tag, you're it

Чанбин просыпается от горячего дыхания, щекотных прикосновений к шее и сопровождающих их недвусмысленных звуков поцелуев. Он на автомате хочет оттолкнуть, но приходит в себя быстрее, хотя и не может ещё скинуть ослабившие мышцы верёвки сна с организма. Он открывает глаза, уже чётче осознавая, что чужие губы прижимаются к нему, к вечно горящему местечку за ухом и к челюсти, — к единственным свободным, не скрытым тяжёлым одеялом частям тела. Это же тяжёлое одеяло настойчиво тянут за один из его концов, требуя освободить место сверху на Со, и получается неудачно, потому что упомянутый сопротивляется и сжимает в руках ткань сильнее, рискуя порвать. «Хён», — зовёт он недовольно, наконец поднимая руку, чтобы оттолкнуть нависающего сверху всем ясно кого. И это ясно пугает, потому что разве так и должно быть? Чан действительно останавливается, чувствуя упирающийся в грудь, чуть ниже шеи, локоть младшего. Неохотно, но получить не хочется ещё больше. Поэтому он отпускает несчастное одеяло, опускаясь на кровать младшего, пока тот трёт заспанные глаза и разворачивается на спину, наконец получая возможность увидеть обнаглевшего друга. Тот сидит провинившимся щенком, чуть склонив голову, роняя отросшую чёлку на глаза, но взгляд у него нетерпеливый и острый, совсем не раскаявшегося. В тёмноте комнаты его лицо почти светится, он сам светится, перебирая пальцами простынь на чужой постели, и Чанбин ворошит свои волосы, привстаёт с целью включить хотя бы ночник. Только его руку быстро перехватывают и тянут на себя, оплетая ладонь холодными пальцами. — Разве не ты это начал? — то ли раздражённо, то ли взволнованно. Чанбин слишком хорошо его знает, достаточно, чтобы понять, что это не нормально для Бана. Что тот не может прикусить собственный язык или насильно расслабить связки, чтобы не звучать так надломленно. — Это был всего лишь эксперимент, и как это связано с тем, что ты пристаёшь ко мне в чёрт разбери сколько часов ночи? — но Со ему не нянька, хотя попытки включить свет оставляет и не вырывает ладонь из чужих рук. — Я выиграл. — А? — Я выиграл, — повторяет, будто Чанбин не слышал. — Ты обещал мне секс, если я выиграю в споре, — у рэпера от взгляда блондина мурашки, но улыбка сама расплывается по лицу. Развязные речи от всегда сдержанного лидера не могут не удивлять. А подобные — ещё и радовать. — Планировалось, что ты получишь вознаграждение в процессе выполнения условия. — Ты не оставлял мне выбора. Мы бы в любом случае потрахались, так почему не отдашь мне моё вознаграждение? — Чан не разрывает зрительного контакта, хотя явно проигрывает насмешливому взгляду шатена. Тот выглядит очаровательно, не скрывает мягкого оскала и весь от отсутствия макияжа и освещения какой-то резкий, неестественно худой, с пропитанными раствором надменности и эгоизма нитями, очерчивающими аккуратные черты лица, с жёсткими от покраски волосами и горячим языком в пересохшем от сна рту, который Чан экстренно хочет ощутить в своём. — Не в любом, ты ведь мог отказаться от спора. Но мы, кстати, в том, когда уже потрахались, — Бана это бесит, он не понимает, что не так, и сам себя накручивает, потому что изначально во всю эту затею не верил. Но вера сегодня роли не играла, только несколько бокалов ударившего в голову и слишком довольный, раздающий направо и налево беспечные советы Бэм. Он хочет съязвить что-нибудь ему несвойственное, такое же раздражающее, из разряда «и что теперь, до конца жизни меня попрекать будешь?» или «даже если и так», но… — Даже если и так. Больше не хочешь? Не понравилось? — Со слышит в его тоне что-то новое, необъяснимое, что-то между трезвостью и окончательным бредом, в который лидер окунулся вместе с темнотой. — Конечно, девушки в разы лучше собственного хёна. Миниатюрные и милые, наверное, такие тебе нравятся? Или своевольные? Хотя какая, в общем-то, разница, ни у кого из них ни кадыка, ни члена, конечно, понимаю. Чанбин слушает молча, а у блондина словесная рвота, он выплёвывает всё его отравляющее, он белеет и взгляд у бедного ни разу не трезвый. После этих реплик речь его прерывается, он то ли подбирает нужные слова, то ли совсем забывает человеческую речь и что-то пытается передать подрагивающими пальцами и прижатыми друг к другу коленями. Но это не даёт эффекта, через несколько минут в тягучем воздухе раздаётся: — Ничего, Чанбин, я всё понял, этого не повторится, — и Бан подскакивает, отпускает его руку, чтобы сделать пару шагов к своему спальному месту, слишком резко и искренне снять яркое худи, за ним — белую футболку и джинсы, нырнуть в прохладную постель. Сердце бьётся быстрее нужного, что Чан уже не может списать на злость, чтобы не переживать. Дуракдуракдурак. Несколько мгновений стоит тишина, отвратительная, горькая своим напряжением. Старший по-детски заставляет себя выглядеть спокойным, выравнивает дыхание и закрывает глаза, натягивая одеяло до самых ушей. Только всё равно открывает, слыша непродолжительную возню и вдруг — щелчок замка. Он прикусывает губу на автомате, потому что предсказывает несильный толчок в плечо, но не последующий сильный, заставивший развернуться на живот, и не «хочешь получить своё вознаграждение, даже если я парень?» на ухо и тёплые руки в волосах.

