Я победил окончательно и бесповоротно

Петербург, как всегда, встретил гостей серостью и привычным, таким знакомым ветром и прохладой. Выйдя из такси Волков расплатился и наконец-то вдохнул полной грудью родной воздух. Всё-таки жаркая Сирия не для него. Ему больше по душе холод, нежели нескончаемая жара, а в Питере такого как раз хоть отбавляй. Олег поднялся в нужную квартиру, которая должна стать временным пристанищем и местом подготовки для операции «Спасение Разумовского». Тогда в Сирии, Олег, после увиденного репортажа о поимке Чумного доктора, которым оказался его друг Сергей Разумовский, ни секунды не сомневаясь, решил вызволить его любой ценой. Денег у него хватало. Мало того, что он сам откладывал на чёрный день, так ещё и предприимчивый Серёжа перед его отъездом дал ему карточку с достаточным количеством денег, как он сам сказал: «На всякий случай». Так вот, тот самый «случай» и настал. Нужные люди уже были наняты, билеты в другую страну – куплены и оружие так же было уже подготовлено. Осталось дело за малым – освободить Серёжу, перед этим убедив его, что Олег живой и здесь, рядом с ним. Поднявшись в квартиру, Волков скинул сумку и просто сел на кровать, взявшись за голову руками. Всё произошедшее с Серёжей за время его отсутствия не давало ему покоя и чувство вины грызло изнутри. Вот, если бы он тогда не уехал, ничего бы не произошло, если бы он не уехал, то Серёжей всё было бы нормально. Олег ещё с детского дома знал, что с Серёжей происходят странные вещи: то сам с собой разговаривает, смотря в пустоту; то играет с кем-то, кого остальные не видят; то рисует какую-то человекоподобную птицу, чем-то смахивающую на ворона; то царапины непойми-откуда появляются, а когда Волков расспросить пытается, тот ответить хочет, но по какой-то причине не может. Хотя однажды Серёжа всё-таки сказал что-то, про некоего Птицу и того, что тот хочет просто защищать Серёжу от зла и давать миру справедливость, наказывая неугодных. Тогда Волков подумал, что это воображаемый друг, но со временем «разговоры с ничем» не пропали, а просто стали реже. Кто же знал, что это до такого дойдёт. А уже в том, что это сделал не Серёжа Волков бы уверен на все 100%. И подозрения сводились как раз на этом "воображаемом друге". Куда бы Волкова не заводили размышления, он всё равно возвращался к мысли, о своей вине во всей этой ситуации. - Так, Волков, соберись, - сказал он, прервав свои невесёлые размышления. - об этом всем мы с Серёжей поговорим, а сейчас надо поспать. Ночь будет весёлой. ---- Сколько времени прошло с того разговора и первого припадка Сережи - никто не знает. Несколько дней, недель, месяцев, лет - это не имело в общем-то никакого смысла. Время здесь будто текло или очень медленно или остановилось совсем. Часы растягивались невыносимо, а постоянные извращенные пытки Птицы уже стали почти обязательными, как приёмы пищи. Только этой пищей был сам Разумовский, а вот Птица, как раз и питался его эмоциями, которые были в основном отрицательными. Он часто приходил а образе Олега. Часто, в перерывах между своими тщеславными тирадами он пытался становиться им и выжимать из Сережи не только панику, но и невыносимую боль. Насколько раз Серёжа даже верил. Как-никак, а надежда умирает последней и внутри него всегда будет теплиться лучик для Олега. Да, он продолжал верить. Так глупо и наивно. Голубые, уставшие от вечных противостояний, глаза уже не поблёскивали так, как раньше, а рыжие волосы уже отросли почти до лопаток. Почему же его не стригли? Тут Птица помог. Он был не только помешан на своих планах о справедливости, но и, как оказалось, на внешности своего носителя. Когда Сергею