Тайна по ту сторону зеркала

Левачевская очнулась в своей кровати и потёрла голову. Та неимоверно болела, и Селена стала вспоминать вчерашний день. Вспомнила разборки с Нуари, ссору с Даной и… жуткого монстра. Был ли это сон? Она открыла глаза и вскрикнула от ужаса. Нет, это был совсем не сон! Чудище сидело на полу рядом с кроватью и чесало большими когтями свой локоть. Селя тихонько стала подползать к краю кровати. Она подвинула руку и замерла, прислушиваясь. Оно её заметило или нет? Страх-то какой! Оно только что шумно вздохнуло! И Селена, кажется, даже перестала дышать. Хоть бы оно не повернуло голову раньше времени! Она приподняла руку, и, стараясь быть как можно незаметней, потянулась. Заметило? Вроде бы нет! Пронесло! Она тихо выдохнула и схватила с тумбы настольную лампу — какое-никакое, но всё же оружие. Монстр поднял на Селену свои чёрные глаза и вопросительно посмотрел. Только сейчас она почувствовала, как к горлу подкатывается тошнота. Невыносимый запах разлагающегося тела переполнял всю квартиру. Этого не может быть! Нет, нет, нет! Это всё очень странно! Это не может быть правдой! Что за жуткий монстр? Нет, нет, нет! Она ведь не верит в мистику! Это совершенно неразумно! Селена, дергая рукой, в которой находилась лампа, стала ногами на кровать, и, пытаясь не закричать от испуга, двинулась в сторону дверей.  — Стой, — рыкнул монстр и встал. Селена выпучила глаза и остановилась от удивления. Оно еще и разговаривает! Всё, её мир больше никогда не будет прежним! Монстр снова протянул к ней лапищи и стал медленно подходить. Точно, как вчера вечером. Вдруг на кухне зазвонил телефон, и Селена мысленно послала звонившего куда подальше. У неё дрожали коленки от страха и непонимания. Что же её ждёт дальше? Даже ладошки вспотели от этой неизвестности! Монстр прислушался к мелодии, и, пройдя мимо настороженной и готовой в любую секунду к труду и обороне Селены, побрёл на кухню. Он ушёл! Нужно придумать что-то! Может быть, в окно выпрыгнуть? Высоко! В шкаф спрятаться или под кровать? Ну да, ничего умнее в жизни никто не придумывал! Селена высунула голову в прихожую и прислушалась. Главное, чтобы оно её не заметило, главное, чтобы не вернулось раньше времени! Левачевская сделала несколько шагов, и под ногами предательски заскрипели доски ламината. Божечки-кошечки, хоть бы оно не услыхало! Сердце ушло в пятки. Хоть бы чудище не уловило шума, хоть бы не вернулось! Она с величайшей осторожностью сняла с вешалки пальто, при этом полностью превратившись в слух. Вроде бы не заметило? Щёлкнул замок, и Селя напрягаясь, как струна. Страх-то какой! Вроде бы не услышало! Только она хотела открыть дверь, как её на плечо легла огромная лапища. Краем глаза Левачевская заметила когти, а в нос ударил противный запах. Она резко развернулась и врезала кулаком прямо в морду монстру. Тот даже не пошатнулся, но в глазах зажёгся злой огонёк. И Селена, сообразив, что добром это теперь точно не кончится, закричала изо всех сил. Но через секунду монстр заткнул ей рот грязной лапой, а второй, не менее гадкой, схватил обе её руки и поднял над головой, да так высоко, что Селена почти парила в воздухе. Она дергалась, как муха, попавшая в паутину, и чем больше она двигалась, тем сильнее монстр сжимал её руки. Было невыносимо больно. На запястьях — там, где сжимало чудище — невыносимо жгло. Словно она опустила руки в огонь и не могла их оттуда вытянуть. Жуткая боль пронзила обе руки и к глазам подступили слёзы, но Селена их сдерживала и старалась терпеть боль, которая с каждой минутой становилась всё сильнее и сильнее. В дверь позвонили, и там, за дверью, послышался голос какой-то женщины.  — У вас всё в порядке? — спросила та.  — Всё хорошо! — пропищал монстр, имитируя её, Селенин, голос. За дверью стало тихо. Всё, теперь ей точно никто не поможет. Она пыталась вырваться из его хватки, мотала головой, но всё безуспешно. Что оно здесь забыло? Что происходит? Селена угомонилась и зло посмотрела на монстра. Тот же в свою очередь пялился на неё. Поняв, что девушка успокоилась, чудище убрало грязную лапищу с её губ. Самый большой паук притащил на паутине, как машина на буксире, её телефон, звонивший во второй раз.  — Сделай так, чтобы оно больше не издавало этого противного звука, — прорычал монстр и, подняв поцарапанный смартфон, вручил его Левачевской. Селена, держась из последних сил, чтобы не потерять сознание, в который раз осмотрела его. Её трясло от одного вида немытых рук. Как можно быть таким противным? Она бы сейчас даже руки в кулаки сжала от злости, но конечности неимоверно болели, и на секунду ей даже показалось, что скоро они могут отпасть.  — Руки! — буркнула Левачевская, но чудище, наверное, её не поняло, и она повторила: — Руки отпусти! Монстр, хоть и с задержкой, но всё-таки отпустил её. Левачевская выхватила из его лап свой телефон, протёрла его краем рукава, после полюбовалась другим рукавом и вытерла им губы, на которых лежала лапа. После присмотрелась: не осталось ли на телефоне еще чего-нибудь, кроме свежих царапин, и только тогда приняла вызов.  — Наконец-то. Черт бы тебя побрал, Селена! — крикнул ей в ухо Нуари. — Ты совсем глупая, или что? Я ведь сказал дать интервью, в котором ты опровергнешь наши отношения! А ты что сделала? Ты еще только усугубила! Скажи, неужели это так сложно, а? Неужели я много прошу? — он захныкал, как маленький ребёнок. — Почему ты молчишь? Давай, скажи что-нибудь этакое в своё оправдание!  — Я… — начала было Левачевская, но тут чудище потянуло свои грабли к руке, в которой она держала телефон, и она истерически закричала: — Не трогай меня! Лапы убрал! Существо прорычало что-то невразумительное, но послушалось её и ушло в направлении кухни.  — Что это такое было только что?  — Костя, прошу! — сказала она как можно тише, но так чтобы её расслышал редактор. — Как коллега коллегу. Приди ко мне! Спаси меня, прошу! Здесь что-то кошмарное и мерзкое. Я не знаю, что это… Прошу…  — Ладно. Я постараюсь быстро! — серьезно пообещал Нуари. — Минут через десять… В трубке послышались короткие гудки, и Селена выдохнула. Она не совсем доверяет Косте, но раз уж он попал «под горячую лапу» монстра, когда позвонил ей, так пусть теперь помогает. Селена забежала в ванную и стала тереть свои губы и кожу вокруг них мочалкой. Было больно, но заразиться какими-нибудь вирусами, паразитами, глистами, или что там у этого чучела водится, она не хотела. Взглянула на себя в зеркало. Кожа на лице была вся красная, раздраженная, но Левачевской почему-то казалось, что этого недостаточно. И она терла дальше. Исключительно до того момента, когда стало мучительно больно. И только тогда Селена вспомнила о том, что у неё есть возможность сбежать из квартиры, пока монстр заседает на кухне. Оттуда же послышались какие-то громкие и шуршащие звуки. Настолько истошные, что Селене даже захотелось закрыть уши. Она решила, что нет никакого смысла идти и проверять, что там произошло. Лучше всего сбежать. И притом как можно быстрее и не оглядываясь! Но убежать не получилось. Как только она выглянула из ванной, как её тут же схватило за руку это чудище и потащило на кухню. Селена предполагала, что оно разворотит ей квартиру. И разворотило-таки, но не кухню, а холодильник. Вот скотина! — Сиди здесь и не рыпайся! — оно со всей дури швырнуло её на диван и пригрозило острым когтем. — Соберешься удрать — будет только хуже! Оно окинуло её взором и принялось жадно пожирать колбасу из холодильника. Селена брезгливо поморщилась, глядя на его грязные лапы. Допустим, она еще выдержит то, что в её доме по непонятным причинам появляется что-то совсем непонятное, о чем Левачевская никогда не читала в научных книгах, и то, что до сих пор ну никак не укладывается в её голове. Но признать реальной возможность того, что кто-то, даже некий грязный монстр, лазит в её, Селенином, холодильнике немытыми руками, да еще и так нахально ест её же припасы! Ни за что! Левачевская готова была разорвать на клочья этого помойного монстра, если бы у неё было столько сил, настолько злой она была на него! Было противно даже находиться в одном помещении с таким отвратным уродом! Страх куда-то пропал, когда появились брезгливость и злость.  — Брысь! — крикнула Селена и захлопнула прямо перед монстром дверку холодильной машины.  — Я хочу есть! — гаркнул на неё монстр, и на миг Селена подумала, что он не переставал ни на долю секунды представлять опасность для её здоровья и жизни. В дверь настойчиво позвонили. «Костя!», — поняла Левачевская. Она выбежала в прихожую, резко распахнула дверь, так что чуть не ударила Нуари по лбу, и хотела было уже бежать из дома, раз представилась такая невероятная возможность. Но только Селена переступила порог, как чудище, которое прибежало за ней, схватило её и Константина за руки и втащило в квартиру.  — Теперь точно не сбежите, — гаркнул монстр, пододвигая к двери тяжелый шкаф. Селена обреченно опустила руки и посмотрела на Костю. Нуари же её будто не замечал. Он смотрел на монстра, разинув рот. Его правый глаз задёргался, а сам он был похож на статую. «Конечно, — подумала Селена, — не каждый день видишь непонятное существо непонятного происхождения и непонятного вида». Что-то среднее между человеком, волком и еще чем-то страшным, что Левачевская себе не могла представить. Монстр осмотрел их двоих с ног до головы и побрёл обратно на кухню как ни в чём не бывало.  — Эй, Костя! — толкнула Селя его в бок.  — А? — он посмотрел на неё со смесью непонимания, озадаченности и страха в глазах, достал из внутреннего кармана пальто фляжку и, глотнув немного, протянул Левачевской. Та сделала пять больших глотков, немного поморщилась, хватая ртом воздух. Алкоголь теплом разлился по телу. — А…это что?..  — Кто… — неуверенно поправила Селена, сама до конца не понимающая, что оно такое. — Я тоже не знаю. Чудовище пожирало колбасу, вонзая огромные клыки в палку, когда они очень медленно зашли на кухню. Мелкие кусочки вываливались из его пасти прямо на пол. Выглядело настолько страшно, что Константин даже представил вместо той палки колбасы себя. Представил, как монстр отгрызает ему голову, и пережёвывает, хрустя его черепом. И как вместо кусочков колбасы падали на пол куски его мозга… Доев, монстр повернулся в их сторону и позвал к себе приглашающим жестом. Селена не рискнула ослушаться и села на стул напротив, всё же соблюдая определённое расстояние — мало ли, кто знает, что ему в голову взбредёт. Костя замешкался, сел чуть ближе к монстру, чем Левачевская, но совсем немного.  — Я думаю, самое время начать… — сказал монстр и вытер жирные руки о Селенин дерматиновый диван. Левачевская еле сдержалась. «Только бы не сказать ничего противного, только бы не разозлить этого выродка», — подумала. Подумала и решила, что лучше вообще ничего не говорить. Монстр нахмурился, всем своим видом предупреждая, что если они попробуют ему перечить, ничего хорошего из этого не получится. — Я начну… Они кивнули. Оба не совсем поняли, что от них хотят, но кивнули.  — Меня переместил сюда, в ваше измерение, один из найдов. Вы наверняка не знаете, кто это такие, поэтому… Найды — мелкие твари, которые умеют предсказывать будущее и менять его по желанию хозяина. Найдов совсем немного, всего лишь десяток, если не меньше… Не помню… последний раз я их всех видел при создании… но сейчас не об этом. В общем, в твоем зеркале… — он резко ткнул пальцем в Левачевскую, от чего та немного пошатнулась, а Нуари недоверчиво глянул на неё, –… один из этих найдов — Хартс — и он хочет, чтобы ты его выпустила. Для этого нужно нарисовать на стенах одной комнаты специальные знаки, — он провёл пальцем по воздуху, вырисовывая какой-то символ, и после очень невежливо почесал когтями свою задницу, — залить кровью зеркало и… Как раз таки хорошо, что ты дружбана своего привела… Для ритуала понадобятся его волосы. Надо не так уж и много. Просто посыпать сверху… прямо на кровь. Костя вопросительно посмотрел на Левачевскую. Похоже, он, как и Селена, не понимает, что еще за ритуал нужно провести. Нуари осмотрел монстра, остановившись на несколько минут на клыках чудища, которые то и дело показывались во время его речи. С какой скоростью оно может им обоим скрутить шеи и съесть? Наверное, минуты хватит! А если только кому-то одному? Сможет оно за десять секунд, или ему нужно больше? Проверять свои теории Константин не желал по вполне понятным причинам. Жить все-таки еще хотелось как-никак. И хотелось намного больше, чем что-то там проверять.  — В общем, вы должны это сделать! — сказал в конце монстр и, встав с диванчика, направился в их сторону. Костя аккуратно выставил перед Левачевской руку. Селена внимательно посмотрела сначала на неё, потом на самого Константина. Он глядел на монстра очень сосредоточено, будто бы это не чудище, а он может напасть в любую секунду. Защищает свою шкуру, а заодно и её? Она бы тоже так сделала… Да и любой бы так, наверное, сделал… Селена не знала наверняка — слишком малы были её познания в дружбе, да и в обычных отношениях между знакомыми. Но монстр даже не обратил на его жест никакого внимания. Подумаешь, руку выставил… Безымянное чудище снова открыло холодильник, вдохнуло ароматы и огорчённо закрыло…  — Всю информацию передал, — оно начало загибать свои грубые, длинные, скрюченные пальцы, — поесть ничего толкового у вас больше нет. Ну… видимо, пора домой. Эй! — он крикнул куда-то в сторону, а затем вышел из кухни. Селена неуверенно направилась за ним. Тихо подкралась к двери своего кабинета, куда только что вошло тошнотворное уродище, и, аккуратно высунув голову, стал наблюдать за действиями монстра. Оно подошло к её столу и постучало когтем по зеркалу. Хорошо хоть осторожно, не сильно постучало. Зеркало вдруг засветилось всё тем же нежно-зеленым, и каким-то немыслимым способом затащило образину внутрь. Всё затихло. Как будто минут пять назад в квартире писательницы не было и упоминания об омерзительном и гнусном не только визуально, но еще и… в плане восприятия запахов, монстра. Как такая махина могла влезть в крохотное, старинное, ажурное зеркало? Как это вообще работает? Селена вдруг почувствовала лёгкое прикосновение и отскочила в сторону от неожиданности. Очередной монстр, привидение, зомби? Нет, это был всего лишь Нуари. Хотя… глядя на его выражение лица, назвать его зомби или тем же привидением не так уж и сложно. Он тряхнул головой, точно хотел отбросить ненужные мысли, и уставился на зеркало, а после — на неё.  — Ты можешь мне объяснить, что здесь вообще, чёрт побери, происходит? Я прихожу, а тут оно! Кто это? Что оно делает… делало в твоей квартире? Как оно сюда попало? Где оно сейчас? В зеркале? А что за ритуал? И при чём тут мои волосы? А что будет дальше? Оно вернётся или нет? — всё это он сказал на одном дыхании, при этом эмоционально махая руками, трогая ими свою голову и выпучив от ужаса глаза. Договорив и чуть успокоившись (хотя то, что он всё еще волнуется и, похоже, боится, выдавали его трясущиеся руки), немного сгорбился. То ли от усталости, то ли от страха, который пережил, то ли от нового и «ни с чем не сравнимого» опыта, что так резко упал, обрушился лавиной, обвалился, как старая штукатурка на потолке, и придавил своим весом Костю. Его голова оказалась на уровне Селениной, и он, глядя её прямо в глаза, дожидался ответа. Дожидался долго, ведь Селена и сама не знала ответов на его вопросы. После ухода монстра Селене стало легко на душе, будто бы с её плеч свалилась целая тонна камней, которые то и дело мешали ей не только нормально сконцентрироваться на чём-то, но и вообще соображать.  — Это выглядит чертовски неправдоподобно… — заявила она и села в кресло, обдумывая произошедшее, но размышлять нормально никак не получалось, ведь каждый раз у неё в сознании всплывало это душераздирающее существо, и её снова и снова трусило от страха. А что, если бы всё было совсем иначе? Что, если бы оно напало на неё, а потом на Костю? Как там…? Есть оно хотело, да? А свежатины ему не захотелось… Человечины, так сказать… Или для него такое мясо не представляет ничего особенного? Или, может быть, он был просто недостаточно голодным? Если бы невероятно сильно хотел есть, то, наверное, таки съел бы их, да? Сплошные «или» да «если»! Но ничего толкового она так и не придумала…  — Итак! Что я… мы знаем?! — начала рассуждать Левачевская вслух. — Это уродище появилось из зеркала. Причём моего, антикварного зеркала! Пришло из другого измерения… — на этом слове Селена запнулась, наконец сообразив, что всё то, что она описывает в своих рассказах, может быть реально. И это обыденные вещи там, в других измерениях, –… и пришло для того, чтобы мы помогли какому-то…  — Найду, вроде, — подсказал Нуари, внимательно её слушая и не пропуская ни слова.  — Да, спасибо. Чтобы мы помогли какому-то найду, который умеет предсказывать будущее, менять его, и, похоже, вообще много чего еще может, но вот выбраться сам не в состоянии. А для того, чтобы его выпустить, нам нужно провести обряд, — Левачевская поморщила носик. «Обряд». Это слово ей кошмар как не нравится. Да и вообще. Она скептически относилась к мистике и ко всему, что с ней связано… А теперь?! Другие измерения, монстры, обряды, найды, волшебное зеркало… Её мир не будет прежним!  — И? Что мы будем делать? — спросил у неё Константин.  — Не знаю. Но думаю, можно обойтись и без крови с волосами. Вернее, без наших крови и волос, — Селена задумалась. А ведь правда! Может быть, можно обойтись без этих странных условий, да и вообще… зачем проводить какой-то неизвестный обряд? Тем более, для чего? Для того чтобы выпустить никому не известное существо? Которых в мире… осталось всего лишь десять штук, если не меньше. Ну, вот выпустят они его, и что дальше? Оно поднимет бунт? Восстановит свой род? И тогда их планету будут переполнять какие-то монстры? Стоп… а если это и правда монстр, а не просто милое существо, которое выполняет работу ясновидящих и экстрасенсов? Что тогда оно будет делать? Зачем ему эта свобода? Чтобы разрушить планету? Их… измерение? Вселенную? Галактику? Как это называется? Весь мир? Селену аж в дрожь бросило после того, как она представила себе это. Она даже головой встряхнула, отгоняя ненужные мысли, как это недавно делал Константин. Как бы ей хотелось сейчас не думать об этом всём! Да и вообще никогда не думать и не знать, что такое возможно! Почему именно ей это свалилось на голову? Ей, и теперь уже и Константину… Нужно как можно скорее с этим покончить!  — Разобьём зеркало, а осколки закопаем во дворе дома! — выкрикнула Левачевская, и Нуари взглянул на неё с надеждой. — Или нет?! Выбросим их в реку! — она устало закрыла глаза. — Костя, ты…  — Я не знаю, что здесь произошло недавно, но то, что я видел… я думаю, что… Не может это быть галлюцинацией. Как там говорится?.. С ума сходят только поодиночке? А ведь он в чём-то прав! Если раньше всё можно было списать на её усталость, то теперь, когда в свидетелях Костя, это не может быть результатом недосыпания и сбившегося режима дня. И, похоже, он тоже понимает это… Селена внимательно посмотрела на Нуари. Он ведь не галлюцинация, правда?  — Вот чёрт бы с тобой! — он отчего-то жутко разозлился. — Будто бы мне не хватило газет с их сплетнями и твоего интервью… Так тут еще и эта… хреновина! Он встал и начал ходить по её комнате.  — А что не так с интервью? Я как можно доступней объяснила, что произошла ошибка, и в конце всего лишь ответила на один-единственный безобидный вопрос, — она была рада этой теме. По крайней мере, это хоть что-то реалистичное и приземленное, и оно намного лучше, чем мысли о мерзком монстре и обряде.  — Что не так? — саркастически вскинул брови Константин и, выудив из кармана телефон, стал яростно что-то в нём искать. Чёртов обряд, будь он неладен, отошёл в данный момент на второй план. Константин наконец-то нашел то, что искал, и всучил телефон писательнице. Он включил запись её интервью, где она якобы объясняет всё доступным языком. Но оказалось, что этот момент на телевидении решили просто-напросто вырезать, а оставили только то, что посчитали нужным. А нужной, как видно, была фраза Левачевской о том, что с Нуари они в прекрасных отношениях. Вторую часть предложения — «как друзья, но не больше» — сочли ненужной и благополучно вырезали и её тоже. И такую пародию, как назвала её после просмотра Левачевская, они показали в выпуске первой, чтобы уж наверняка! Левачевская и Нуари в нескольких ёмких, но не совсем приличных фразах уместили свое отношение к подобному жульничеству и неуважению — или как это можно назвать? — а после, немного успокоившись, Селена объяснила, как всё было на самом деле.  — В общем так! Я постараюсь как-то решить это! Главное — не суйся в это и не усугубляй ситуацию. Я же профессионал, так сказать.  — Профессионал, — повторила за ним Левачевская и хихикнула.  — Ага, но ты это вряд ли замечала раньше, правда?  — Давай не будем сейчас ссориться?! Закрой рот и слушай меня!  — Есть, командир! — сказал Нуари и плюхнулся на диван напротив неё.  — С одной проблемой мы почти разобрались, — азартно сказала Левачевская. — Теперь нужно разобраться с зеркалом! Предлагаю просто разбить!  — Ну не знаю, не знаю, — задумался Нуари, — А ты не боишься, что станет только хуже? Вдруг так то существо тоже сможет выбраться, но что-то нарушится, и нашему измерению придёт конец. Или же просто произойдет то, чего ты никак не представляла себе, а? Что, если на зеркало наложено какое-то заклинание или еще что-то в этом духе… В общем, я веду к тому, что лучше, как по мне, не рисковать! Лежало себе, пусть и дальше лежит! Лучше совсем не трогать, чтобы еще хуже чего не наделать!  — А закопать? Утопить? — не унималась Левачевская.  — А потом его опять кто-то найдет, и возникнут те же угрозы! Подумай! А я… наверное, домой уже пойду!.. Он с трудом встал с дивана, покряхтев, как старичок, и вышел в прихожую. Интересно получалось. Проблемы всего мира свалились на них ни с того ни с сего за один день.  — Спокойной ночи. Он было наклонился к ней, а потом сообразил и стал прямо, как струна.  — Ты чего?  — Да так, ничего, — занервничал Нуари и вышел. Что только что произошло, Селена так и не поняла. Она закрыла за ним, прислонилась спиной к двери и задумалась. Чертов Костя! Он снова мог оказаться прав! Левачевская вернулась в комнату и подошла к зеркалу. Она немного брезгливо взяла его одними лишь пальчиками, чтобы было проще «уронить» в любой момент и сбежать восвояси, если что-то странное снова начнётся, и понесла к шкафу. Боясь каждого движения и любого шороха, она кое-как уложила зеркало в коробку с какими-то пуговицами и резко задвинула подальше, под стеночку, в шкаф. От греха подальше. Ей никак не удавалось уснуть. Она даже не удосужилась переодеться, легла на диван, где до этого валялся Костя. А что, если тот монстр вернётся? А Костя уже ушёл… Она ведь не может заставить его сидеть с ней каждый день и ночь, правда ведь? Разве что взять его к себе охранником… вернее, телохранителем… Божечки-кошечки, она только сообразила, что всё могло быть намного хуже! Та образина могла съесть её, а потом и Костю. А могла съесть только её еще в начале, когда только вылезла из зеркала. Или просто оторвать им двоим головы, и тогда бы она — Селена — якобы затопила бы соседей снизу кровью, они бы пришли разбираться, а тут такое. Крику было бы… Да ладно крику, а если бы оно после того, как оторвало голову им, не вернулось обратно в зеркало, а осталось в квартире? А после пришёл бы кто-нибудь из соседей, которые почувствуют запах разлагающихся тел, расходящийся на весь подъезд, выломают дверь, а этот выродок выбежит оттуда и прибьёт еще и других людей. Побежит «гулять» по городу и поубивает еще немало земных жителей… Земных жителей… до чего она докатилась?! А в её квартире, если кто-то еще выживет, найдут два покусанных огромными клыками тела… Вернее, то, что от них к тому времени останется. И никто не сможет опознать в них такую популярную писательницу Джулеку Вагнер и её верного редактора Константина Нуари. Этого всего бы не было, если бы она не купила эту квартиру, правда? Отец не подарил бы ей то зеркало в честь переезда. А перед этим не купил бы его в антикварной лавке. И сейчас бы она жила вполне спокойно, хоть и продолжала бы тесниться в однокомнатной квартире вместе с отцом. Возможно, из-за этого у него бы не было тех «вещих» снов, которые ему снятся. Она бы не поссорилась с Даной, а перед этим та не встретила бы Константина и не влюбилась бы в него. Левачевская не попала бы в ту передрягу со слежкой у кустов, и сейчас бы о ней и Нуари не сочиняли баллады гнусные газетчики и бессовестные телевизионщики. Селена осмотрелась. Может быть, дело не только в зеркале? А и в самой квартире? На кухне что-то упало, и Левачевская от испуга вжалась в диван. Неужели снова? Оно вернулось? Разозлилось из-за того, что она ничего не сделала или, вернее, даже не попыталась сделать, и пришло по её испуганную душеньку? Она на ватных ногах кое-как добралась до кухни и внимательно осмотрела помещение. На полу лежала банка сгущенки, которая выпала из приоткрытого холодильника. Монстр не удосужился качественно закрыть дверцу? Или снова происходит что-то мистическое с самостоятельным перемещением предметов и открыванием дверей? Ей это чертовски не нравится! Вот ни капельки! Железная банка выскользнула из рук и громко ударилась о плитку на полу кухни. Руки не слушались, и Селена догадывалась, почему. Всему виной страх и тревога. Она не выдержит такого! Левачевская почувствовала спазмы в области висков и тут же побежала в ванную. Из зеркала на неё смотрело какое-то бледное привидение с расширенными зрачками и трясущимися руками. Неужели это она? Страх-то какой! Писательница вернулась на кухню за аптечкой, но только переступила порог, как её тут же бросило в холодный пот. Она никак не могла хоть на миг забыть того, что происходило здесь несколько часов назад. Левачевская стала метаться по кухне в поисках аптечки, попутно снова вспоминая недавнее происшествие. То, что она искала, нашлось на своем же месте, куда Селена раза четыре, наверное, заглянула. Еще несколько минут после этого Левачевская отыскивала нужную таблетку и, запутавшись в том, что именно ей нужно: таблетка от боли в голове или же успокоительная таблетка, решила, что именно от головы. Но таковых у неё не нашлось — видимо, закончились — и выбор тут же пал на успокоительные. Пластинка еще и упала раз, когда писательница её взяла в руки, и пришлось еще ползать под столом. Таблетка успокоительного прилипла к сухому нёбу, и Селене пришлось её запить водой. Хотя в инструкции настоятельно советовали не запивать — для пущего эффекта. Вспомнив, какими невыносимо грязными лапами монстр брался за её холодильник, кран и прочие вещи, Левачевская решила провести генеральную уборку. Чтобы всё блестело и сияло! Неважно, что сейчас почти два часа ночи! Она не может уснуть от пережитого и поэтому, чтобы не бездельничать до утра, найдет себе работёнку! К девяти, когда должен был звонить её будильник, Селена уже выдраила всю квартиру, оставалось только вынести мусор, который насобирала после уборки, и всё — готово! Часов в десять ей позвонил Нуари:  — Радуйся, — молвил он. — Я устранил нашу проблему!  — Что? — не поверила Левачевская. Она подумала было сначала о монстре. А потом вспомнила, что монстр вернулся давным-давно в зеркало. — Как?  — Легко и просто! Я же говорил, что я профессионал? — немного обижено спросил Костя.  — Говорил, и я в этом убедилась! Ты действительно молодец! — признала Селена. — Умница! Спасибо! Знаешь, а я почему-то сначала подумала, что ты решил вопрос с зеркалом и монстром. Не представляю, почему.  — Да… — протянул немного напряженно и грубо Константин, словно ему тоже было неприятно и немного больно вспоминать это всё. — Чтобы решить еще и эту проблему, боюсь, у меня не хватит сил и связей! Поэтому, увы! Голос Нуари стал тихим, и Селена кое-как расслышала, что он подрагивает. Левачевская и сама дрожала от страха, как Костин голос. Они помолчали.  — Тебе не кажется, что одного спасибо было мало? — поинтересовался, немного успокоившись, главный редактор.  — Мало? — Левачевская бы могла повозмущаться, мол, что он себе позволяет, как он мог подумать о ней такие глупости и еще всякое в этом же роде, но решила воздержаться — всё-таки он решил их проблему как-никак… Еще обидится. Может быть, ей повезёт, и не будет ничего «противозаконного»…  — Да… Но, думаю… — он замолчал, видимо, придумывая, что такое загадать ей, чтобы себе приятное сделать. — Бутылки коньяка вполне хватит. Ну, или там вина какого-нибудь… Тебе ведь уже есть восемнадцать?  — Смешно до жути, — заметила Селена серьёзным голосом.  — Кстати, о жути… Ничего больше странного не происходило?  — Да вроде как нет… Хотела сказать спасибо, — хмыкнула отчего-то Левачевская, переведя тему, потому что ей не хотелось каждую секунду вспоминать об этом.  — За то, что решил вопрос с нашими «отношениями»?  — За это я уже сказала, между прочим! Нет, я хотела поблагодарить за то, что пришёл, и не оставил меня наедине с… — но снова вспомнить пришлось! В её памяти в который раз всплыл образ противного чучела, и её затрясло от страха. И затрясло почему-то так сильно, что ей пришлось придерживать телефон еще и другой рукой, чтобы он не выпал и не разбился, — …с… с тем монстром. Костя молчал. Видимо, тоже не смог спокойно забыть произошедшее. И Селена его чудесно понимает. Никто бы не смог забыть. Она хотела было перевести тему, чтобы не доставать тягостными воспоминаниями о жутком чудовище и себя, и Костю. Но Нуари её опередил, немного утихомирив накатившуюся волну страха.  — Кстати, ты с отцом своим давно разговаривала? Признаться или нет?  — Давненько.  — Позвони ему тогда. Всё же ему приятно будет услышать твой голос. Тебе еще нужно объяснить ему кое-что… Он ведь наверняка видел тот выпуск новостей и газеты… давай, в общем… звони ему прямо сейчас. Всё-таки он хороший у тебя мужик, боевой… Селена улыбнулась и кивнула, будто бы Костя мог её увидеть через экран.  — Спасибо. Пока…  — Хорошего дня, — сказал Нуари и отключился. Всё же нужно позвонить папе. Правильно сказал Константин. Отец трубки не взял. И звонить второй раз она не стала. Может быть, занят, если не слышит. Перезвонит, как освободится. Отец оказался очень занятым, ведь перезвонил только ближе к ночи, изрядно напугав при этом Селену, которая сидела как на иголках. Она боялась любого шороха и постороннего шума. Боялась даже того, как бьётся её сердце. Она сначала думала, что это монстр стучится. А негромко, потому что в коробке. «Коробка приглушает звук», — думала Левачевская. После поняла, что это сердце бешено стучится, и сообразила, что глупости думала насчёт коробки. Всё-таки если бы монстр хотел, он бы на мельчайшие кусочки искромсал эту коробочку, и даже и не заметил бы преграды. Селена вскинула руку к груди от испуга, когда звонко заиграла мелодия вызова.  — Да, пап? — сказала она, держа в дрожащих руках поцарапанный смартфон.  — Привет, дочурка! Ты звонила, да? Утречком? Я был занят, да и сейчас тоже немного. Но для тебя найду пару минуточек… — в трубке послышалось какое-то шуршание, скорее всего, бумаг.  — В общем-то… да! Звонила! Хотела спросить, как у тебя дела? Как жизнь?  — Да впрочем-то, нормально дела! На роботе, правда, кошмар один, а так всё прекрасно! А ты там как? Не скучаешь по мне? А то я соскучился!  — Скучаю! — призналась Селена. — Поэтому хотела тебя пригласить в кафе! Ты ведь не против? Она всё еще боялась, что из зеркала может снова вылезть та чудовищная образина и прикончить её, но уже вместе с отцом. Но сейчас она больше боялась за отца, чем за себя. Может быть, всё-таки не нужно было прислушиваться к Нуари, а таки разбить это чертово зеркало?!  — Что? Ты шутишь, конечно, не против! Когда приходить и куда? А почему не у тебя дома?  — Я думаю, что лучше прогуляться на свежем воздухе. Всё-таки последние тёплые дни осени. Нельзя упускать такой момент, я считаю! А что дома сидеть? Там ведь неинтересно! — как можно более жизнерадостным голосом сказала Левачевская. Отец немного подумал, наверное, просто из приличия, и согласился. По голосу Селена почувствовала, насколько сильно обрадовался её предложению отец. Если бы он был лампочкой, то уже светился бы от счастья, а может быть, даже треснул от переизбытка энергии. Но о том, что он треснет, Селена думать не стала. Она и сама очень обрадовалась тому, что он согласился. Во-первых, отец как-никак самый дорогой для неё в мире человек, а во-вторых, она жутко по нему соскучилась. Когда он попрощался и положил трубку, писательница вдруг почему-то начала вспоминать прошлое. То самое беззаботное прошлое, когда она еще не вникала в мистический мир, как оказалось недавно, не выдуманных монстров. Она даже боялась представить, что там, в других измерениях, есть еще более страшные и злые, более ужасные и большие, более безобразные и глупые, чем те, о которых пишут журналы с ироничными названиями вроде «Жутких тайн нашего мира», «Сверхъестественного сегодня» или еще чего-то такого. Пишут. Выдумывают, что пострашнее, и пишут. Но не догадываются, что это всё может быть правдой. А сам факт возможности создания нашим мозгом таких ужасов, из-за которых реально загреметь в больничку, объясняется просто. Как там говорят? Новое — это хорошо забытое старое? Вероятнее всего, эти образы, которые приходят нам в голову, не выдуманные. Мы их видели раньше. Давно! Очень давно предки их видели, а наш мозг просто проектирует их воспоминания. Звучит глупо… И слегка непонятно… Но что, если так и есть? Когда-то очень давно монстры и люди жили вместе. А потом