Одиночество на двоих

Тёплое мягкое одеяло, какао с зефирками в руках и шерстяной свитер с белыми оленями на красном фоне и зелёными листиками омелы — идилия дома Москвы в настоящее время после новогодней ночи. Заранее отрепетированное обращение стране прошло довольно неплохо, учитывая, что Александр всё время был рядом, и для главы страны ничего не было лучше, чем это. Саша стал по-настоящему близким и родным ему человеком или, точнее, олицетворением со своими недостатками и плюсами. — Петь «В лесу родилась ёлочка» я не собираюсь, — Саша с лёгкой улыбкой посмотрел на Мишу, держа в руках тот самый какао с зефирками. Очки лежали в стороне по просьбе самого Миши. — А вот ты со своим «отцом» как раз можешь. Ему явно не хватает твоего внимания. — Сашенька, я сам буду решать, кому нужно моё внимание, а кому нет, — москвич хмыкнул, поправляя распушившиеся после ванны волосы. На это северянин закатил глаза и перевёл взгляд на своего «родителя», который яро доказывал кривичу преимущество домашнего кваса перед покупным. — А я простила, я простила Его опять, опять, опять…* — под нос пропел Петербург, смеясь от недоумевающего взгляда Михаила. — Песенка крутилась всё. — Тебе стоит меньше смотреть телевизор, — Москва покачал головой, словно на месте Александра стоял ребёнок, который сказал наиочевиднейшую вещь на свете. — А врать ты совсем не умеешь. — А я простила, я простила Его напрасно, видимо. Теперь страдаю от этого… — он засмеялся, когда Миша напрыгнул на него. Слава богу, какао удалось спасти. Саша и Миша давно решили, как проведут следующие праздники, однако в их планы вклинились с того ни с сего словен и кривич. Москва ругался, очень долго ругался, но Романову удалось уважить блондина ещё одним новогодним подарком, поэтому на следующий день они все отправились на огромный каток в центре Москвы на Красной площади, где по традиции всё красиво и пёстро украсили, а толпы народа всё бегали по декорациям. Миша всё-таки научил делать Смольного фото, и тот сделал фото «сына» и питерца вместе на ледяном олене, хоть долго и противился. За это Москва и Питер поставили Святогора и Алексея на коньки и пустили их в свободное плавание по катку. — Ты кататься вообще не умеешь! — выходя с катка, проговорил новгородец, потирая красные от холода щёки. Кто бы что не говорил, а он просто обожал зиму, и даже суровый холод не мог унять той прыти, которая появлялась у него в снежное время года. — Ну простите, о мой Господин Великий Новгород, я за своё здоровье боюсь и не лезу в драки на тонкий лёд, — Смоленск стряхнул с себя снег, выглядя на удивление спокойным и… довольным. — Ладно-ладно, старички, поспорить вы успеете дома, — Миша засмеялся, живо обнимая кривича за плечи. Александр, смотря на любимого, мог лишь искренне радоваться примирению и улыбаться. — А фото вы сделали прекрасные, — подметил шатен, просматривая фото. Смольный хотел по привычке ему как-то язвительно ответить, но решил лишь улыбнуться. Привычка на то привычка, что бы избавляться от неё, если она больше не нужна, только у Алексея она была довольно глубоко засевшей, как корень многолетнего дерева, и выдернуть её предстояло Михаилу и Новгороду. Было лишь одно «но» — словена нужно было ещё найти в толпе. Петербург тоже заметил, что Святогор уж слишком тих для себя. Дурное предчувствие не заставило долго себя ждать. Звонок за звонком прошли безрезультатно, звать было бесполезно среди новогоднего шума, а обращения к охране свелось к тому, что нужен портрет, время, показания и вся эта бюрократическая фигня, которую так ненавидели две столицы, а Смольному так вообще не было до неё дела. Ему нужен был результат здесь и сейчас. Беспокойство за уже как друга овладело им. Он бегал по площади, звал Новгород, расспрашивал прохожих и выглядел таким отчаянным и беспомощным, что многим становилось жалко его. Такое было лишь однажды, когда он потерял Мишу на ярмарке много лет назад и тоже на Красной площади. Тогда всё обошлось, Москва лишь отошёл к послам, которых Алексей культурно попросил уйти потом (стоит заметить, что слово «культурно» тут употреблено в прямом смысле этого слова), а сейчас, видимо, не обойдётся. — Я сообщил сторожам, так что не беспокойся, пап, — Миша с искренним сочувствием, которое он только мог проявить, проговорил кривичу. Их отношения Москва стал ценить сильнее после произошедшего, поэтому всегда, независимо от того, настаивал ли на этом Сашка или нет, помогал ему буквально во всём. Если б это видели другие города, репутации страшной и великой столицы он мог лишиться. — Они его найдут… — А если нет? Вдруг с ним что-то случилось? Вдруг ему стало плохо? Он же тоже старичок и всё такое, — руки Смоленска неистово дрожали, а глаза бегали по обеспокоенным лицам москвича и петербуржца. — Я, чёрт возьми, теперь с этим старым придурком дружу! — Я знаю, как ты относишься к друзьям, но тебе сейчас надо успокоиться, иначе тебе станет плохо, — москвич повёл его к машине от греха подальше. Саша же по пути к машине подобрал вышитый новгородцем шарф и, осмотревшись, запрятал в свою сумку. — Папа, прошу, найдись. Папа** оставил меня на тебя, и ты просто не можешь бросить меня, — Питер посмотрел на небо, с которого начал идти несильный снег, и прикрыл голубые глаза. — И ты туда же. Идём, — Михаил раздражённо выдохнул, потянув за собой любимого. Он, конечно, волновался в меньшей степени о Святогоре, но всё-таки переживания кривича и Романова передались ему. Неудивительно, что по дороге домой, куда по итогу долгих споров перебрались новгородец со Смольным, Алексей молчал, нервно теребя подол пальто, которое ему подарил Москва. В голове то и дело приходили ужасные мысли, в которые не хотелось верить, но ситуация располагала только к ним, и от этого хотелось обколоться. Говорят, что это помогает забыться. Или напиться, что более реально. — Мы найдём его, обещаю, только старайся не нервничать, — Миша обеспокоенно смотрел на него, пытаясь хоть как-то поддержать его. — Кто нервничает? Я? Пфф, да брось, — Смоленск хмыкнул, сжимая подол, чтобы руки не тряслись. — Этот старый дурак просто потерялся, и сидит сейчас в участке где-нибудь. — Я понимаю, что ты переживаешь, но просто успокойся. Хорошо будет, если он и правда в участке, — Москва держал в руках телефон, ожидая звонка. Повезло, что в органах правоохранения у него есть знакомые, которые без лишней огласки всё расскажут ему, но телефон молчал. Саша нервно посматривал на него. Уж его чуйка говорила, что в участке Волхова не будет.