Taedium vitae

      Хайнц лежал на боку в тесной ванной, упёршись коленями в чугунную стенку. Под его телом было расположено серое затхлое одеяло, гарантирующее большее удобство, а копна соломенных волос прикрывала глаза молодого человека. Вдруг из-за белой ошелушенной двери послышались скрипы досок от чьих-то медленных шагов.       — Рихтер, уже пять утра, — проговорила в замочную скважину Лореляй как можно тише.       Хайнц лишь звучно кашлянул, перевернувшись на спину и подав знак, что он услышал жену. Ему пришлось с трудом выбираться из ванной, так как его локти были сильно ободраны, а покрывающая раны корочка трескалась при каждом сгибании рук. Рихтер стал напротив зеркала в потёках. Оно было слишком мутным, дабы разглядеть хотя бы какие-то черты лица. Хайнц опустил голову к треснувшей раковине и провернул единственную уцелевшую ручку смесителя. Ржавого цвета вода мелкой струйкой сочилась из излива крана без аэратора. Лореляй опять кротко постучала о дверь, уже когда Рихтер вытирался белым полотенцем, оставляя поверх оранжевые мокрые пятна. На полотенце синими нитками была вышита надпись «Лечебница №1». Лореляй в скважину спросила, будет ли он завтракать. На это Хайнц осипшим голосом ответил, что нет. И на то были причины. Ему очень нравилось чувство утреннего комка в желудке, когда кажется, будто все органы желудочно-кишечного тракта слеплены воедино катастрофически близко, стенка к стенке. Даже несколько миллилитров выпитой с утра воды расщепит это приятное ощущение, когда пищевод ещё не в силах дать сигнал о голоде. К этому же он хотел, чтобы его жена сегодня поела больше обычного, ведь у неё слишком сильно вылезли ключицы за последнюю неделю. Рихтер дождался момента ухода супруги на работу, после этого — вышел в коридор. Там прямо на гвозде уже висела его коричневая рубашка. Надевая её, он случайно скользнул взглядом в другую комнату, голые бетонные стены натрусили цементной пыли на выкрашенные в красный цвет доски. Посреди того пространства была куча старых и грязных вещей, образовывающая подобие гнезда, там обычно спала Лореляй. Их квартира, как и остальные в этом доме, не имела окон. Хайнц приложил руку к стене, обувая растоптанные туфли в сеточку.       — Чёрт! — растерянно крикнул он.       Рихтер случайно раскрошил пальцами кусок перегородки, сделав огромную вмятину в стене. На его ладони были кусочки хрустящего материала, он растёр их в порошок второй рукой. Следующей задачей было открыть входную дверь, ибо кто-то уже приложился к ней с обратной стороны. Хайнцу потребовалось несколько минут, чтобы образовать проход, через который он мог бы выйти, а поскольку дверного замка, как и ручки, не было, ему ничего не мешало просто переступить через ноги спящего бродячего человека. Тучное тело само заперло дверь, переворачиваясь на другую сторону. Рихтер спустился на три ступеньки. По длинной доске за два шага он перешёл яму в подъезде, которая уходила в подвалы. Выходом служила навешенная тряпка на проём, Хайнц намотал её на руку и приподнял, чтобы видеть опущенный на левую сторону металлический козырёк. Он был выгнут остриём прямо в пересечении диагоналей условного прохода. Молодой человек пригнувшись быстро прошёл на улицу, на этот раз ему удалось уклониться от отвисающей железки, а так его шрам под глазом всё ещё иногда напоминал о том, что по утрам людям нужно быть более внимательными к провокациям окружающего пространства.       Оставив огромное здание позади, Хайнц шёл по вытоптанной тропинке к переходу железной дороги. Горы кварца, на которых лежали рельсы, можно было обойти без повреждений только через пятьсот метров от жилых домов старого района. То и дело Рихтер оглядывался на укрытые одеялами выступы на камнях. За сегодняшнюю ночь их было шесть, но вот некоторые выпуклости под цветными пледами были так малы, что наверняка составляли какую-то из частей тела из-под другой кучи. Полицейский не пришёл, ведь его рабочий день начнётся через пару часов, но вот работник ночной смены цеха, наверняка, укрыл бедолаг. Рихтер без особого труда взобрался по двум кирпичным ступенькам на железную дорогу, отсюда стали видны облепленные огромными зелёными мухами пятна на рельсах в нескольких метрах от перехода. Проходящий явно оказался не слишком ответственным, если не стёр с углеродистой стали остатки трагедии. Хайнц спустился вниз и продолжил идти вокруг одноэтажных домов уже нового района. Все они, бетонные коробочки, больше напоминали бункеры. Радио на одном из столбов объявило время, 6 утра, несмотря на то что солнце всё ещё было спрятано за тучей. Рихтер вошёл в парадную одной из тех коробок. Он постучал трижды в фанеру рядом со входной дверью. И лишь спустя пять минут его пропустили в жилище.       — Доброе утро, мама, — сказал Хайнц на редкость тепло.       — Доброе, сынок, — ответно молвила женщина, — проходи скоренько.       Мать обернулась к Хайнцу спиной и пошла вглубь просторной комнаты, он только и видел её седую голову. Сегодня у неё было отличное настроение, у этой головы всё было хорошо, это всегда можно понять по шлейфу самодельных духов. И где она только берёт цветы и фрукты?       — Папа молится, но он просил, чтобы ты подождал его, если не застанешь.       Женщина уселась за круглый стол на табурет, второй табурет был предназначен для главы семейства, а по средам ещё и для Хайнца.       — Вот, это для вас с отцом, — он достал свёрток из кармана коричневой рубашки и положил на центр стола.       Мать зашаркала тапками к шкатулке на замочке, она положила ещё один свёрток на красный велюр, где итак было не менее десятка идентичных. Рихтер-младший приносил купюры родителям каждую неделю, благодаря этому они не бедствовали, а их квартира выглядела куда лучше, нежели у остальных жителей города, а ещё поэтому они могли позволить себе всего одну семью квартирантов и конечно же каждодневный ужин. Хайнц встал из-за деревянного стола и решил подойти к серванту с посудой. На верхней полке всегда стояли красивые, изящные статуэтки, но сегодня там были одни иконы на бумаге. «Фальшивые образы», — вздумалось ему. Он прошёлся дальше по коридору и увидел комнату без двери. Солнце уже вышло, так что лучи полностью залили то пространство через маленькое окошко; белые занавески, казалось, светились. Сбоку от окна располагалась односпальная кровать на пружинах, вокруг возилась девушка в белом, её пепельные волосы были собраны в неряшливый и грязный пучок на затылке. Она ходила босиком, то и дело подскакивая, а каждое её движение виделось особенным, натужным и неестественно красивым, очень лжечеловечным. Хайнц наблюдал за ней до тех пор, пока его взгляд не упал на поверхность кровати. На простыне лежало голое тело. Лишь пояс был накрыт чистейшим махровым полотенцем. Мужчина был покрыт огромными гнойниками абсолютно весь. Волдыри расположились на икрах, груди, шеи, даже под кончиками ушей и прямо на голове. Его кожа была с родни его зубов, белейшая, а гнойники — ярко-зелёные, тёмно-фиолетовые и синие. Да и само тело было покрыто вонючей смесью вместо пота, он пах гнилой дохлой дичью, от чего просыпалось желание заблевать его. Девушка быстро задёрнула шторы — и комната в момент стала оранжевой. Сев на колени у кровати, она костлявой рукой водила по изуродованному лицу вокруг наростов. Под нижней губой был особенно страшный узел, самый тёмный, уже с ранками поверх. Казалось, он лопнет прямо ей в слегка приоткрытый рот. Так и происходило до момента, когда пузыри на коже чуть ниже искривлённого вбок коленного сустава не начали опустошаться. Из них еле вытекала густейшая зелёная жидкость, вязко тянувшаяся к простыне. Девушка заметила это довольно быстро, ибо выражение остатков лица мужчины скривилось. Это легко было понять по сжатому единственному правому глазу, ведь вместо второго – чёрная впадина, на роговице уже лопнул, при этом давно. Ей пришлось взять с тумбы запакованный пинцет и перчатки. Это были не простые гнойники, это были лабораторные новообразования типа «Б», уже знакомые Хайнцу. Девушка из лопнувшего пузыря доставала бурые твёрдые структуры, похожие на кроны деревьев в масштабе, свободной рукой она обтирала сочащийся гной, что еле впитывался в ткань. Это новообразование в кость не вросло, значит, ближайший день он всё ещё останется с ногой. Мужчина прошептал что-то невнятное, оттопыривая раздутую нижнюю губу, и звучало это особенно.       — Хайнц, а ты не видел карандаш? — спросила мать, стоя в начале коридора. Он отрицательно покачал головой и быстро направился прямо на мать, та отступила в сторону.       — Мне пора на работу, скажи папе, что я приду в следующую среду.       Хайнц выскользнул в гостиную. Он точно знал, для чего его ждал отец. Рихтер-младший должен был помолиться за этот дом сразу после родителя. И Хайнц всегда читал ту молитву, но тогда он и вправду рисковал опоздать. Быстрыми шагами молодой человек покинул дом. Подозрения матери окончательно подтвердились в её сознании, Хайнц точно украл их карандаш.