До неба и ещё чуть выше

На следующее утро Тиорин проснулась поздно. Если бы небо было чистым, солнце вовсю светило бы в окно маленькой спальни, выходящее на юг. Она открыла глаза и осторожно пошевелилась. Как и следовало ожидать, мышцы ныли, но это было всего лишь неприятное ощущение, а не боль. — Проснулась, соня? Тиорин поспешно села в кровати и увидела Дарта, который сидел на стуле у двери и терпеливо ждал её пробуждения. Она поморгала, прогоняя остатки сна, потянулась и только после этого с улыбкой произнесла: — Доброе утро. Ей не хотелось ни о чём спрашивать — впервые за долгое время она чувствовала в безопасности. Несмотря на приоткрытое окно, гарью в воздухе не пахло, их никто не искал, и Дарт был рядом. — Рад, что с тобой всё хорошо. Я беспокоился из-за вчерашнего. — Но Инграт ведь дал мне вечером какое-то зелье? — Тиорин нахмурилась, вспоминая. — Это из-за него я спала до полудня? — Думаю, да, — кивнул Дарт и поднялся на ноги — судя по тому, как неуклюже он сделал, он долго сидел в одной позе, боясь пошевелиться. — Кстати об Инграте: я, пожалуй, пойду к нему и скажу, что с тобой всё хорошо. Тиорин от удивления потеряла на мгновение дар речи. — Он обо мне беспокоится? — Конечно, — рассмеялся Дарт. — Он может выглядеть суровым, но к тебе он привязался. И не забывай — ты спасла ему жизнь ему вчера. Тиорин зябко поёжилась, вспомнив события прошедшего дня. Будь её воля, она стёрла бы из памяти почти всё случившееся — мысли о нём заставляли вздрагивать, а образы были всё ещё слишком яркими, осязаемыми. Дарт вышел и бесшумно притворил дверь, оставив Тиорин в одиночестве. Погревшись ещё немного под одеялом, она нехотя выбралась из кровати. Сна всё равно не было ни в одном глазу. Оставаться одной ей не хотелось, и, по-быстрому переодевшись, Тиорин покинула спальню. Инграт и Дарт ждали её в комнате для гостей — самой большой в доме, но всё равно кажущейся крохотной из-за мебели, которая, по-видимому, осталась от прошлых хозяев. Как и говорил, Дарт, Инграт был рад видеть Тиорин, хоть и не стремился показать это. Когда она в разговоре обмолвилась о Сумрачном лесе, Дарт встревожился, но она поспешила успокоить его, убедив, что кроме редких птиц да одной доброй женщины, она не встретила там ни одной живой души. Инграт в шутку осведомился, ни была ли та женщина ведьмой, но получив утвердительный ответ, посерьёзнел. — Ты её знал? — воскликнула Тиорин. — Знал Никту? Он так же удивилась, когда я упомянула тебя. — Да её так звали, — улыбнулся Инграт. — Значит, она всё ещё живёт в лесу? Тиорин кивнула и рассказала, как ночевала у колдуньи и как та научила её простейшему колдовству. — Она всегда верила в людей, — задумчиво проговорил Инграт. — Даже в меня. *** День прошёл почти так же спокойно, как и начался. Инграт казался измотанным, Тиорин же чувствовала себя так, будто все яркие эмоции истратила вчера, и сейчас у неё остались только блёклые их тени. Только Дарт оставался начеку. Впрочем, в этом надобности не оказалось — маги затихли. Не искали никого, не прочёсывали город. Этого следовало ждать, убийство Тессара спутало им все карты, и благоразумнее всего было выждать хотя бы пару суток. Тиорин держалась как можно ближе к Дарту, и Инграт, конечно же, заметил это и не преминул бросить пару беззлобных шуток, которые никто из них не воспринял всерьёз. О своих чувствах говорить первым не решался никто, но они были видны — во взглядах Тиорин, в редких, но бережных прикосновениях Дарта. Когда сумерки начали сгущаться, Тиорин с интересом оглядела лестницу, ведущую на мансарду, и спросила у Дарта, можно ли через неё выбраться на крышу. Тот рассмеялся и назвал её птахой, но подтвердил, что выход наверх действительно есть. Не дожидаясь ни разрешения, ни приглашения, Тиорин взлетела по лестнице, и Дарту ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. В мансарде было грязно и пыльно, ей давно никто не пользовался, и она служила местом для хранения старого хлама. Оказаться на крыше и вдохнуть свежий воздух вместо затхлого и пыльного было почти счастьем. Тиорин постояла немного, глядя на вечерний безлюдный город, а затем села на широкий плоский козырёк, подтянув колени к груди. Дарт опустился рядом с ней и, чуть помешкав, снял куртку и накинул ей на плечи. — Ты хотела поговорить о чём-то с глазу на глаз? Тиорин ответила не сразу. Да, она хотела рассказать о том, что случилось с ней у моря, но боялась, что искренность испортит хрупкую привязанность, возникшую между ними. — Хотела… — наконец проговорила она. Её пальцы мяли подол юбки, и это не ускользнуло от внимания Дарта. — Это касается тебя? Она кивнула. Говорить было трудно. Тиорин сбивалась и запиналась, особенно когда