что-то пошло не так… Глупости всё это… Глупости… Нет! Определённо всё совсем не так! И то, что она сейчас придумала — полная чушь. Хотя нет! Не полная! А неимоверная чушь! Несуразная, глупая, необъяснимая и вообще… И вообще… Чушь, в общем… Левачевская внезапно снова вспомнила об отце. И тех временах, когда она была совсем маленькой… Вспомнила, как отец бегал за ней по пятам… Вспомнила, как однажды в их город приехали огромные карусели, была ярмарка, они пошли с ним туда за ручку. Она — маленькая девчушка лет пяти с огромными бантиками на двух кудрявых хвостиках и в ярко-красном платье, как у принцесс. И он — двадцатисемилетний молодой человек в такого же цвета, как и её платье, клетчатой рубашке, джинсах и кроссовках, надетых на разные носки — их она запомнила даже лучше, чем все те карусели — с мешками под глазами и растрепанными волосами — бессонные ночи с привередливой дочуркой не проходили бесследно. Она беспощадно тащила его за руку вперёд к аттракционам, когда он со всех сил пытался за ней успевать и при этом не споткнуться. На них тогда оглядывались, делали комплименты… Селена вспомнила, как там они встретили папиных знакомых. Отец остановился, чтобы перекинуться с ними парой слов, а неугомонная Селя всё тащила его, дергала руку во все стороны, тянула, и делала это до тех пор, пока один из отцовых приятелей не достал из кармана конфетку и не вручил ей. Селена отвлеклась на миг, рассматривая сладость, а потом выхватила у мужчины её из рук и, сорвав фантик, забросила в рот. И уже с конфеткой во рту промурлыкала: «Спасибо» — как учил папа. Отец признался, что она не всегда такая. Бывает и похуже. Девчонка всё-таки… Капризная… Но товарищи сказали, что ему очень повезло с такой принцессой, как Селена, и жаловаться ему ни к чему, ведь они тоже хотят себе таких… Говорили необдуманно, как сообразила повзрослевшая Левачевская. так как они даже не представляли, насколько въедливой она иногда была. Просто кошмар. А то, что она принцессой была, то это и так ясно. Запросы у неё были совсем не детские… И сейчас, вспоминая всё это, она как никогда понимала, что отец — первый и единственный человек в этом мире, который всегда будет любить её и ухаживать за неё, как будто бы она самый редкий цветок. Не зря ведь говорят, что дети — цветы жизни. И не важно, будет ли этому самому «цветку» лет пять или же сорок пять, «садовник» никогда не перестанет его любить. Селена любила своего единственного и неповторимого «садовника» и желала ему только добра. Поэтому даже сейчас она волновалась не только за свою безопасность, но и за его. Кто его знает, вдруг монстр захочет опять выбраться из зеркала? Она просто не может подвергать опасности еще и жизнь отца. Они встретились в кафе на следующий день. Отец рассказывал, о том да о сём. После они еще прогулялись по городу, держась за руки, как тогда, в парке аттракционов. Разве что Селена теперь не тянула за руку его, тыкая указательным пальцем в разные стороны. Сейчас она жутко хотела, чтобы это длилось вечно. Она не желала возвращаться домой, туда, где на шкафу в коробке с пуговицами лежит зеркало, из которого в любой момент снова может вылезть та образина, что пришла рассказать о каком-то ритуале. Не хотела даже вспоминать об этом. Но пришлось…  — Холодает уже. Пошли к тебе? — спросил отец. — Заодно покажешь, как ты устроилась там!  — Нет! — резко выпалила Левачевская. — Не нужно!  — Да чего ты? Мне же интересно… Пошли! — теперь уже отец тянул её за руку, как она когда-то его.  — Нет, папа! У меня там… — он посчитает её сумасшедшей или спишет всё на её увлечение мистическими рассказами! — У меня там бардак! Не убрано! Свалка настоящая.  — Ой, да что в этом такого! Подумаешь! Мне плевать, пошли! Селена пыталась придумать что-то еще, но, увы… на этом её фантазия кончилась. Она упиралась, беспрерывно твердя, что лучше не сегодня, и даже не завтра, что там ужасный метровый слой пыли, что там шумные соседи, и отец вряд ли выдержит это напряжение. Но папу уже было не переубедить. Он уверенным шагом направлялся к её подъезду, волоча за собой перепуганную Селю. Она очень медленно вставила ключ в замочную скважину, несколько раз перед этим неуклюже уронив его. Отец было поторопил её, но она еще больше медлила. Может быть, папа устанет ждать и решит уйти домой? Но он не устал. Селена с опаской впустила его в квартиру. Нужно быть настороже. В любую минуту может произойти что угодно.  — Ты чего такая напряженная?  — Да нет, ничего. Просто… Думаю тут кое о чем…  — И о чем же?  — Неважно. Отец по-хозяйски прошел на кухню и стал по очереди открывать каждую тумбочку и ящичек. Наконец-то он нашел то, что искал. Чай! Родитель ловко взгромоздил чайник на только что зажженную конфорку.  — Сейчас попьем горяченького чайку, и ты мне всё непременно расскажешь! И кстати, не так уж у тебя тут и грязно, как ты говорила, — папа заговорщицки подмигнул ей.  — Ладно уж. Давай пить чай! — вынырнув из каких-то своих мыслей, скомандовала Левачевская. Она пила как можно медленнее, наслаждаясь компанией отца, и в тоже время смотрела в оба — ничего ли необычного не происходит? Смотреть получалось не очень — папа то и дело задавал ей вопросы и рассказывал о чём-то своем. Всё было довольно спокойно, и Селена уже даже было подумала, что ничего такого не произойдёт. Как вдруг в прихожей послышался какой-то приглушенный звук. И они оба обернулись — на полу валялось упавшее Селенино пальто. «Бывает», — успокоила себя Левачевская. Никаких монстров на горизонте не видно. Она снова посмотрела на отца, но поняла, что что-то не так. Что-то в нем поменялось. Отец смотрел на неё совсем стеклянными глазами. Никаких эмоций и чувств. Будто бы его кто-то загипнотизировал, взял под контроль его разум и не отпускал. Селена несколько раз окликнула его, но он лишь встал и ушел куда-то. Догоняя его, Селена перебирала все слова и действия, которые могли зацепить отца так или иначе. Может быть, он вспомнил её пренебреженное отношение к его вещим снам?! Или, может быть, он обиделся на неё за то, что не хотела пускать в квартиру, мямля без конца, что там бардак, а бардака, как оказалось, нет?! Вспомнил, как она сбежала из дома лишь потому, что хотела посмотреть фильм со своим другом, а отец не разрешал?! Да нет! Бред какой-то! Чепуха! Вряд ли это могло его так зацепить! Тогда что? Она считала, что он всего лишь погряз в своих мыслях и обидах на неё. Но после поняла, что это совсем не так… Он стоял посреди комнаты, глядя в одну точку и показывая куда-то вверх пальцем. Левачевская проследила за направлением и поняла, что худо дело. Селену всю затрясло, он указывал на чёртово зеркало. Это оно всё! Оно во всём виновато! Селена пыталась образумить отца, говоря о том, что