До неба и ещё чуть выше

Дорога к северо-западу пролегала через Сумрачный лес, место, окутанное мрачными легендами и недоброй славой. Листья здешних деревьев были широкими и тёмными. Кажется, это была какая-то разновидность клёнов, с толстыми стволами и густой кроной. Настолько плотной, что под деревьями всегда царил полумрак. Тиорин чувствовала себя здесь неуютно — пожалуй, как и всегда в пасмурную погоду. Только облака всегда рассеивались, рано или поздно, а в Сумрачном лесу светлее не становилось. Она начала жалеть, что решила идти сквозь чащу, а не попробовала обойти по краю. Но край проходил слишком близко к границе Весты, чтобы серьёзно об этом думать. Тиорин много наслушалась о том, как вестийцы не любят чужаков. Она выбрала путь вдали от основных дорог. Хотелось побыть одной, наедине со своими мыслями, без шумных и назойливых попутчиков. Тропинка, такая незаметная, что Тиорин порой опасалась, что сошла с неё, вела через лес, почти не сворачивая. Тиорин казалось, что лесу не будет конца. Наверное, сверху он походил на море с качающимися волнами тёмной листвы — такой же бескрайний и невозмутимый к людям, которые изредка решались его пересечь. Ни один человек не встретился ей на пути. По ночам где-то вдалеке иногда мелькали огни, может быть, там проходил торный путь, а может, в лесу кто-то жил. Кто-то, кто предпочитал одиночество людным городам, а сумрак — яркому солнечному свету. Тиорин была только рада этому. Можно было шагать в том темпе, как хотелось, насвистывать мелодии, приходящие в голову, говорить мысли вслух и не беспокоиться, что кто-то услышит. Покинуть замок оказалось облегчением. Гораздо большим, чем Тиорин думала поначалу. Сны, в которых она летала, теперь приходили каждую ночь, но ощущались не тревожными, а спокойными и… правильными. Как будто это были не сны, а воспоминания о чём-то давно забытом. Когда ей это впервые пришло в голову, Тиорин засмеялась — такой странной была мысль. Она никогда не думала о том, что её жизнь до «проклятия», как она про себя называла случившееся, могла быть необычной. Отзвуки войны сюда не долетали, но Тиорин не переставала думать о тех, кто сейчас должен был быть на востоке. Нашла ли Элл своих родных, жив ли ещё Дарт? Дарт… воспоминания о нём заставляли Тиорин улыбаться уголками губ. Как можно было влюбиться в мечника, которого она знала от силы несколько дней? Да, он спас ей жизнь, как и она ему, да, был участлив, да, рядом с ним она чувствовала себя легко и спокойно… но она не знала о нём ровным счётом ничего. И всё же у неё теплело на душе от воспоминаний о его голосе, осторожных касаниях, карих глазах, которые могли быть не только суровыми, но и почти ласковыми. В один из вечеров, когда уже почти стемнело, Тиорин увидела хижину. Ветхий домишко, в окне которого, однако, горел жёлтый свет. По правде сказать, она порядком устала ночевать на земле. Холодало, и по утрам начал появляться липкий туман, от которого одежда становилась тяжёлой и влажной. У самой хижины Тиорин остановилась. Она хотела постучать в дверь, но почему-то не решилась, рука застыла на полпути. Было такое чувство, что подойдя к дому так близко, она вторглась в личные владения, и хозяин мог появиться с минуту появиться и прогнать её. Дверь скрипнула. Тиорин вздрогнула и отступила на шаг, но седая женщина в поношеном платье, появившаяся на пороге, не выглядела злой, разве что немного недовольной. — Не видишь границу вокруг дома? — сурово спросила она и ткнула куда-то за плечо Тиорин. Та обернулась и, присмотревшись, заметила, что трава вокруг хижины была чуть темнее, чем в других местах. — П-простите, — пробормотала она. — Я только хотела попроситься на ночлег. Но если помешаю… Женщина внимательно оглядела её с ног до головы и сменила гнев на милость. Она