***

В объятиях Чанбина тепло настолько, что Чан даже не думает отстраняться, зарываясь носом в белое одеяло и прижимаясь щекой к оголённой коже. Со в футболке, под одеялом, и от чужих рук, обвивающих его талию, ему точно становится жарко, но он упрямо сжимает чужие плечи, касаясь губами мягкого лба жмущегося к нему лидера. Если бы он увидел себя со стороны, то точно бы над собой посмеялся, но всё равно б не перестал так делать. И это Чан в Чанбине любил больше всего. В его руках для Бана не существует ни страха, ни раздражения, ни боли, только запах тела недавно проснувшегося Со, приятное давление на спину и незатейливые ласки, на которые Чанбин с ним в последнее время не скупится. В дверь стучат мемберы, напоминая, что уже скоро пора выходить и что они не успеют позавтракать и сходить в душ, и рэпер даже отвечает что-то, что Кристофер не пытается услышать, оглушённый волнами накатывающей негой. Он бездумно целует чужую шею, цепляется пальцами за ткань, отчаянно не желая покидать нагретое место, а тянущая боль забывается. Стрелка часов неумолимо движется вперёд, но Чанбин целует старшего в лоб снова, убеждаясь, что тот уснул, и неохотно выпутывается из объятий. Бан хмурится, и Со не знает, проснулся ли тот или сквозь пелену сна почувствовал его отсутствие, но укрывает плотнее одеялом, чтобы через мгновение выйти из комнаты и сказать младшим, что Кристофер слишком устал для тренировки, хотя у самого всё тело ломит не меньше, чем у него. Когда Бан снова открывает глаза, почти никого дома не оказывается. Только травмированный на прошлой тренировке Хёнджин и сквозняк, который, вероятно, и стал причиной заложенного носа. Вставать блондин не торопится, ворочается в кровати, когда в дверь стучат: — Хён, спишь? — Нет. — Я уезжаю пообедать с другом, — Хёнджин просовывает свежеокрашенную головку в приоткрытый проём двери, наблюдая за реакцией лидера. Тот кивает, выше натягивая одеяло на плечи, и Хван не находит больше ничего сказать. Когда в дверь снова стучат, Бан хмурится, едва приподнимаясь. Но разрешения уже не спрашивают, Со заходит буднично, замечает открытое окно и прикрывает его, сделав круг по комнате и присаживаясь на кровать лидера. Тот снова ложится, раскидывая отросшие густые волосы по подушке и ища пальцами по кровати телефон: — Ты что здесь делаешь? — шатен улыбается, потому что Чан восхитительно сонный, дует губы неосознанно и дольше следуемого поглядывает на младшего. — Сказал им, что ты плохо себя чувствуешь. Что отчасти правда. Так что я пришёл тебя немного полечить, — лидер не может сдержать смешка, наконец нащупывает смартфон и на экране мобильного ищет время. — Мы трахались пару дней назад. У меня до сих пор местами что-то побаливает, — и Чанбин хихикает, собирая пальцами холодное одеяло и стягивая его на себя. — Нет, нет, нет, если ты собрался регулярно этим заниматься, то мне хотя бы режим нужен. Я не могу через день терпеть твои приставания. — Режим? Ладно, — Со вдруг одушевляется, кивает, строя заинтересованную мордашку и готовясь натянуть самое жалостливое выражение лица. — Мне и моему организму нужно три раза в неделю. — Сколько? Ты и твой организм могут потрясающе обойтись без меня периодически. Не чаще чем раз в две недели. — Да я за две недели лопну! И ты, в общем-то, тоже можешь! — рэпер возмущённо вскидывает брови и для выразительности хлопает по одеялу, ровно по животу хёна. — Раз в неделю, и на этом всё. Иначе я… — секс с Со трижды в неделю было даже представлять страшновато, особенно то, во что за эти дни превратится тело Бана. — Ладно, раз в неделю, но приставать можно в любой день. Может, я захочу тебя минетом отблагодарить за завтрак, — шатен хмыкает, для убедительности кивая, а Чан лишь смутно покрывается неровным румянцем, не думая, в общем-то, что подобное вообще может произойти. — Договорились. — Начнём с сегодня, — Крис хочет поспорить, но Чанбин предупреждает возмущение, залезая холодными ладонями под одеяло и сразу наклоняясь для поцелуя. Бан не отталкивает, только продолжает смеяться.

