До неба и ещё чуть выше

Всё в мире рано или поздно заканчивается. Закончился и Сумрачный лес, сменившись холмистой равниной. Тиорин, хоть и старалась держаться вдали от торных дорог, одним утром всё же встретила повозку, направлявшуюся в Линд, столицу Тайлинга. Человек, ехавший в ней — какой-то не очень знатный землевладелец — согласился подвезти её, и Тиорин была только рада. Путешествовать в повозке было куда быстрее, чем пешком, а мужчина оказался неразговорчив, как и его кучер. Равнины Тайлинга ничуть не напоминали южные. Здесь все цвета как будто поблёкли, остыли. По утрам наползал белёсый туман, а небо почти всегда было затянуто тонкими светлыми облаками. Уже на следующий день вдалеке появились очертания города. Тиорин представила себе его шумные улицы, спешащих людей и поняла, что совсем не хочет снова оказываться в таком месте. Она поблагодарила попутчика и распрощалась с ним на берегу реки, вдоль которой с этого места шла дорога. Если верить памяти и картам, которые она видела в столице, эта река называлась Холодной и текла с востока на запад. Она начиналась на Северном нагорье, протекала по половине герцогства и впадала в океан. Линд стоял в одном из её изгибов, там, где она уже становилась широкой. Тиорин же направилась вверх по течению. После лесного полумрака и мягкой хвои под ногами было непривычно шагать под чистым небом по каменистой тропе, извивающейся вдоль реки. Её журчание, как и шелест листьев, дарило покой и не мешало ни думать, ни сочинять мелодии. Тиорин чаще останавливалась и снимала с плеча арфу, чтобы проверить, хорошо ли звучит мотив, сложившийся в голове. Песня была почти готова, не хватало совсем немного. Отчего-то ей казалось, что в тот день, когда она придёт на побережье, та сложится сама собой. Она услышала море раньше, чем увидела его. Мерный шум набегающих и откатывающихся волн, крики чаек и только затем, когда тропа обогнула очередной невысокий холм — безбрежная водная гладь до самого горизонта. Тиорин замерла, затаив дыхание и счастливо улыбаясь. С моря дул ветер, принося мелкие соленые брызги. Он был таким сильным, что, казалось, раскинь руки, повернись к нему спиной — и он поддержит тебя, как поток воды. Тиорин медленно шагала по тропинке. Натянутая струна, влекущая за собой, ослабевала, становилась едва ощутимой. Все верно — она дошла до края земли, дальше дороги нет, разве что обернуться чайкой, расправить белоснежные крылья и лететь на восток. Туда, откуда дует ветер, туда, откуда катятся соленые волны с пенными гребнями. Тропинка шла вдоль обрыва и ныряла вниз. У края Тиорин остановилась ненадолго — слишком крутым показался спуск. Осторожно, делая маленькие шаги, она двинулась вниз. Было страшновато, но нога ни разу не сорвалась. У подножия волны с тихим шелестом набегали на светлый, почти белый песок и откатывались обратно, оставляя клочки пены. Странное это было место — ни громких звуков, ни ярких цветов. Будто все оттенки здесь стерлись, выцвели под ветром и светом, который шел со всех сторон — небо было затянуто тонкими светлыми облаками, и нельзя было даже сказать, какое сейчас время суток. Тиорин опустилась на песок, подтянула колени к груди. Мелодия, которую она так долго и безуспешно пыталась найти, теперь звучала у нее в голове. Еще не сложившаяся до конца, но совершенно точно та самая. Так смешно… Она бежала за этой мелодией на край света, надеялась найти в ней ответы на все вопросы, а сейчас, когда все, что нужно сделать, посидеть несколько минут, вслушиваясь в свои мысли, и заставить ее звучать под пальцами, Тиорин не чувствовала ничего, кроме спокойствия и тихой, задумчивой радости. Она услышала почти невесомые шаги за мгновение до того, как краем глаза заметила движение слева. Серебристый лис, ничуть не боясь, сел на песок в паре шагов от нее и обернул лапы пышным хвостом. Тиорин никогда