попытались отстричь волосы, Птица просто вышвырнул Разумовского и занял его место, чуть не отобрав ножницы у санитаров. С тех пор его больше решили не стричь, да и вообще как можно меньше контактировать. Таблетки не лечили, а только усыпляли. Они делали Разумовского сонным и в итоге большую часть времени он просто спал, блуждая в собственных кошмарах, лишь изредка встречая там Птицу. Непонятно почему, но во снах он появлялся редко. Чаще в реальности. И всё чаще в виде Олега. Птица специально подолгу говорил с Сергеем, внушая что да, это он. Что Олег жив и вернулся. Но потом сам же всё рушил и убивали всякую надежду, надавливая на самое больное. Он подолгу потом специально расхаживал по палате, якобы ненароком цепляя крыльями, и говоря, вспоминая все моменты с Олегом, обязательно добавляя что он мертв в конце. Сердце разрывалось, а психика трещала по швам. Хотя, Птице только это и было нужно. В довесок ещё то, как Птица дотрагивался до Разумовского. Серёжа и раньше не любил касания, только касания Олега отдавали теплотой и только от них он не вздрагивал. Так он и научился отличать Птицу от Олега. Касания Птицы были холодными, рваными и даже болезненными. От них бросали в дрожь, не важно руками он дотрагивался, языком (что делать очень любил) или ненароком крыльями. Он них веяло злобой и болью заранее, в отличии от мягких касаний Олега, которые теперь остались только в воспоминаниях Сережи. От этой мысли снова глаза наполнились слезами. Казалось, сколько уже можно? Слёзы ведь уже кончились давно, а от боли они наворачивались снова и снова. Птицу это только веселило. Его смех развалился по палате эхом, отбиваясь будто даже от черепной коробки, а кличка "Тряпка", коей он наградил Серёжу, уже вообще не вызвала никаких эмоций. Он ведь действительно тряпка. Самая настоящая. Просто жалкий слабак, плачущий из-за умершего человека уже очень долго. А для него ведь, он был не просто человеком. Не просто другом... - Опять ты думаешь о нём, Тряпка. Не надоело ещё? - притворно сочувственно проговорил он, перебирая длинные рыжие волосы Сережи когтями. - у тебя есть мы. Есть я. Зачем тебе он? Он постоянно говорил это. Шептал на ухо, затем целуя в шею и переходя на ключицы, оставляя следы от укусов и показывая тем самым, кому Серёжа принадлежит без остатка и целиком. Проводя по ним когтями, оставляя елё видные следы и затем, облизывая их якобы извиняясь. Птица играл с ним, а он даже сделать ничего не мог. Его слова ничего не решают, а двинуться и оттолкнуть навязчивой альтер-эго он не может - смирительная рубашка не позволит. Приходится терпеть мерзкие ласки, сжимая челюсти от накатывающих волн отвращения к нему и к самому себе. Сколько он ещё так продержится? Сможет ли он дальше пытаться собирать изломанный на сотни мелких кусочков рассудок? Сможет ли не поддаться очередному ненастоящему Олегу и оттолкнуть его? Не знает. Никто не знает, даже он сам. А Птица рад. У Птицы всё получается. Птица побеждает, как он и говорил тогда, в их первый день в больнице: Он победит окончательно и бесповоротно. Осталось лишь немного подождать полного сумашествия Тряпки, и тогда Он станет главным. И тогда все узнают его величие. Все узнают на что способен Он - зов справедливости. А пока Птица ждет. Птица радуется и продолжает мучать Серёжу, ожидая его полного краха. И он дождётся. Обязательно дождётся. А пока он смеётся. Громко. Так громко, что смех его сводит с ума, а Разумовский бьётся в припадке в очередной раз. И вновь санитары обкалывают лекарствами его уже сине-фиолетовые вены. Он смеётся и ждёт. Ждет своей победы, в которой он окончательно уверен. И никто не сможет сорвать его планы. Никто.