***

«Я всё ещё не гей, только удовлетворяю твои долбанные потребности», — последнее, что в то утро мычит Крис, только даже спустя пару недель не забывает. Он повторяет эту забитую фразу снова, вскидывая бёдрами и хватаясь за собственную поясницу пальцами. Слова тонут в протяжных стонах и кончающемся воздухе, а на языке оседает звонкое «возьми меня». Чанбина нескончаемая ложь начинает раздражать, но Чан мантрой повторяет заученные слова, даже когда спина приземляется на упругий матрас, а на коленях остаются небольшие синяки от пальцев, потому что Со наклоняется к нему, чтобы заткнуть рот поцелуем. Бан жмурится и даже успевает подумать, что тренировки не идут младшему на пользу, потому что тот почти ложится на него, окрепшим торсом касаясь напряжённого, прижатого к животу члена, и старший осознаёт, что до пятен перед глазами нуждается в дополнительной ласке. Которую и получает, пусть и случайную, но заставляющую вцепиться в чужие плечи и громко замычать. Блондин дёргается от каждого толчка, в паху тянет так сильно, что он хочет перехватить член рукой, чтобы заслонить от горячего тела младшего, и боится прикоснуться, понимая, что тотчас же кончит. Думать сил совсем нет, поэтому он ещё несколько мгновений терпит, сам не знает, зачем, но так скоро заканчивать не хочется. Его тело, уже привыкшее к чужим прикосновениям, слишком быстро начинает по ним скучать, а мозг долго хранит тёплые воспоминания и требует их пополнения, поэтому оттянуть регулярно повторяющийся, до страшного неотвратимый момент появления потребности в контакте тоже стало сложнее. Чан себе обещает, что это последний раз, а ещё прикусывает нижнюю губу шатена и перехватывает его ладони, чтоб опустить собственные ступни на одеяло. Чанбин напоследок чмокает старшего, перед тем как выпрямиться и почувствовать больно проходящиеся вдоль плеч короткие ногти. Чан до всего стремится дотянуться, везде гладит и царапает, и Со уверен, что лидер сам не разбирает, просит ли остановиться или хочет прижаться ближе. Кристофер теряется, наконец забывает тысячу раз повторенные фразы, стонет самозабвенно, потому что знает, что вот-вот кончит, но Чанбин не притормозит, тем более даже если попросить, и с каким-то мазохистским удовольствием этими мыслями себя только больше дразнит. Его ладони на автомате тянутся к подушке, в которую он затылком упёрся, и Кристофер закрывает ею раскрасневшееся лицо, не переставая хныкать. Чанбин не запрещает, зато тихо хихикает, потому что Бан вдруг сильно сжимается и вскидывает тазом, выгибаясь в спине и пытаясь слезть с чужого члена. У него получается, но Со молча за ним наблюдает, потому что лидера мелко потрясывает, а сквозь подушку едва проходит высокий жалостливый стон. Чанбин не может перестать умиляться, больно давит на красиво выпирающие кости, чтобы рывком войти снова и сильно сжать мягкий бок, не позволяя отстраниться. Блондин снова стонет, умоляя, и вжимается в подушку носом, наверное, стремясь задохнуться от смущения и болезненного наслаждения, потому что сил сдерживаться не остаётся, тело слишком быстро сводит, и Бан снова неестественно выгибается, уже насаживаясь сильнее и кончая бурно, с оглушающим слезливым воем. Чанбин снова хмыкает и отбирает у старшего подушку, чтобы взглянуть на раскрасневшуюся кожу и скопившуюся в уголках глаз влагу, чтобы пальцами провести по сведённым к переносице бровям, разглаживая мелкие морщинки, чтобы наклониться и приникнуть к чужим губам, прихватывая и приподнимая упругие бёдра руками. Чан втягивает носом воздух и отвечает на поцелуй, обвивая плечи младшего и пальцами цепляясь за него, пока на живот с мелкой дрожью вытекает последняя сперма. Он бы на автомате потянулся дотронуться, но Со не любит, когда он так делает, потому что липкая субстанция, как правило, оказывается не только на руках лидера. Целоваться с