Одиночество на двоих

— Не хотелось бы тебе сходить куда-нибудь? Вместе, — с такого предложения от смолянина началось утро Святогора. Мало того, что он не ожидал этого никак утром, попивая спокойно чай и читая утреннюю газету, так услышать это предложение от Смоленска было подобно услышать заявление о том, что солнце зелёное. — Я занят сегодня, — отойдя от замешательства, Волхов поставил кружку на стол и глянул на собеседника. Что-то похожее на неловкость закралось в его сердце, когда взгляд остановился на оголённом теле Смольного, прикрытое одним полотенцем. Кривич встряхнул мокрыми после душа волосами, усмехаясь про себя на появившийся румянец на щеках словена. — Ты врёшь. Я видел твоё расписание, и там не было написано, что у тебя планы сегодня, — с усмешкой проговорил блондин, уже чувствуя свою победу. Признаться честно, видеть как северянин бесится, раскрывает свои уязвимые места и этим позволяет проявить над собой инициативу, веселило его и пробуждало внутри его сердца тёплое чувство, которое обычно появлялось при виде Москвв. Но сейчас оно было сильнее, чем то отцовское чувство, диктовавшее путь развития отношений столицы и его «отца». — Караулить очень плохо, Лёш. Ты знал об этом? — новгородец еле сдержал ругательство. Снова он забыл убрать свой блокнот, но в его оправдание он не знал, что Смоленск останется у него жить. Но всё же, его лицо загорелось сильнее от осознания того, что олицетворение напротив узнало всё его расписание. Отмазаться теперь точно не получится. — Я не караулю, выдумщик, — хмыкнул кривич, очередной раз поправляя волосы. В какой-то мере выспался, принял душ и никто его не поторопил. — Твой блокнот лежал открытым на столе, и признаюсь, никак не ожидал увидеть у тебя свободный месяц. — Благодаря нашей любимой столице я могу вообще на работе не появляться, — с презрением проговорил словен, чувствуя приближение головной боли от одного лишь упоминания москвича. Как же этот скот бесил его. — Да и какое-то тебе дело? Может, я хотел куда-нибудь один сходить. — Дорогой мой дурачок по имени Святогор Волхов, ты думаешь, что я туп? — губы Смольного изогнулись в новой усмешке, более хищной и издевательской. — Я предполагал это, но если ты сам говоришь, то переубеждать тебя не буду, — шатен весело блеснул глазами, смотря на вмиг разозлившегося кривича, и сложил руки на груди в ожидании дальнейших его действий, склонив голову вбок. Румянец стал потихоньку спадать. — Да и не тебе запугивать меня, лилипутик. — Ты такой козёл, Волхов, — он раздражённо тыкнул в его грудь пальцем, стараясь не замечать этого до странности любопытного взгляда. — Насмехаешься над ростом. Смотри как бы я тебя не нагнул. — Тебя даже на колени ставить жалко. Розочки Саши и то будут повыше, — Волхов прыснул со смеху и айкнул, когда в его незащищенный руками живот прилетел кулак. — Ещё что-то скажешь или закроешь свой рот, м-м? — Смольный грозно глянул исподлобья на него, и словен не удержал смеха. Кривич вспомнил, почему этот взгляд, это до раздражения самодовольное выражения лица его бесили.- Низко с твоей стороны. — Но явно не ниже тебя, — Новгород засмеялся сильнее, когда кривич стал бить его по плечу, поучительным тоном приговаривая об уважении. — Как ты только дотягиваешься до кружек? — Хочешь испробовать на себе? Я тебе устрою трансформацию и переквалификацию из олицетворения в табуретку. — Какая ты бука. Мог бы просить взять на руки, Алёшка, — он закрыл рот рукой, давясь от смеха. — А ну-ка вставай на корточки, я тебе сейчас всё покажу, — прошипел смолянин, дрожа от ярости. Он не позволит словену насмехаться ему над своим ростом. Над чем угодно, но только не над ростом. И Святогор, видимо, это понял. Неожиданно для себя и для Смольного новгородец сел на корточки и с ожиданием смотрел с тем же странным любопытством на него. Хотелось ли ему побесить блондина? Очень даже вероятно, но к своему удивлению понял, что в какой-то момент перегнул палку. «С чего это я такой добрый и послушный? — промелькнуло у него в голове. — Раньше я бы продолжил его дразнить, но сейчас… Что-то явно изменилось. Но, чёрт возьми, что?!» Во взгляде северянина мелькнула растерянность. Он перебирал всевозможные варианты. «Такая нелепая ситуация. Да простит меня Господе Боже, если моё внимание привлекает этот чурбан.» — Я даже по взгляду вижу, что ты меня в своих мыслях обзываешь! — кривич злобно оскалился. Решил прогуляться, а тут на тебе. Вот хочешь наладить отношения, как к тебе такое грубое, даже хамское отношение. — Лёшка, скажи, у тебя нет такого чувства, будто что-то изменилось? Будто твой порядок вещей изменился. — Это явно маразм. Ты хоть понимаешь, что сейчас ты сидишь передо мной на корточках, а я стою в одном полотенце? — серьёзным тоном поинтересовался Алексей, выставив ногу подобно моделе на подиуме, отчего он стал больше походить на античного бога в глазах словена. Это ангелы так специально разыграли, что солнце стало подчёркивать каждый контур полуобнажённого тела? — Или тебя осеняет и прёт на философию и серьёзные размышления, когда я стою в таком образе перед тобой? — В последнее время, если подумать, то… — он свёл брови к переносице, задумавшись. Точнее делал вид, что задумался. На самом же деле он