не доводилось видеть такого красивого зверя. Его шерсть мягко поблескивала, лежала волосок к волоску. Черные внимательные глаза казались почти человеческими. Тиорин отвернулась на мгновение, чтобы вглядеться в даль моря, где виднелись острова и поблёскивала искра одинокого маяка, а когда повернула голову обратно, там, где мгновение назад сидел серебристый лис, она увидела человека. Молодого мужчину со светлыми волосами и темно-серыми, почти черными глазами. Он откинулся назад, опершись ладонями о песок, запрокинул голову и вдруг широко улыбнулся, глядя прищуренными глазами куда-то вверх, в высокое небо, затянутое облаками. — Давненько не видел здесь ваших. Дай-ка подумать… Несколько десятков лет. Тиорин ничего не ответила — слишком странными показались ей его слова, да и не была она уверена, что он заговорил именно с ней а не, скажем, с одной из пролетающих чаек. Тому, что лис превратился в человека, она не удивилась, хотя в другое время была бы изумлена, если не испугана. Ей сразу вспомнились слова Никты о духе с побережья, который был хранителем для людей, живущих там. Юноша повернулся к ней и окинул ее взглядом лукаво прищуренных — лисьих — глаз. Только сейчас в её сердце шевельнулась тревога. Даже если дух казался дружелюбным, был ли он таким на самом деле? Никта говорила, что он никогда не показывается иноземцам, может быть, он не будет рад чужаку, пришедшему с юга. — Я думал, вам здешние края не по душе — слишком суматошные и неспокойные. Но ты чем-то отличаешься от других, тех, что приходили раньше. Подожди… Он быстрым движением оказался рядом с ней, легко коснулся пальцами подбородка и заставил поднять голову. — Ты как будто… спишь с открытыми глазами. Тиорин дернула головой, высвобождаясь и отстранилась, насколько это можно было сделать, не поднимаясь на ноги. — А ты говоришь загадками, как старая колдунья, — произнесла она и сама удивилась своим словам. Дух ничуть не обиделся. Он рассмеялся, склонив голову набок, и протянул ей руку. — Я Меллир, хранитель этого забытого богиней уголка. Неудачное имя для колдуньи, не находишь? — Тиорин, — она улыбнулась, ответив на рукопожатие. Ладонь Меллира оказалась неожиданно холодной, почти ледяной. — Почему ты заговорил со мной? Он пожал плечами. — Удивился. Говорю: давно не видел здесь вашего народа. Тиорин недоумённо нахмурилась и потёрла лоб костяшками пальцев. — Моего народа? Но я человек. — Ты правда так считаешь? — в его глазах мелькнуло удивление. — Ты действительно думаешь, что ты человек? Меллир задумался о чём-то. Тиорин не произнесла ни звука, недоумевая, что могут значить его слова. Через несколько секунд он шевельнулся, его глаза расширились, как будто он вспомнил что-то важное. Губы дрогнули, но слово с них так и не слетело. Тиорин смотрела на него с любопытством, ожидая, что последует за этим. — Погляди туда, — протянул он руку. Тиорин повернула голову и присмотрелась к домикам, которые жались к краю обрыва, а затем вздрогнула, как от громкого неожиданного звука. Она знала это место: берег, изрезанный крохотными бухтами. Видела его раньше — только помнила иначе, с высоты птичьего полёта. Именно оно снилось ей так упорно изо дня в день. Тиорин потрясла головой и сжала виски руками. — Этого не может быть, я никогда не была здесь, никогда. Меллир грустно улыбнулся. — Тогда почему ты вся дрожишь? Если бы ты действительно была бы здесь впервые, ты осталась бы спокойна и спросила меня, что интересного в рыбачьей деревне, на которую я указал. Тиорин зажмурилась, пытаясь найти хоть одно воспоминание, но виски привычно пронзило болью, и она застонала. — Я не помню ничего, что со мной было раньше. Совершенно ничего… Меллир встал на колени перед ней, бережно отвёл её руки. Тиорин смотрела на него широко распахнутыми глазами. Он коснулся её висков кончиками пальцев, и она почувствовала, как будто