Чанбином — что-то из разряда чудесного. Чан каждый раз не верит, что это происходит, но никогда не забывает, чем пахнут губы Со, как он не позволяет вести и сколько чмоков должен в конце сделать друг, чтобы считать поцелуй законченным. Вероятно, из-за того, что думает об этом каждый раз, оставаясь с ним наедине или наблюдая, как его красят. Бан сам себе не верит, что до следующего раза ещё целая неделя. И это горько-горько оседает на языке, поэтому он торопливо отстраняется, чтобы потянуться за лежащим под подушкой телефоном и обнаружить, что ещё час у них есть. Горечь рассеивается ненадолго, а Чанбин мелко сцеловывает пот с чужой шеи, когда Крис руками отталкивает его ладони, высвобождая бёдра и принимая чуть более удобное для себя положение. Он хочет приподняться, что Со не запрещает, но думает, что блондин или не успел отойти от оргазма, или окончательно с ума сходит, раз мелкими поцелуями покрывает его живот, спускаясь к паху и обхватывая рукой почти размякший член, снимая презерватив и размазывая капли спермы по красной головке. — Я хочу ещё раз, — бормочет Бан, не позволяя яркому румянцу покинуть скулы и не поднимая взгляд на друга. — А? — Чанбин очевидно делает вид, что не расслышал, но в голосе звенит усмешка, хотя член в ладонях Чана заметно твердеет. Это льстит, Чан не отрицает. — Хочу тебя, — чуть ли не тише прежнего, выжатое, но не менее взволнованное. Ласка выходит грубоватой, потому что Крис смущается, но методично Со надрачивает, даже не содрогнувшись, пока на головке не проступает капля новой порции смазки. — Ну-ка повтори, — издевательски, но только так, потому что это единственный способ услышать заветные слова от строптивого хёна, который только сейчас поднимает на рэпера взгляд, чтобы прошипеть чуть громче, но твёрже: — Я хочу, чтоб ты ещё раз меня взял прямо сейчас, — только злиться не получается, заглядывая в блистающие восхищением глаза и чувствуя под пальцами его возбуждение. И Чан не пытается, закрывая глаза и приникая к тёплым губам. Со наконец перестаёт выделываться, завлекая старшего в слишком нежные объятия и чувствуя горячую ладонь на своей щеке. Кристофера, если перестать за ним следить, вообще-то, достаточно много. Он гладит большим пальцем недавно выбритую щёку, целуется отчаянно, отдавая последние силы и гордость, а второй рукой продолжает стимулировать уже эрегированный член, почти прислоняя к собственному телу из-за близости, и даже ногами тянет на себя, пауком опутывая тело младшего. Стена холодная, это ощущается сейчас ярче обычного, но и обратить на неё внимание сложнее, потому что Со утыкается носом куда-то в основание шеи и крепко держит уже подрагивающие бёдра, не позволяя упасть или сдвинуть ноги. Чан осознаёт, сколько весит, и от этого ещё больше в происходящее не верит, цепляясь за плечи шатена ногтями и удерживая ноги на его талии в самом надёжном положении, которое знает. Концентрироваться на том, чтоб не упасть, на частых толчках, на горячем теле в своих руках и на попытках не кончить одновременно кажется нереальным, но Чан справляется, хотя хнычет, рвано вздыхая, и мычит, прижимаясь губами к плечу младшего. Бан уже в душе хмуро отмеряет назначенный срок до следующего раза и внешне недовольства никак не выказывает, но Чанбин понимает его, читает даже по сломанной линии бровей и по взгляду, только не дочитывает до причины и оставляет на мыльном плече поцелуй, который тут же утекает с сильным потоком воды. Впрочем, недовольство это проходит быстро, как только они снова оказываются в постели, снова в одной и снова засыпая. Ближайшие 3-4 дня Криса собственная озабоченность никак не трогает, хотя в последние дни Со является всё чаще: то во снах, но наяву, но с невинными ласками, даже не утоляющими половины потребности. В этот день Минхо больше получаса простоял в очереди за американо для Джисона.

