри смог посещать уроки и сдать Ж.А.Б.А., то могут и краснощёкие первокурсники. Но этого могло быть недостаточно. Может быть, ей стоило сказать, что Джинни нуждалась в нём. Рон нуждался в нём. Гермиона нуждалась в нём. Гарри всегда был рядом, он никогда не уходил, он оставался с ней, а она — с ним. Теперь его не было. И даже если она ушла первой, она не могла заставить себя испытывать чувство вины. Она ушла лишь на лето, это не было навсегда или чем-то значимым. Но отсутствие у него преданности Хогвартсу, его обязанностям старосты — обожгло её. Он не только оставил позади школу и ту травму, что она хранила, но и Гермиону. Но она отказывалась мириться с этим. Она бежала по ступенькам, огибая углы тёмных коридоров, пока не оказалась около входа в гостиную Гриффиндора. Портрет Полной Дамы был заменён портретом Римуса Люпина. Она почувствовала, будто воздух из её лёгких полностью выкачали, когда увидела его. Он выглядел счастливым, сидя за столом в классе ЗОТИ, возможно проверяя работы, или что-то подобное. Она сжала челюсти, пытаясь сдержать внезапно нахлынувший на неё поток эмоций. — Гермиона? — спросил Римус. — Это ты, моя дорогая? Она улыбнулась. — Да, профессор. — О, я ведь уже просил тебя не называть меня профессором, — сказал он, лениво улыбнувшись. — Нужен пароль? — Разве ты можешь дать мне его? — Староста и гриффиндорка? У тебя есть все права на то, чтобы знать пароль, — его улыбка была заразительной и печальной. Она желала большего для него и Тонкс, гораздо большего. — Феникс, — он подмигнул, и портрет открылся. Она поблагодарила Римуса, после чего вошла в гостиную. Гермиона отказывалась смотреть по сторонам, осознавая, что ничего не изменилось. Она не должна зацикливаться на вещах, что могут заставить её дыхание сбиться, а боль в сердце — увеличиться. В этот момент две рыжих головы, сидящих на диване напротив камина, привлекли её внимание. — Рон. — Миона! — сказал он, быстро поднявшись на ноги. — Эй, ты здесь. Как ты? Что… Чем ты занималась в конце лета? — У тебя есть зеркало Гарри? Мне нужно поговорить с ним. — Послушай, я уже говорил с ним и… — Сейчас же, Рональд. Он поджал губы, бросая вызов подруге детства. Но она не собиралась сдаваться, она намеревалась разнести Гарри в клочья. И Рон не был застрахован от последствий её нарастающего гнева, стоя перед ней и смотря на неё сверху вниз. — Просто дай ей его, — попросила сидящая на диване Джинни. — Ей стоит поговорить с ним. Плечи Рона напряглись, прежде чем он достал маленькое золотое зеркало из кармана. — Если я дам его тебе, ты поговоришь со мной после? — А нам есть, что обсуждать? — невинно спросила Гермиона. Его брови сошлись на переносице. — Много чего, Миона. Нам нужно поговорить о нас. Дерьмо. Грёбаное дерьмо. Она уже достаточно долго избегала этой темы, так что, разумеется, сможет снова избежать этого разговора. — Да, верно. Конечно. Он улыбнулся, испустив вздох облегчения. — Хорошо. Вот, просто открой его и… — Я знаю, как работает сквозное зеркало, Рон. Выхватив его и выдавив фальшивую улыбку, она практически выбежала из гостиной. Неподалёку находилась ванная старост, поэтому она на ходу открыла зеркало, ожидая, когда ответит Гарри. Гермиона зашла в помещение, расположившись на краю огромного бассейна, глядя на витраж русалки. Ей всегда нравилась эта ванная: она была большой, всегда чистой и редко используемой. А ещё в ней была прекрасная акустика — не то чтобы девушка хорошо пела, но нежное мычание разносилось по всей комнате. — Рон, я ведь только недавно говорил с тобой, приятель. Что-то… — Гарри запнулся, когда мягкие коричневые кудри Гермионы показались в поле зрения. — Миона, привет. — Оставь приветствия при себе, — огрызнулась она. — У меня есть парочка ласковых слов для тебя, Гарри