Операция "Птичий разгром"

«Я, Сергей Разумовский, находясь в здравом уме и твердой памяти…» В здравом, ага. Пока что. Сергей чувствует себя страшно уставшим. Словно что-то незримое и тяжёлое давит на втянутые плечи, пригибает к земле, забирает дыхание. А может, так и есть. Законченное и заверенное по всем правилам завещание лежит на столе, но Разумовский изо всех сил старается на него не смотреть и даже не думать о нём — чтоб не учуяла всегда готовая на радикальные меры вторая личность, которая не сдастся без боя… Разумовский нервно сцепляет руки в замок, шумно выдыхая. Не помогает — нестерпимая тяжесть давит и давит так, что перехватывает горло. В какой момент все пошло наперекосяк? Не влезать в то, из чего не сможешь выбраться Не искать панельку своего отца Не сорить в своих текстах окурками цитат Без пяти двенадцать я загадал… Он нервно сцепляет и расцепляет пальцы, пустым взглядом глядя куда-то перед собой. Старается не смотреть на чёткий рисунок вен на руках — способ уже выбран, и льющаяся по рукам кровь уже вспыхивает перед глазами, но Птице достаточно мысли, чтобы успеть помешать, когда… Разумовский успел много раз все для себя решить, но всё равно становится и больно, и страшно. И потому он лишь отчаянно ищет ответ на вопрос — в какой момент все пошло наперекосяк? Но день с тупой регулярностью сменяет ночь Ничего из загаданного не сбылось Ведь нужно было всё время куда-то бежать Ставить подпорки, чтоб всё не рухнуло… Чтоб всё не рухнуло… С этого, наверное, всё и пошло наперекосяк — с того, что опоры, прочно державшие Серёжину злосчастную жизнь, начали рушиться. Хотя всё, что было в его жизни, так или иначе рушилось рано или поздно. Одиночество в детдоме, разбившее его на две половины. Желание сделать жизнь простых людей лучше, разбившееся о наглых богачей и укрывающую их систему. Смерть Олега, которая сломала его окончательно, выпустив Птицу на свободу. И сам Птица, что с дьявольским смехом разбивал всё, что было ему дорого, в отместку за уже своё одиночество. Наивно было думать, что починить самого себя будет так просто, хотя Игорь и считал иначе… Мысль об Игоре тоже разбивает — решимость поступить так, как придётся. Но увы, он, став очередной подпоркой, всё равно оказался бессилен перед злом из глубин чужой души. И это зло не остановится, пока не разрушит последнюю преграду между Разумовским и собой. Сжатые до побелевших костяшек руки словно вновь окрашиваются кровью Игоря из сна — даже воспоминание об этом невыносимо. Или я, или он. Лучше я. Заберу этого дьявола с собой, и все будут в безопасности… Вот только всё равно страшно. И больно. Игорь не простит ему этого. Но иначе никак… Сергей опускает голову, почти касаясь лбом сенсорной панели на столе. На душе отчаянно пусто. Наверное, стоило перед этим оттолкнуть Игоря от себя — чтобы тот ушёл в гневе, а не в скорби. Чтобы забыл о нём, вычеркнул из своей жизни и даже не узнал о том, что Разумовского больше нет. Но в чём-то Птица прав — Разумовский действительно слаб и эгоистичен, и оттолкнуть Игоря не в его силах. Пусть хоть кто-то не отвернётся от него, или хотя бы сделает это тогда, когда будет уже всё равно… Он рывком встаёт, закрыв папку с документами. Неровной походкой идёт к окну, за которым сияет предзакатный город. Устало прислоняется к стеклу, глядя на панораму за окном. Залитый солнцем Петербург из окна башни кажется прекрасным, как никогда раньше. Сергей любит его всей душой и готов защищать… Вот только в этот раз нужно защитить его от самого себя, справишься? Как ломает умирать, когда тебе двадцать три, Ведь всегда семнадцать, всегда война… Так долго сдерживаемые эмоции рвутся наружу, мучая и без того истерзанную душу, и он все сильнее прислоняется лбом к стеклу, чувствуя бегущие по щекам слёзы. Умирать Серёже до жути, до боли не хочется. В конце концов, он ведь так молод, вся жизнь ещё впереди. Дело всей жизни наконец почти закончено и уже приносит пользу людям, как он и мечтал. И наконец рядом с ним появился человек, замечательный, безусловно любящий… Как никогда хочется жить и быть наконец счастливым, но вместо этого придется пожертвовать собой в борьбе со своей беспощадной тёмной стороной. Только вот выбора у него нет — либо смерть, либо вечное заточение в психиатрической лечебнице, что не сильно лучше. Либо смерть близкого человека и уничтожение целого города. Жаль, что всё сложилось именно так, но Сергей подозревает, что именно так всё и было предопределено с начала. Где-то изнутри уже ощущается чужое присутствие. Времени больше нет. Быстро и нервно доцарапать на листке бумаги записку, припрятать под папкой — хочется надеяться, что первым её найдёт именно Игорь. Быстро достать из ящика стола приготовленное заранее лезвие… «Стой, Тряпка! Не смей!» Быстрее. Уверенно высвободить руки из рукавов. Не медля, уверенно взрезать кожу — рука взрывается болью, но времени концентрироваться нет… Вторая рука. Удачно — кровь льётся рубиновым ручьем, застывая на полу. Птица с криком мечется, колотясь в сознание, но затопившая боль и сменяющая её слабость не пускают. Кричи, кричи, птичка. Поздно. С лёгкой улыбкой Разумовский сползает вниз по стене в лужу собственной крови. *** Птица затихает в угасающем сознании Разумовского, и тот как никогда чувствует себя целым и свободным. Жаль, это ненадолго. Жаль ещё, что Игорь все-таки пришёл раньше и увидел его таким, но в то же время Серёже очень спокойно умирать на его руках. Разве что глядеть в полные боли любимые глаза очень грустно и стыдно… И все же он рад, что Игорь сейчас с ним. И глядит в его глаза до последнего, пока не затихает дыхание. Жизнь Сергея рушится в последний раз, но больше никого не погребёт под обломками.