Taedium vitae

      Рихтеру нужно было идти по узенькой протоптанной тропе мимо столбов. Солнце вновь спряталось за тучу, ветер забирал тепло из его тела. В воздухе уже появлялся запах стоящей воды, а впереди было два единственных на всю округу дерева. Ветви этих ив как раз склонялись над озером. Подойдя к обрыву (сюда вела часть тропинки), Хайнц поглядел вниз. Среди всякого мусора, коим обычно была устелена абсолютно вся поверхность водоёма, было мутное круглое пятно воды. Видимо, какой-то случайный аквалангист решил, что полтора метра глубины для удачного прыжка будет достаточно. Или решил кто-то другой. В любом случае он вынырнет через пару суток со вздутым телом. Хайнцу довелось идти ещё несколько минут, пока он не заметил впереди себя собаку. Она была похожа на костяную раму, обтянутую поверх только шерстью. У животного также не было ушей, от чего его морда казалась похожа на голову выдры. В зубах пёс тянул засохшую коровью лепёшку, а по его глазам можно было понять, что делиться с человеком своим уловом он не собирается, по сему как будто за ним гналась целая стая, зверь скрылся. Он тоже не хотел оказаться в чьей-то пасти.       От места, где остановился Рихтер, уже можно было увидеть внушительное серое здание, его место работы. Участок когда-то было ограждено высоким кованным забором, но на тот день от всего этого остались лишь ворота с одной открывающейся дверцей. Вместо забора теперь — кое-где стоячие двухметровые прутья. Хайнц пролез именно в приоткрытую створку, хотя спокойно мог бы обойти ворота возле изогнутых штыков. Бетонные ступеньки были накрыты досками, на входе в здание опёртая о стенку стояла вывеска с надписью синей краской «Лечебница №1». У проходной Рихтер никого и ничего не застал, кроме замызганной тетрадочки, служившей журналом. Она была линована внутри на несколько колонок. Хайнц проставил дату, инициалы, время и подпись ручкой, привязанной к ножке стола верёвкой. Он закрыл тетрадь и пошёл по прямому коридору. Плитка на полу была местами треснутая, а выкрашенные в белый стены освещались плоскими лампами на потолке. Рихтер повернулся к правой двери — за ней была его коморка. Он надел на себя защитный костюм на змейке, на ноги — бахилы, на руки — перчатки. В самую последнюю очередь, перед респиратором, накинул на голову плотный капюшон. Взяв в руки подобие метлы, десятилитровую банку и полотенце, Хайнц двинулся дальше по коридору, где среди лабиринта нашёл нужную комнату, на проходе он оставил бочонок с веществом, положил на него сверху полотенце. Войдя в кабинет, работник первым делом смёл с металлических столов на пол какие-то частицы. Это были ногти. Ногти на любой цвет, слезшие целиком (иногда доходившие до 2 см в длину), скрученные и выгнутые, размякшие и задубевшие, с ног и рук, различных деформаций. Рихтер смёл их в кучу, доходившую ему до щиколотки. Для устранения некоторых прилипших к полу, ему приходилось применять дополнительные усилия, отковыривая. Все те элементы он сгружал в тару, взятую с полки, чтобы отнести позже в кабинет переработки. Справившись с этой задачей, он приступил к следующей – обливание всего пространства жидкостью из бутыли. На это ушло менее 5 минут, после чего он открутил вентиль у двери — комната заливалась водой из труб в потолке. В это время Хайнц стоял под дверью и смотрел через стекло, как там вспенилась вся комната. Провернув вентиль обратно, Рихтер открыл слив в полу. Полотенцем он вытирал досуха столы, стены и лишь потом плитку под ногами. Когда Хайнц закончил работу, в коридоре он снял респиратор и потёр рукой в перчатке о своё лицо. В тот момент ему привиделось, что он порезал её прямо о свою скулу, но вглядевшись в ладонь не заметил повреждений, видимо, ему показалось. Рихтер запер дверь и пошёл в обратном направлении со всё тем же инвентарём, в своей коморке он наводил порядок, складывал мокроватые полотенца на сушку, выкидывал загрязнённую одежду в бак для сжигания. Выходя со своего рабочего места уже без защитного обмундирования, он встретился взглядом с рабочим проходной, тот уже сидел за столом, будто никогда вовсе и не покидал это место.       — Там твоя жена, Лореляй. Она с доктором идёт сюда, — сказал сотрудник.       — Зачем? — сухо спросил Рихтер.       — В цехе пробила руки иглами. Станок вышел из строя.       Хайнц поставил подпись и время в журнале и молча направился к выходу из лечебницы. Наконец-то. Только теперь и он сможет услышать те слова, которые шептал квартирант его матери.