её обдало ветром. — Тише, — прошептал он. — Я попытаюсь заглянуть к тебе в голову. Это не должно быть больно. Она дёрнулась, и он опустил руки. — Боишься? Тиорин быстро поднялась на ноги, отряхнула юбку от мелких песчинок. — Я… я не знаю, — она помотала головой. — Не знаю, почему слушаю тебя, почему тебе верю. Она отступила на несколько шагов. Меллир, даже не попытавшись встать, протянул к ней руку. — Подожди, крылатая, не убегай. Я могу тебе помочь. Даже если ты не хочешь, чтобы я разобрался, почему ты ничего не помнишь, я смог бы найти тебе крышу над головой. Ты пришла издалека, и у тебя здесь никого нет. Тиорин замерла. Ей очень хотелось поверить ему. — И ты… Не будешь снова пытаться влезть в мой разум? Меллир вскинул руки, показал открытые ладони. — Если только ты сама не разрешишь. Он встал легко, будто был невесомым и подошёл к Тиорин. Она невольно отступила на шаг. — Меня не нужно бояться, я дух-хранитель, мы не причиняем вреда людям. — Даже чужакам? — Даже чужакам, если они, как ты, не желают зла никому, кто живёт здесь, — Меллир протянул руку, указывая на дом на краю деревни. — Пойдём туда. Там живёт женщина, чей муж однажды не вернулся из моря. У неё есть молодой сын, тоже рыбак, но она слишком стара, и ей уже сложно одной справляться с хозяйством. Они хорошие люди и будут рады тебе. — Я буду должна тебе что-то? — спросила Тиорин, и Меллир обернулся на ходу. — Нет, зачем? Что ты можешь дать духу? Она улыбнулась, опустив голову. Он был прав, сказки о духах, просивших золото и драгоценности за помощь, теперь казались смешными. Зачем они тому, кто почти бесплотен и, кажется, не нуждается ни в крове, ни в пище. — Ты придёшь ко мне, — вдруг сказал он, спокойно и просто. — Не завтра и не через день, но придёшь. Я буду ждать тебя. *** Время как будто остановилось. Дни сменяли друг друга, как волны, накатывающие на берег. Тиорин порой казалось, что она жила здесь всегда, хотя прошло всего несколько дней. Она не чувствовала себя чужой. В доме, куда привёл её Меллир, ей были рады. Молодой рыбак целые дни проводил в море, а его матери нужна была помощь по хозяйству, и две девичьи руки пришлись кстати. Тиорин привыкла просыпаться на рассвете. Она часто уходила бродить по берегу в одиночестве. Тревога, разбуженная словами Меллира, вновь задремала и сменилась тихим спокойствием. Тиорин слушала рассказы старых рыбаков и шум моря и вплетала их в свои песни. Сочинять их здесь было легко, но они приходили и уходили, не задерживаясь в памяти. Этого было достаточно — они звучали пару раз для тех, кто хотел слушать, а большего Тиорин и не хотела. Ту же мелодия, которая вела её к морю, Тиорин запомнила крепко-накрепко. Когда-нибудь она унесёт эту песню отсюда, а с ней — шелест сумрачного леса, безмятежное спокойствие каменной Айлэ, каменистую тропу среди неприветливых холмов и неумолчный шум моря. В одну из ночей вернулся сон, такой же яркий и тревожный, как раньше. Тиорин проснулась до рассвета и долго лежала в тишине, глядя в темноту широко открытыми глазами. Её казалось, что всё закончилось, когда она пришла сюда, но Меллир был прав. Когда лучи низкого солнца рассеяли сумрак, Тиорин бесшумно выскользнула из комнаты. Она шла к обрыву — к тому месту, где увидела Меллира в первый день. С того утра ничего не изменилось — да и не могло — и дух действительно сидел на песке у самой воды. — Я знал, что ты придёшь, — сказал Меллир безмятежно, как будто речь шла о чём-то простом и скучном. — Ты слишком любопытная, чтобы просто жить здесь, как все. Хотя не спорю, это место гораздо лучше многих других. День обещал быть на удивление ясным, над их головами простиралось чистое голубое небо, только у самого горизонта виднелись лёгкие пушистые облака. Тиорин присела на песок рядом с Меллиром. Она подставила лицо свежему ветру, который растрепал её волосы и холодил