Я победил окончательно и бесповоротно

Наконец-то настала ночь. Такая долгожданная для Олега ночь. За весь день он уже извёл себя постоянными проверками и доработками уже почти идеального плана по освобождению Серёжи из клетки своего разума. Он уже даже думал, что будет говорить ему при встрече, но всё равно казалось, что он что-то да упустил, забыл о чём-то важном. Они уже были готовы. Нанятые им наёмники стояли и ждали команды, а связь с вертолётом, поддерживаемая через наушник, была проверена несколько раз. - Пора – скомандовал Волков и послышались звуки выстрелов. Стояла глубокая ночь и в больнице хоть и был персонал, но не в таком большом количестве как днём. Коридоры и палаты мелькали одни за другими, но Волков целенаправленно двигался вперёд под звуки падающих тел санитаров. Сергей, казалось, вообще не замечал ничего вокруг. Не так давно ему вкололи какой-то препарат, от которого он не мог уснуть и вообще был в каком-то странном расшатанном состоянии. Почему-то в его голове складывалась точная картина того, что что-то обязательно должно произойти сегодня, но что именно – оставалось только догадываться. Он пустым взглядом буравил стену уже неизвестно сколько времени, даже не обращая внимание на поначалу болтавшего Птицу, и когда пернатому надоело такое поведение «Тряпки» он, несколько раз проведя острыми перьями по ключицам и шее Сергея, оставляя болезненные раны, скрылся в темноте. Послышались тихие шаги и непонятная возня за дверью, но Серёжа вообще не обратил на это внимание и даже не дернулся, когда дверь вылетела из петель. Снова Птица пытается как-то поиздеваться над ним, давая ложную надежду. В который раз уже? - Серёжа? - послышался до боли знакомый голос, но на этот раз Разумовский точно не поверит. Олег мертв. Навсегда. Его не вернуть. Больше никогда. С того света не возвращаются. А Олег первые несколько секунд даже подойти боялся к сгорбившемуся и сидящему на полу телу. Через рубашку просвечивался хребет и обычно худощавый Серёжа, казалось, похудел ещё сильнее. Рыжие волосы беспорядочно разметались по спине, ярко контрастируя с полностью белой комнатой. Олег аккуратно, боясь напугать, обошёл силуэт и присел на колени перед ним. Наконец-то они встретились, но Серёжа даже не пошевелился, продолжая смотреть будто сквозь Волкова. Его яркие голубые глаза будто выцвели, потеряв прежнюю таившуюся в них жизнь. - Серёжа, - от боли в горле встал ком и все слова резко потеряли смысл, оставив силы только на болезненный прерывающийся шепот - я знаю, тебе сложно поверить, но я жив… Действительно жив… Настоящий…, твой Олег Волков. Когда Сергей поднял взгляд и иссякшие голубые глаза его встретились со взглядом карих, то сердце Олега болезненно сжалось. Сколько же он пережил здесь, если ранее живые глаза теперь излучали столько бескрайней усталости? Сердце рвалось на части от осознания своей вины и беспомощности. Хотелось просто взять и крепко-крепко сжать его в своих объятьях, укрыв от всего мира, хотелось встать на колени и извиняться до потери пульса или до того момента, пока голос не сядет, хотелось так много… А Серёжа ждал. Ждал, когда Птица проявит себя и вновь начнёт убивать Разумовского; ждал когда осколки разбитого сознания вновь рассыпятся с громким неприятным звуком по палате; ждал, когда Птица вновь оставит его одного в окружении чёрных перьев и своих же разрушающих мыслей. Сидел и ждал. Но ничего не последовало. - Уйди отсюда, - сухие губы задрожали и Разумовский дернулся всем телом в порыве тихой ярости, - я знаю, что это ты и я знаю, что он мертв. На этот раз я не поведусь, даже не надейся. Разумовский, выплюнув накопившиеся слова, опустил голову вниз, смотря куда-то в пол, а Олег же лишь прошептал: - Почему же ты мне не веришь? Рука сама непроизвольно потянулась и приподняла рыжеволосого за подбородок. Холодный, как всегда. На секунду на лице Сергея появилась гримаса непонимания. Рука тёплая? Неужели… Нет. Он так просто не поведется. Не в этот раз. Разумовские резко отдернул голову, отчего зашипел, задев волосами недавние раны на ключицах и шее. Олег, заметив это, убрал волосы с плеч Разумовского. Несколько царапин шли вертикально по шее, плавно переходя на ключицу и заканчиваясь только около плеча. «Неглубокие, но очень болезненные порезы, будто от нескольких ножей - сразу подумал Олег, - Откуда же они у него?» Разумовский сжался, когда грубая рука аккуратно коснулась кожи вокруг них, обдавая теплом. Тепло? Такое родное тепло. Снова подозрительны взгляд голубых глаз в сторону Волкова. Невозможно. Быть не может. - Эй, командир, - размышление обоих отвлек грубый мужской отклик, - у нас всё готово, осталось дать залп. - Отлично, ждите команды на улице. Мужчина кивнул и, передав слова Волкова остальным наёмникам, ушел. Глаза Разумовского округлились и пораженно уставились на Волкова. Птица никогда не мог делать нескольких людей сразу, а это значит… - Олег? Тот лишь кивнул в ответ, вымученно улыбнувшись. - Я, Серёженька. Это – я. Его тут же чуть не снесло ураганом и Серёжа, который не мог пошевелиться просто свалился на Волкова, шепча: «Живой, Олежа. Живой». Олег же, сам еле сдерживая слёзы, развязал наконец смирительную рубашку и дрожащие, онемевшие холодные руки заключили его в объятия. Теплые объятия. - Ну, тише-тише. Это я, живой и преданный Волк. Я же говорил, что никогда тебя не оставлю – перебирая рыжие волосы, сказал Олег, всё так же прижимая Серёжу к себе, - я никогда, никогда не оставлю. Уже заходя в вертолёт всё ещё дрожащий и опирающийся на Олега Разумовский в последний раз обернулся на горящее здание. Весь персонал вынесли, и они придут в себя на улице, пока огонь будет превращать в пепел это ужасное место. Перед входом, прямо в огне появился силуэт, блеснув ярко-жёлтыми от злости глазами. Чёрные вороньи крылья зловеще расправились за спиной, ужасая своими масштабами и огонь, словно тоже ощущая присутствие Птицы послушно обходил его. - Я ещё вернусь. Шипение почти утонуло в треске огня, но Серёжа всё равно его услышал, отчего ноги его вновь подкосились и Олег, подхватив обмякшего Серёжу на руки, обернулся. Никого не было. Огонь всё так же трещал, сжигая эту ужасную часть истории и только чёрное перо, медленно летящее по ветру, говорило – это ещё не конец. Всё ещё впереди.