это им сейчас совсем ни к чему, это ненужное барахлишко, безделушка. Но папа никак не реагировал. Он просто стоял неподвижно, точно статуя или памятник. И Селя вдруг подумала, что памятник этот установлен посмертно… за прекрасные подвиги молодого и неопытного отца. Левачевская тут же отбросила эти глупые мысли. Ни к чему они. Совсем ни к чему… Она трясла его, пытаясь вывести его из гипнотического контроля, но ничего не помогало. Она даже пощечину один раз дала ему, пересилив себя, но это тоже не дало результатов. Тогда она просто уцепилась в него, умоляя лишь о том, чтобы он не творил никаких глупостей. Обнимала его крепко, и глубоко в душе надеялась, что это просто глупый розыгрыш, совпадение, то, что не имеет ничего общего ни со страшным и мерзким монстром, ни с чертовым зеркалом, будь оно неладно. Родитель вдруг резко отбросил её. Отбросил сильно и жестоко. Селена такого никак не ожидала, поэтому и устоять на ногах не смогла. Бросок был сильным, точно это совсем не отец её отбросил, а тот самый монстр, который приходил к ней недавно. После подобного Левачевский вовсе позабыл о её существовании, будто бы она была лишь назойливой мухой, от которой нужно было как можно скорее избавиться. Он что есть силы провёл ногтями одной руки по другой. Провёл сильно! Настолько, что на руке остались глубокие борозды, которые тут же начали кровоточить. Но отец не обращал на это никакого внимания. Ему это не приносило ни удовольствия, ни боли, но он и не останавливался. Селена ударилась затылком о тумбочку, к которой её отбросил папа. Боль разошлась по всей голове. В глазах всё помутнело, но она старалась держаться. Держалась для отца, пока он, не останавливаясь, начал сдирать со своих рук кожу, а под ней виднелись дергающиеся мышцы и бьющиеся жилы и сосуды. Селена рассмотрела это несколькими минутами спустя, когда немного пришла в себя. Она не отрывала взгляда от живодерства отца. У неё жутко болела голова, но она ничего не могла сделать. Боль пронзила её тело, как электрический ток. Селена была беспомощной и бессильной в данный момент и единственное, что ей оставалось делать — наблюдать, как отец убивает сам себя!  — Хочешь чтобы это прекратилось — соверши ритуал, — услышала она совсем мертвый, безэмоциональный голос родителя, который к тому моменту уже стоял в луже своей же крови с огромными, широкими и бурыми потёками кровищи на одежде. И её было очень много, будто бы это и не кровь вовсе, а просто кто-то что-то разлил. Что-то бурое этак объемом с ведро. Селена хотела было встать и остановить отца, но тело ее не слушалось. Боль пронзила весь организм и единственное, что смогла сделать Селя — закричать. Закричать так, что в голове зазвенело. А может быть, это только у неё в голове звенело? От боли? А на самом деле крик был вовсе не таким пронзительным? Отец упал на пол в нескольких шагах от Селены. Звук упавшего тела был оглушающим. Словно это вовсе не Левачевский упал, а два мешка с песком. Боль в теле всё так же её не отпускала, Селена едва шевелила пальцами. Она закрывала глаза и плакала. Плакала долго и громко. Слёзы были огромными и горячими. Они катились по её щекам и капали на пол, собираясь в лужицу и смешиваясь с отцовской кровью, которая была буквально в нескольких дюймах от Селены. Соленый привкус на губах заставлял Левачевскую открывать глаза и смотреть прямо в мертвое лицо отца со стеклянными глазами. Селена, преодолевая жгучую боль, протянула руки к родителю. Слезы стали течь всё быстрее и сильнее, они обжигали кожу, и казалось, что это не слезы, а кислота. Руки были в крови, да и вся она уже была в крови, но Левачевская этого абсолютно не замечала. Она прижимала к груди голову отца и испачканными руками гладила его волосы, которые становились влажными там, куда падали её слезы. Она плакала долго… С каждой минутой понимая всё яснее и яснее, что отец мертв, и, вероятнее всего, его вряд ли что-то может спасти. Она рыдала до тех пор, пока у неё не пересохло во рту, и вообще пока все тело не охватила парестезия. В горле начало першить, и Селена закашлялась, не переставая плакать. Она почувствовала буквально ощутимую на вкус горечь от потери. Селена прижалась щекой к уже мокрым волосам папы и постаралась успокоиться. Она наверняка не поможет ему, если будет плакать. Но у неё не получилось. Она снова вспомнила, как отец проводил с ней всё своё время, когда мог спокойно заняться своими делами. Она вспомнила, когда отец приходил к ней в издательство, как они втроём пили у Кости чай в кабинете — он сам пригласил. Отец тогда рассказывал Нуари, какой смешной и капризной была Селена. А она сидела и дулась на него, краем глаза посматривая то на Константина, то на отца, изучая их реакции. Папа тепло улыбался, рассказывая все смешные моменты из их совместно проведённого времени, а Костя согласно кивал, будто бы и сам там был, и улыбался, сравнивая иногда ту Левачевскую, о которой говорят, с той, что сидела тогда у него в кабинете и дулась. После она припомнила, с какой добротой и искренностью отец радовался её достижениям в школе, а после — в институте. И как он приготовил ей пирог на выпуск её первой книги. Украсил всю квартиру, приготовился, а она… Даже не поблагодарила — сильно устала из-за книги и была вся на нервах. Пирог вышел вкусным, она как сейчас его помнит: с вишнёвой начинкой и сливками сверху. Она съела всего кусочек, но каким же он был… Как был счастлив отец… Она чувствовала пустоту, которая заполняла душу. Пустоту, которая проникла в сердце в тот момент, когда она поняла, что отца больше нет. Отец больше не с ней, он больше её не обнимет, не утешит в трудную минуту, не поможет. У неё заболело сердце. И не в переносном смысле, а в самом прямом. Начало покалывать в области груди, и она поморщилась. Как же больно. Кажется, совсем недавно она еще бегала за ручку с ним, а тут… Его уже нет. Да, может быть, он и не был в чьих-то глазах самым лучшим отцом, но для неё он был даже чем-то большим, чем просто лучший отец. В груди невыносимо жгло от вселенской потери, и Селена даже подумала, что тоже сейчас умрёт, и обрадовалась от того. Она вдруг поняла, насколько сильно он её любил, и как ему было больно, когда она отворачивалась от него и не воспринимала всерьёз. Селена больше не думала ни о чем. У неё не осталось сил… Она просто сидела на полу, крепко обнимала опустошённое тело, сидя в луже кровищи, и плакала. Вернее сказать, не плакала, а выла. Как воют волки на луну. Может быть, они тоже воют от боли? Она, может, еще долго плакала бы, если бы не невыносимо болевшая голова. Она чувствовала себя так, будто в неё ежесекундно втыкают несколько десятков острых, как меч, иголок. Что ей делать дальше? Позвать кого-нибудь на помощь? Она аккуратно