любовался каждым изгибом стройного тела блондина, его волосами, больше походившие на поле пшеницы после дождя. Какое-то внутреннее желание толкало его к нему, ему хотелось обнять его, прижать к себе и провести по каждому шраму на мраморной коже. Вот только лицо кривича исказилось от недовольства. — Нет-нет-нет! Закрой свой паршивый рот! — только Смоленск представил себе картину, где он позирует перед новгородцем, пока тот, смотря на него полных одухотворённостью и любовью глазам, размышляет о чём-то, на чего нет ответа, его лицо стало краснеть. — Если я стал проводить с тобой больше времени, это ничего не значит! — Ты так кричишь, что скоро хрипеть будешь. Может тебе ромашкового чаю сварить? — игнорируя его слова, Волхов выпрямился и медленно, будто боясь спугнуть, подошёл к нему. — Я понимаю, что задаю иногда странные вопросы, но пойми, что раньше со мной говорил Саша, а сейчас, — он с тоской вздохнул, — некому слушать. Его вырезали из моей жизни, и… ты мне нравишься. Смольный, на удивление его самого, слушал его внимательно. И в его взгляде Новгород прочитал тоже самое чувство тоски по близкому человеку, что он испытывал сам. Злой румянец с лица Смольного не сходил, из-за чего вкупе с печальным взглядом, казалось, что он недавно плакал, а не злился и рычал на собеседника. Но из-за последних слов щёки загорелись с новой силой, отчего блондин пришлось отвести взгляд. — Как собеседник и даже друг, — спешно добавил словен, чувствуя неловкую ситуацию. — И забудь про вопрос. Я уже всё понял. — Да что ты понял, скажи мне, — голос кривича дрогнул. Отчасти, ему хотелось знать, что же такого надумал новгородец. Слышать его голос, тот приятный тембр, который можно было услышать при его общении с Александром. — Нам обоим тоскливо. Нас бросили наши близкие, и от этого на сердце нам тяжело, — он непроизвольно положил ладонь себе на грудь в том месте, где находилось сердце. — Я поступил грубо с тобой, и мне хочется загладить вину за все мои слова в твой адрес. Искренне ли говорил Святогор? Алексей чувствовал, что да. И он извинился, чего кривич не ожидал, и сам улыбнулся ему так душевно, что даже Москва никогда в своей жизни не видел подобной улыбки. Вся злость на этого «бугая» (любимое прозвище смолянина) вмиг исчезла. — Тогда просто прогуляйся со мной. Мне больше от тебя ничего не надо, дурачок, — он развернулся, направляясь к своей комнате. Лёша знал, что теперь его всегда будет провожать тёплая улыбка. *** — Я заказал нам столик в лучшем ресторане, который только смог найти, — Миша с мягкой улыбкой смотрел на выходящего с душа Александра, облокотившись о дверной косяк. Тот покосился на него. — Когда ты последний раз меня встречал где-нибудь ещё, кроме душа? — Романов по-доброму закатил глаза, проходя в свою комнату за одеждой. Москвич двинулся за ним — В кафе? Театре? В офисе? — тот закрыл за собой дверь. — Риторический вопрос, Миш, — вежливо напомнил ему Александр, выбирая одежду. — Это был он. — Вы такая зануда, Александр Романов, — Московский положил руки по обе стороны от головы Саши. — Хотя я не против, чтобы Вы преподали мне ещё пару уроков. — Не сегодня, Михаил Московский, — он неловко рассмеялся, повернувшись к нему всем телом. — Сегодня ресторан. Боюсь, поход в ресторан может быть ничем, по сравнению с моим уроком. — Я внесу взнос, — Миша прикусил его за оголённое плечо. Петербург недовольно вздохнул. Он искренне любил его, всей душой и телом отдаваясь ему, но сегодня его голова трещала по швам, и хотелось тихого уединённого места. С Москвой или без — без разницы. — Давай сегодня просто сходим в ресторан. Моя голова сейчас лопнет, — чуть грубо попросил темноволосый, стараясь не морщится от звона в ушах. — И ляжем спать. Без этого. Разочарование на лице Михаила говорило само за себя, но меньше всего Питеру хотелось думать об этом. Сегодня пригороды устроили ему мозговой штурм по финансированию, а Гатчина снова заговорила об усилении агломерации. Поэтому, придя домой, первым делом он принял душ, где случайно уснул, а дальнейшие планы предполагали здоровый, такой приятный сон. — Ну, заставлять я тебя не буду, — услужливо проговорил Москва и сделал шаг назад. Он видел, в каком состоянии находится его любимый, и лишь поэтому ему хотелось сделать ему приятно. — Просто хотел провести с тобой время. — У нас будет куча времени, Миш, но не сегодня, — Петербург ласково провёл по его щеке. — Но в ресторан, я так и быть, пойду. Тот посмотрел в сторону, стараясь скрыть тоску на своём лице, но Саша не был бы Сашей, если бы не распознал этого на лице любимого. Он приподнял уголок губ, почти невесомо коснувшись пальцем его носа и заставляя москвича перевести взгляд на себя. Петербург знал, что это чуть приподнимет настроение блондину, и повторил своё движение, уже шире улыбаясь. Для полного счастья не хватало увидеть на лице Московского такой же улыбки. И когда Миша всё-таки улыбнулся, Александр лёгким движением обхватил его шею. — Я всегда буду тебя любить, мой царь, — Петербург закрыл глаза, чувствуя такие родные объятия. — Я сильнее, — шепнул ему на ухо Москва, продолжая стоять с ним посреди их общей комнаты. Сколько они простоят так, никому из них неважно. Главное, что они есть друг у друга.