Поттер. — Возможно, они были бы более эффективными, не будь ты пьяна, когда мы виделись с тобой в последний раз. Она открыла и закрыла рот, как тонущая рыба. — Я не думаю, что заслуживаю этого. Он закатил глаза. — Если тебе интересно, получил ли я помилование или особое отношение от Кингсли, то нет. — Но ты всё же не здесь. — Я не могу вернуться туда, Миона, я не могу… Я не в силах сделать это, — сказал Гарри, не глядя на неё. — Нет, но остальные могут, верно? — она не отступала. Сейчас она была Гермионой: либо спокойная и невозмутимая, либо способная дать в челюсть любому. — Все мы можем вернуться, оглядываясь по сторонам и замечая, что всё осталось прежним, да? Они как будто стёрли всё плохое, но ты должен быть здесь, чтобы видеть это. Как ты думаешь, как ты выглядишь в глазах других, Гарри? — Меня не волнует, что я кажусь чёртовым трусом, если ты переживаешь об этом, — было слышно, как срывается его голос. — Ты выглядишь не как трус, а как заносчивый придурок, думающий, что он стоит выше всех остальных, и использующий свои привилегии, чтобы получить то, что хочет. Это подло, Гарри, даже для тебя. Ты используешь своё имя, свою славу. Мальчик, который спас весь магический мир, верно? Да, ему удалось сбежать от травмы. Но ты мог бы поднять здесь моральный дух, показать всем, что всё в порядке и… — Всё не в порядке! — прокричал он, моментально заставив Гермиону замолчать. — Это ненормально, я знаю. Да, я попросил Министра дать мне поблажку, но он отказал. Он поставил мне ультиматум: либо Хогвартс, либо курсы авроров. Я выбрал меньшее из двух зол. — Ты не хочешь быть аврором, и ты дал это ясно понять ещё до всего произошедшего. Почему же ты выбрал это? Гарри вздохнул, опустив голову, и всё, что она могла видеть — лишь его чёрные волосы. Он сделал глубокий вдох. — Мир всё ещё полон зла, которое нужно искоренить. Я подумал, что смогу принести больше пользы в качестве аврора, даже если мне придётся долго тренироваться. Я могу быть полезен здесь и продолжу помогать людям, а в Хогвартсе я этого сделать не смогу. Она почувствовала, как у неё свело живот. — Ты не обязан продолжать спасать мир. Всё, что тебе нужно сделать, так это закончить школу, сдать Ж.А.Б.А. и понять, что ты действительно хочешь делать в жизни. — Уже слишком поздно. Я не вернусь, прости. Он выглядел так, словно уже собирался закончить разговор. — Здесь портрет Римуса! — внезапно промолвила она, и Гарри посмотрел на неё с широко раскрытыми глазами, полными боли. — Полная Дама была уничтожена. Теперь это он. И я уверена, что их больше. Пока я сама не видела, но… — Портреты — не люди, Гермиона. Он мёртв, как и все остальные. И вдруг она вновь стала невозмутимой. Всякий раз, когда это случалось, создавалось ощущение, будто кто-то ввёл ей анестетик. — К сожалению, я в курсе, — в её голосе не было ни единого намёка на эмоции. — Ты сделал свой выбор, и я надеюсь, ты счастлив. Она захлопнула зеркало. Отсутствие Гарри ощущалось как последний гвоздь, забитый в крышку гроба. Она застряла в этой школе на целый год без своего лучшего друга. Гермиона чувствовала себя брошенной и ненавидела себя из-за этого. Она много чего ненавидела, но в особенности — свои постоянно колеблющиеся эмоции. Что-то должно было случиться, и нет лучшего времени, чем начало нового семестра. Взглянув на витраж русалки, Гермиона решила пообещать себе кое-что. Гермиона Грейнджер должна была грандиозно вернуться. Она похоронит себя в работе, в помощи остальным. Она должна вернуться в свои шестнадцать. Золотая Девочка, любимица учителей и самая главная заучка школы — вот, кем она была. И она не могла отказаться от этого. Она забудет о войне. Обо всех ужасных вещах, которые она сделала. Лета никогда не было. Гермиона вернулась. Она обязана была вернуться.