посторонилась, пропуская Тиорин внутрь. В хижине было тесно, но опрятно, на стенах висели пучки сухих трав, на столе стояли две свечи. Тиорин, к своему удивлению, почувствовала себя дома. Здесь хотелось остаться — Из столицы идёшь? — настороженно спросила наконец женщина, когда Тиорин обернулась к ней. Тиорин кивнула. Она поставила арфу на пол рядом с дверью и, морщась, потёрла побаливающее от тяжести плечо. — Да, из самого замка. — В лихое время в путь отправилась. За каменными стенами бурю пережидать лучше, чем в чистом поле. А ты ушла оттуда… Там было плохо? Женщина, смотрела с любопытством, внимательно, а не насмешливо, и Тиорин кивнула, решив быть честной. Да и враньё сразу было бы видно — тот, кому по душе жизнь в замке, не идёт искать счастья за тридевять земель с арфой на плече и парой мелких монет в кошельке. — Привыкла быть в дороге, а в замке всё иначе. Хуже. Стены давят, столько людей, что порой не слышишь свои мысли, — Тиорин прикоснулась пальцами к виску, как будто показывая, что имеет в виду. — Ну хорошо, — ответила женщина. — Вижу, что человек ты не плохой и честный. На ночь остаться можешь, а дальше иди своей дорогой. Тиорин вдруг смущённо улыбнулась и в ответ на недоумённый взгляд женщины спросила: — А вы ведьма? Мне так показалось поначалу… Женщина рассмеялась, звонко, заливисто, по-девичьи. — Можно и так сказать. Живу в лесу, немного колдую, людей лечу, болезни заговариваю — чем не ведьма. Меня Никтой зовут. — Тиорин, — откликнулась девушка. — Я менестрель. — Да уж заметила. Не по арфе, по глазам. Такой взгляд бывает у тех, в чьей голове музыка или стихи. Обрывки, вспышки… — Никта покачала головой. — Не знаю, как можно жить со столькими голосами в голове. Тиорин улыбнулась и развела руками. — Привыкаешь. А вы читаете мысли? — Скорее чувствую эмоции. Тиорин боялась, что ей будет не по себе в ведьминской избушке, но опасения рассеялись быстро. Никта не расспрашивала её ни о чём личном, так, интересовалась тем, что происходит в столице. Услышав про случившееся в Арсе, она нахмурилась, стала серьёзной. Тиорин показалось, что Никта как-то чувствовала, что дела в мире неладны, не предполагала, что всё плохо настолько. Рассказывала ведьма и сама — о том, что происходило в мире в те дни, когда она была молода, о северном побережье и причудливых существах, живущих в море и ещё дальше. В какой-то момент Тиорин упомянула имя Инграта и запнулась, увидев, как вспыхнули глаза Никты. — Ты его знаешь? — Были знакомы… когда-то, — Никта покачала головой, отгоняя воспоминания. — Как он сейчас, старый лис? Тиорин рассказала ей всё, что знала о нём, и не задала ни одного вопроса. Её хозяйку что-то связывало с Ингратом. Прошлое, настолько для неё важное, что она пронесла воспоминания о нём через полжизни. Услышав о «уроке магии», Никта засмеялась. Щёки Тиорин вспыхнули, она опустила взгляд. Давно она не чувствовала себя такой смущённой. — Хорош маг, ничего не скажешь, — проворчала Никта и протянула руку. — Дай-ка ладонь. Может, ты и не безнадёжна, как он решил. — Даже если и так, зачем мне магия? — пожала плечами Тиорин, но руку дала. Никта провела кончиками пальцев по её ладони, на мгновение задержалась на запястье, будто слушала пульс, и кивнула. — Поспешил он, поспешил. Но сейчас ты голодна, наверное? Тиорин кивнула. — Да… очень. После ужина — тушёных овощей и мяса — Никта вновь вспомнила о Инграте. Она вышла из хижины и вернулась через минуту с тонкой короткой веткой. — Посмотрим-ка, на что ты способна. Сильным магом тебе не быть, это ясно как белый день, но лекарка из тебя может и выйти. Помнишь, как залечивала порез? — Никта надломила ветку посередине и протянула её Тиорин. Та послушно взяла ветку в руки и закрыла глаза. Ведьма прикоснулась кончиками пальцев к тыльным