кожу. Тревога, с которой она проснулась, быстро исчезала, но её было достаточно, чтобы прийти сюда. Кажется, Меллир и сам ждал её здесь. По крайней мере, он был ничуть не удивлён её появлением. — Ты сможешь рассказать мне обо всём? Меллир спокойно кивнул. — Но ты должна сама этого захотеть. Она мяла пальцами ткань юбки. Можно было встать, попрощаться и уйти. Тиорин знала, что Меллир не попытается её остановить, даже слова не скажет, но разве это что-то изменит? Возвращающийся сон или её собственное любопытство приведёт её сюда вновь. — Я этого хочу, — медленно произнесла она наконец. — Я устала жить, не зная ничего о себе. — Поверни голову, — Меллир прикоснулся к её вискам, как в тот раз, но сейчас она почувствовала только холод её кожи. — Ещё не поздно отказаться. Ты готова? Она стиснула зубы и кивнула. Воспоминания хлынули в голову, как полноводная река, прорвавшая плотину. Виски пронзило болью, и Тиорин тихо вскрикнула. Меллир прижал её к себе, начал успокаивающе гладить по спине. Она крепко зажмурилась, прикусила губу и уткнулась ему в плечо, пряча слёзы, выступившие на глазах. Память возвращалась странными пульсациями, каждая из которых причиняла боль: далёкие западные острова, её народ — крылатые, как назвал их Меллир, отец, брат, вся её жизнь. Когда боль, раскалывающая голову, утихла, Тиорин отстранилась, и Меллир не стал удерживать её. В его глазах было только сочувствие и сострадание. — Почему я забыла всё это? — её голос задрожал и надломился. — Почему?.. Меллир коснулся рукой её плеча. — Я не знаю. Мне почти ничего не известно о тех, кто живёт за морем. Они — вы — лишь изредка прилетали сюда, Сколько времени ты провела на континенте? Полгода? Тиорин кивнула. По её щекам текли слёзы, но она даже не вытирала их. Её сознание как будто разделилось на две части: одна тосковала по миру из вернувшихся воспоминаний, по дому, а вторая смотрела на них человеческим взглядом и оставалась холодна. Там, на каменистых островах, где прошла её настоящая жизнь, не было почти ничего, что Тиорин сейчас назвала бы прекрасным. Там она была одинокой — как и все остальные — но одиночество тяготило её. Именно поэтому она улетала к людям. Они были другими, более живыми, как ей казалось. Они смеялись, плакали, пели песни, любили. Ей и в голову не могло прийти, что отец или брат могут обнять её, как часто делали рыбаки со своими сёстрами и дочерьми. Отец… был против того, что она так часто улетала из дома. Тиорин поёжилась, вспомнив, каким холодным становился тогда его взгляд. И брат ни разу не заступился за неё. Крылатые неспроста жили так далеко от людей, о чём отец слишком часто напоминал ей. Такова была цена спокойствия и безопасности. И её полёты к берегу были опасны — не столько для неё самой, сколько для тех, к кому она могла привести людей. — Ты можешь дотянуться до них, — тихо произнёс Меллир. — До тех, кто тебе дорог. У ваших была такая магия, естественная, как дыхание — вы можете чувствовать друг друга, как далеко бы ни находились. Как она могла забыть об этом? Она послушно закрыла глаза и попыталась нащупать отзвук чужого сознания. Голос, который был родным. Брат летел над морем, над белыми гребнями волн, почти касаясь их рукой. Тиорин мысленно рванулась к нему, кажется, что-то крикнула. Она чувствовала себя беспомощной, словно связанной по рукам и ногам, бестелесным голосом. — Кто здесь? Она ясно видела его лицо, спокойные и холодные серые глаза. — Лия? Так её звали тогда, в прошлой жизни. От звука имени в сердце всколыхнулась радость, пробежала тёплой волной по венам. И угасла, стоило брату нахмуриться и подняться выше, взмахнув крыльями. Он поднял руки, повернул быстрым жестом к ней открытые ладони, и Тиорин почувствовала, как её обдало холодом. Ещё один резкий взмах, и всё происходящее потускнело, потеряла чёткость. — Что ты делаешь?! — сумела