речь шла о магии. То, что было легко почувствовать и понять, почти невозможно было объяснить словами. Она боялась, что Дарт не поверит ей или будет раздражён, узнав правду, но он слушал внимательно, изредка задавая вопросы, чтобы помочь ей, в его пристальном взгляде не было ни капли недоверия или неприязни. — Вот, кто я есть, — вздохнула Тиорин наконец и опустила голову. Ей хотелось провалиться сквозь хемлю, она боялась поднять взгляд на Дарта, но тот, к её удивлению, ласково приобнял её за плечи. — Что теперь будет с нами, с тобой и со мной? — Не знаю. Хотел бы я тебя успокоить, но не могу. Тессара нет, но другие так просто не сдадутся, хоть победа — всего лишь вопрос времени. — Мне казалось, ты по горло сыт войной и хочешь уйти отсюда. Дарт покачал головой. — Я не могу уйти. Я мечник герцога, и им пока что остаюсь. — Долг и честь? Тиорин подняла голову и внимательно посмотрела на Дарту снизу вверх. Тот только крепче прижал её к себе. — Да. Всё так, — он вздохнул. — Пока идёт война, я не могу остаться в стороне. — И мои тайны здесь ни при чём? — Они ничего в тебе не меняют. Ты думаешь, что простые слова заставят меня отвернуться от тебя? — Ты ненавидишь магов. — И доверяю Инграту. — И боишься всего, связанного с волшебством. — Всё, что у нас есть — твоё странное колдовство. Нить, так ты его называешь? Странное дело, когда ты сказала о нём, я и сам его почувствовал. Как будто ты в моей голове, где-то на краю сознания. Просто отзвук эмоций, тихий-тихий голос, в котором не различить слов. Я готов с ним мириться. Оно… естественное, как слух или зрение. — Именно так говорил про него Меллир. Дарт нахмурился, и Тиорин, глядя на него, рассмеялась и замахала рукой. — Так звали духа-хранителя с побережья. — Странное имя. Необычное, но красивое. Мне подумалось, что так звали кого-то из… крылатых. Тиорин поняла, что он хотел сказать «из твоего народа», и её сердце согрела благодарность. Ей было странно думать о себе, как о не-человеке, и Дарт, чувствуя это, старался говорить так, как будто ничего не изменилось. Да и изменилось ли на самом деле? Она выбрала свой путь, и это — человеческая жизнь. С человеческими радостями и бедами. И человеческой любовью. — Не будем говорить о них, хорошо? — попросила Тиорин, и Дарт кивнул. *** Они стояли на невысоком каменном мосту, под которым текла, журча по камням река, которую скорее можно было назвать ручьём. Ветер нёс по небу облака, и в прорехи между ними иногда проникали солнечные лучи. На Тиорин был дорожный плащ, в который она куталась — солнце не успело согреть воздух, и ночная прохлада ещё не ушла. — Значит, остаёшься? Она прикусила губу, чтобы не заплакать. — Остаюсь. Ты знаешь, что я не могу иначе, — Дарт положил руки ей на плечи и посмотрел прямо в глаза. — Я не могу уйти, пока война не закончится, а ты не можешь остаться. — Не могу, — со вздохом ответила Тиорин. — Мне казалось, что я выдержу это ради тебя, но нет. Огонь, кровь, смерти… — она помотала головой. — Я хочу оказаться как можно дальше отсюда. У них было всего несколько дней — пока тучи над городом не начали сгущаться вновь. Слишком мало. — Это не навсегда, — Дарт говорил так искренне, что Тиорин против воли улыбнулась ему. — Мы два раза нашли друг друга, найдём и в третий. У нас есть твой дар, — он положил руку себе на грудь, и Тиорин повторила этот жест. — Ты ведь сказала, что эта связь не исчезнет. — Сказать по правде, не знаю. И я уже говорила об этом, — слёзы вновь подступили к глазам, и она сердито сморгнула их. — Пообещай… пообещай, что найдёшь меня. — Если я буду жив, я приду к тебе. Это так же верно, как то, что я стою перед тобой. Дарт наклонился к Тиорин и поцеловал её. Быстро, едва коснувшись губ. А в следующее мгновение уже шагал прочь, не сказав больше ни слова, и Тиорин не могла его винить — чем дольше прощание, тем больнее, и отпустить его так было легче. Она осталась стоять на тротуаре, слишком ошеломлённая, чтобы звать или бежать следом. Она неверяще коснулась губ, на которых, казалось, отпечатался поцелуй, и неуверенно улыбнулась. Сердце, замершее, как испуганная птаха в человеческих ладонях, забилось вновь. — Я буду ждать, — прошептала Тиорин. — буду ждать. Она постояла ещё немного, оглянулась напоследок на город, и зашагала прочь от моста. День только начинался, солнце золотило осенние листья в кронах деревьев и зажигало искры в каплях на стебях сухой травы. Воздух всё ещё, скоро на лужах будет появляться тонкий ледок. Слёзы перестали сжимать горло, и дышалось легко и спокойно. Тиорин запрокинула голову, прищурившись от солнца, ветер взъерошил её распущенные волосы. Может быть, любовь глупа, но ей до смерти хотелось верить в эту глупость.