сторонам её ладоней, прошептала на ухо: — Слушай. Она прислушалась, постаралась почувствовать сломанную ветку как продолжение себя самой. — Слушай. Кора под пальцами шершавая, чуть-чуть колючая. Сожмёшь крепче — и на коже останутся следы-отпечатки. — Слушай. Одно неосторожное движение, и уже ощущается, что ветка сломана посередине. Когда все мысли и чувства сосредоточены на ней, этот излом кажется неправильным… болезненным. Кончики пальцев обдало теплом, сквозь них заструилась пульсирующая энергия. Слабый, но всё-таки ощутимый поток. Тиорин зажмурилась крепче, представляя себе место излома, разорванную кору, края древесины. Представила, как должны они соединиться и срастись вновь. Поток тепла стал сильнее, кожу начало покалывать. Раздался еле слышный треск. Тиорин осторожно открыла глаза. Она не заметила, когда ведьма отняла руки, но и сейчас только отметила это краем сознания. Ветка лежала перед ней на столе. Целая. — Вы… усилитель, да? Ведьма рассмеялась и легонько встряхнула её за плечи. — Нет, глупая. Зачем мне уверять тебя, что ты колдовать умеешь? Подшутить — так почему так сложно? Обидеть — какая мне от этого радость? Тиорин взяла ветку, повертела так и этак, рассматривая и не веря своим глазам. Обернулась, недоверчиво взглянула на ведьму. — Я действительно сделала это, сама? — Сама, — кивнула ведьма. — Простейшая магия, на которую и сил-то совсем не надо. *** Тиорин ушла на рассвете. Не стала будить ведьму, просто оставила на столе записку, крохотный листок бумаги, где поблагодарила её ещё раз. Ей не хотелось оставаться здесь. Домик был уютным, хозяйка — радушной, но нить в сердце, ведущая к морю, натянулась вновь, и Тиорин послушалась её. Со вчерашнего дня у неё в голове поселилась мелодия. Несколько нот, повторяющиеся снова и снова. Ещё не настоящая песня, но то, что может ей стать. Тиорин улыбалась высоким кронам, думая о ней. У развилки, где тропа делилась на две, она остановилась. Здесь стоял небольшой каменный идол, такой старый, что камень, из которого он был вырезан, успел потемнеть и порасти пушистым мхом. Фигура ещё угадывалась — девушка, стоящая на коленях и протягивающая ладони, сложенные чашечкой. Алиэ, покровительница дорог. Тиорин смотрела на неё с благоговением. Её вырезали задолго до Всполоха, тогда, когда мир был совсем другим. Наверное, в те дни здесь пролегала широкая дорога, а не почти заросшая тропа. Путники кланялись своей покровительнице, оставляли в её руках какие-то мелочи-приношения, чтобы отблагодарить за удачу в пути. Кто-то наоборот, брал что-то себе — только то, что действительно было необходимо ему. Тиорин провела пальцами по каменному плечу и поморщилась, нащупав трещину. Время не щадит ничего. Вдруг в голове вспыхнула идея, и Тиорин закрыла глаза. Она крепче прижала пальцы к трещине, представила, как она идёт изнутри камня, и сосредоточилась, пытаясь соединить её края. Как и вчера, в хижине ведьмы, по руке заструилось тепло, камень с тихим скрежетом стал целым, затягивающаяся трещина оцарапала кожу. Висок укололо болью, но она пропала через пару мгновений. Тиорин открыла глаза и радостно ойкнула. В руках Айлэ под сухими листьями нашёлся кулон с истлевшей ниткой — сапфир в серебряном плетении, почерневшем от времени. Тиорин подержала его на открытой ладони, сомневаясь, и всё же сжала руку. Это была не жадность, а странное предчувствие, которое она не смогла бы объяснить. Вместо него она оставила бронзовую фибулу — застёжку от плаща. Её подарил ей герцог в какой-то из вечеров, желая похвалить своего менестреля. Может быть, кто-нибудь найдёт её здесь до того, как время источит металл. Тиорин оглянулась напоследок на каменную девушку и зашагала дальше по левой тропе. Мелодия в голове звучала яснее и чище, и Тиорин запела её, тихо, без слов.