спустила голову отца на пол, так аккуратно, словно он был живой, просто очень крепко спал… в луже крови… Она ударила ладонью о ее поверхность и начала повторять фразу, которую отец сказал перед смертью: «Хочешь чтобы это прекратилось — соверши ритуал». Брызги разлетелись в разные стороны. Несколько капель отлетело ей на и без того окровавленную одежду. Она ударила снова — это она во всём виновата! Она и никто больше. Она! Она! Она! Брызги полетели ей в лицо. Почувствовала на губах сладкий и в тоже время горький привкус крови. Сладкий, наверное, от любви, а горечь — от потери? «Хочешь чтобы это прекратилось — соверши ритуал». Она ударила снова. И снова. И снова. Брызги отскакивали во все стороны: на неё, на стены, на тело отца, на пол из ламината. Её любимого ламината цвета слоновой кости. Ламината, который она столь тщательно вымыла после прихода монстра. Это всё она! Всё она сделала! Это она монстр, а не та образина, что явилась из зеркала! Она чудище и убийца, а не зеркало! Она… Она… Селена протяжно завыла, не переставая плакать. Вытерла испачканными рукавами перламутрово-ежевичного гольфа брызги крови и слёзы. Вытерла просто так, ведь слезы покатились снова, обжигая кожу на щеках и губах. Они все катились, не прекращая, но Селена не обращала на них никакого внимания. Она рассматривала кровь возле себя. Рассматривала с невозмутимым равнодушием. Она не вкладывала в это рассматривание никакого смысла. Просто смотрела. У неё в голове не было никаких мыслей. Она была совершенно пуста. Лишь в области груди понемногу успокаивалось бешено бьющееся сердце. Почему? Она не знала и сама. Сердечко билось бешено, прямо на пике, всего несколько минут назад, когда она со всей яростью и злостью колотила руками пол и проклинала себя. Себя, такого неисправимого монстра, который только и приносит людям несчастье. Ничего, кроме несчастья, боли и, как теперь оказалось, смерти. «Хочешь чтобы это прекратилось — соверши ритуал», — повторяла она снова и снова. Всё еще не верила, что это было правдой. Такое не может быть правдой! Это сон? Очень реалистичный и жуткий сон? Она дала себе пощечину — чтобы проверить сон это или нет, а заодно и врезать себе же за то, что произошло. Селена совсем не понимала, что она делает, не помнила, что делала, и совершенно не задумывалась, что будет делать дальше. Слёзы все катились беспрестанно, а рука уже тянулась к тумбе, на которую она кинула телефон. Всё тело невыносимо болело, и каждое движение давалось ей с огромным трудом. Наконец, когда смартфон был у неё в руках, она дрожащими и окровавленными руками набрала номер подруги. Дана никогда её не бросала, может быть, и поможет и теперь? В трубке послышались короткие гудки — Дана сбросила. Лучшая подруга не хочет ей помогать! Какая же она после этого подруга, если до сих пор обижается за то, чего никогда и не было! Она полистала список контактов… Костя! Вот кто ей нужен! Она всхлипнула и набрала. Нуари взял трубку почти мгновенно, и Селена этому даже странно обрадовалась.  — Костя! — она вдруг снова тихонько заревела.  — Что-то случилось? — в трубке послышался встревоженный голос. — Умеешь же ты неприятности искать на свою задницу!..  — К… Костя… здесь… о… отец…мертв, — она заскулила, как собачонка, потерявшая своего хозяина. По ту сторону телефона долго не было слышно ни звука, и Селена отчего-то решила, что и Костя тоже умер.  — Ты в своей квартире?! — он будто не спрашивал, а приказывал ей там быть. Голос был испуганным и обеспокоенным.  — Д-да… — протянула Левачевская и снова заплакала в голос.  — Сиди там. Жди! — послышались гудки отбоя. Она могла бы, конечно, возразить, но, увы… Она не в состоянии была даже толком двигаться, лишь продолжала сидеть в луже крови рядом с трупом… рядом с отцом — она никак не могла назвать его трупом. Как Костя войдёт в дом, она не сообразила. Она опять начала рыдать. Ничего бы этого не было, если бы она настойчивее отговаривала отца не идти к ней домой. Она знала, она чувствовала, что это не кончится добром. И монстр тот, и зеркало, и квартира… Да будь оно всё неладно! Она собрала последние силы в кулачки, и ударила ими об пол. Будь оно всё неладно! Частицы жидкости отскакивали от пальцев. Будь оно всё проклято! Острая боль прошлась по костяшкам, а потом и по всей руке. Она снова ударила, но уже слабее. Пропади оно всё пропадом! Слезы капали прямо в лужу крови и ей на руки. Она ударила опять. Гори оно синим пламенем! Она склонила голову, и кончики длинных кудрявых волос тут же испачкались в бордовой жидкости. Она хныкала над лужей, периодически поднимая и опуская руки в кровь. На её плечо легла чья-то теплая и огромная ладонь. Она подняла заплаканные глаза. Костя! Он не смотрел на неё совсем. Он в ужасе рассматривал тело Левачевского, кровь повсюду, куски кожи и стеклянные глаза её отца.  — Хочешь чтобы это прекратилось — соверши ритуал, — произнесла монотонным голосом Левачевская, в который раз повторяя злосчастную фразу, и перевела выплаканные глаза на тело отца. Константин лишь посмотрел на неё, но расспрашивать не стал.  — У тебя дверь была открыта… — без каких-либо эмоций проинформировал Нуари.  — Это всё сделала я… — она словно спрашивала у него, а не утверждала. Костя лишь посмотрел на неё с сочувствием и ужасом, спросил, что произошло, а когда Селена сквозь слезы описала случившееся, набрал на телефоне какой-то номер, при этом не переставая внимательно осматривать каждую деталь. О чем редактор говорил по телефону, Селена даже слушать не стала. Она бесчувственно сидела на полу и пустыми, обезумевшими глазами смотрела то на лужу крови, то на отца и повторяла: «Хочешь чтобы это прекратилось — соверши ритуал». Через несколько минут за окнами послышалась полицейская сирена. К тому времени Константин, никоим образом не боясь испачкаться, присел рядом с Левачевской на колени и приобнял, пытаясь хоть как-то её то ли успокоить, то ли утешить. Пока полицейские проводили опрос соседей, собирали улики и осматривали место, Селена сидела неподвижно. Сидела на стуле, куда её принёс на руках Нуари, так как у неё болело всё тело и она не могла самостоятельно встать. Чуть позже приехала скорая. Они осмотрели Левачевскую и сказали, что, скорее всего, у неё легкое сотрясение мозга и защемление кое-каких нервов позвонка. Все это она заработала, когда ударилась. Селена их совсем не слушала. Не было у неё сил их слушать. Врачи сообщили, что Селю нужно отвезти в больницу, а полицейские настаивали на отделении. В спор влез Нуари, сказав, что та никуда не поедет, пока не восстановит силы, за что тут же получил по щам от обоих сторон конфликта. Сошлись на том, чтобы провести допрос после того, как ей в больнице хотя бы осмотрят голову и дадут обезболивающих.