крикнуть она, но брат только покачал головой. Видение исчезло так же быстро, как и возникло. С запозданием Тиорин поняла, что сама прервала его, слишком расстроенная и сбитая с толку, чтобы поддерживать связь. Но темнота под закрытыми веками была только мгновение. Другая нить, менее прочная, потянула за собой, и Тиорин ей повиновалась. Следующие видения вспыхивали перед глазами на секунду и гасли, сменяясь темнотой. Элл, обнимающая седого мужчину с такими же, как у неё, смеющимися глазами. Отца. Кей, шагающий по улице. Хмурый, в изорванной рубашке, испачканной грязью, копотью и кровью. Живой. Дарт, мечущийся в бреду, с растрёпанными волосами, прядями прилипшими ко лбу, искажённым болью лицом. Усилием Тиорин заставила видение вернуться. Силы покидали её, но упрямство никуда не исчезло. — Я здесь! Дарт открыл глаза. Он вглядывался в пустоту, пытаясь увидеть того, кто позвал его. У Тиорин сжалось сердце. Она потянулась к нему, но комната — даже не комната, а палатка, погружённая в полумрак — поплыла перед её глазами. Мир качнулся ещё раз, и её захлестнула густая, холодная темнота. *** Сознание вернулось не сразу. Тиорин медленно открыла глаза и увидела склонившегося над ней Меллира. Её голова лежала на его коленях. Тиорин почувствовала пальцы на своём запястье и, застонав, неловко высвободила руку. — Я живая. Кажется, живая. Меллир неуверенно усмехнулся. — Рад слышать. Она попыталась сесть, но стоило немного приподняться, как голова закружилась, и ей пришлось схватиться за плечо Меллира. Он заботливо поддержал её и с тревогой заглянул в глаза. — Ты в порядке? — Насколько возможно, — Тиорин поморщилась. — Сколько времени прошло? — Немного, не больше четверти часа. Я испугался за тебя. Голова постепенно перестала кружиться, в мыслях прояснилось. Лучше бы этого не случилось. Тиорин тихо застонала и закрыла руками лицо. Она думала, что стоит ей узнать, что было спрятано в её памяти, как всё станет простым и понятным, а на деле… — Что я сделала не так? — спросила она, не отнимая ладоней от глаз. — Чем провинилась? — Не думаю, что это имеет значение, — тихо произнес Меллир, но она будто не услышала. — Я всегда представляла, что найдётся кто-то, кто меня любит и ждёт. Кто-то, кому я не безразлична. — Ты можешь вернуться к ним, если хочешь. Твои крылья… Тиорин покачала головой. Больше всего ей сейчас хотелось остаться одной, наедине со своими мыслями, которые ранили слишком больно. — Я им не нужна, никому из них. Ты ведь видел? Меллир кивнул, но не сказал ни слова, и Тиорин была благодарна ему. Мир рухнул в одно мгновение, казалось, не осталось ничего, за что она могла бы зацепиться. — Я видел и другое, — сказал он после болезненного молчания, во время которого она безуспешно пыталась остановить слёзы и заставить себя дышать ровно. — Тех, кого ты полюбила здесь, на земле. Я никогда не слышал о том, чтобы у крылатой возникала связь с человеком. Сейчас ты не поверишь мне, даже не услышишь, наверное, но это невероятно. Если ты ищешь что-то, что ещё у тебя осталось — это они. Ты нужна им. Тиорин покачала головой. Меллир откинулся на песок и смотрел на неё снизу вверх. Под его внимательным взглядом она невольно опустила глаза. — Никому из них. Если они и дороги мне, то я для них никто. — Человек в палатке, раненый воин. Он услышал тебя. У него нет ни искры магии, но он тебя услышал. Тот, кто едва помнит тебя, не смог бы этого сделать. — Ты лишь пытаешься меня успокоить, — она нашла в себе силы грустно улыбнуться. — Я всё бы отдала, чтобы оказаться рядом с ним. Но… я даже не знаю, где его искать. Меллир закинул руки за голову и закрыл глаза, как будто прислушивался к чему-то. — В Сизых холмах, — произнёс наконец он. — Сражения сейчас идут там. Ох… — Его лицо исказилось. — Сколько боли и ненависти… Если я отсюда так ярко это чувствую, каково быть там, в самом центре?