***

Очередным утром Чан обнаружил себя в кровати с Чанбином. Голым, плотно прижатым к спине мембера и с его членом между своих ягодиц. Бан бы удивился, но сил уже не было, поэтому он приподнимает голову, и оглядывает комнату, находя собственные вещи на полу, и поворачивается к Бину, чтобы обнаружить, что тот ещё спит, и развернуться на живот, снова ложась на мягкую подушку, одолженную у чужой кровати. Память не даёт ни одной подсказки к загадке вчерашнего происшествия. Но Чану не столько интересно, почему это произошло, сколько не хочется забывать, как. Не помнить то, в чём сам себя хочешь ограничить, обидно. Не помнить секс с Чанбином — вдвойне обидно. — Доброе утро, — хрипит рэпер сзади через несколько долгих секунд, предварительно втянув носом воздух и тихо промычав, указав на своё пробуждение. Чан ещё немного сонно кивает, запутывая мягкие волосы, но к младшему не поворачивается, прижимаясь щекой к подушке и пялясь на собственную кровать. Через пару секунд прозрачным, неопознанным голосом вещает: — У тебя стояк. — Бывает, — всё так же мурлычет Со, кладя ладонь на оголённую поясницу хёна. Кожа у него горячая, приятно греет кончики пальцев, и от этого на лице младшего появляется короткая улыбка. — Это вполне нормально. Если тебе некомфортно, я пойду в душ. — Нет, я… Может, тебе помочь? — Чан краснеет густо, утыкаясь в сгиб локтя носом, но отказать себе не может. — Чем? — он слышит эту ухмылку. Бесит. — А чем я могу помочь? — недовольно пыхтит, сводя брови к переносице, потому что Со Чанбин дурак или притворяется? Затягивать разговор не хочется, но тело ожидаемо отзывается на лёгкие прикосновения, которыми покрывается его поясница и спина, словно паутиной. — Руками? — ещё больше тело отзывается на мягкие поцелуи, приходящиеся в плечо, и на шёпот, до которого резко опустился голос младшего. — Я просто хочу начать день с того, как ты в меня кончишь. Или ты против утреннего секса? — Чанбин улыбается довольно, перегибаясь через старшего, чтобы увидеть, как тот с забавной мордашкой фыркнет, так и не смотря на него. — Какие ты пошлости говоришь. Не стыдно? — а через пару мгновений прибавляет. — Конечно, не против, — руки младшего перемещаются выше, и Со привстаёт, чтобы занять место на бёдрах Бана, поэтому тот ничего не отвечает, но снова прячет лицо в ткани, ёрзая, чтобы удобнее лечь. — Дверь заперта? — блондин звучит умилительно глухо сквозь подушку, а Чанбин ведёт плечами, хотя и знает, что его не увидят. — Должна быть, — Бан бы обязательно продолжил строить из себя недовольного или обиженного, только нарастающее в животе предвкушение не даёт, заставляя прикрыть глаза и неосознанно впиться в руку зубами, предупреждая случайные стоны. Он трезво рассуждает, что если бы не была, то в к ним бы в комнату давно залетело пару мемберов в поисках своих шмоток, их самих или даже их шмоток. Это последнее, что он трезво рассудил в течение ближайшего получаса. Если от такого эмоционального потрясения, как проявленная инициатива, Чан хоть как-то может оправиться, то следующее бьёт исподтишка, когда ручка двери под давлением поддаётся легко, открывая проход с тихим щелчком. Бан несколько мгновений смотрит куда-то сквозь пол коридора, сквозь дверь, сквозь время и пространство, обдумывая произошедшее. На лице появляется улыбка — не от радости, но испуганная и отчаянная. — Что такое? — Чанбин собирается выйти, но зависший в проходе лидер мешает, а на аккуратное поглаживание поясницы и его голос не реагирует. — Ты сказал, что дверь заперта, — Со не видит лица друга, но слышит в нём что-то необъяснимое, слышит это в странном полувздохе-полустоне. — Ну, я надеялся. — Я от тебя съеду, — безнадёжно тянет Бан, не оборачиваясь, но выходя из комнаты, чтобы устало закрыть лицо руками, опустив на лоб сухие блондинистые кудри. — За что же мне наказание такое? «Я тебя тоже люблю, хён», — шлепком по спине, и Со обгоняет друга, шмыгая в ванную быстрее старшего.