in the middle of the night

Джисон любил проводить время в кресле около панорамного окна. Он задумчиво-потерянным взглядом всматривался в плескающиеся волны и изредка переводил глаза на маячивший где-то в стороне циферблат часов. Время близилось к рассвету, а Хан все еще чувствовал поцелуи у себя на затылке. Он вздрагивает, сгорая от стыда из-за того, что оставил Хенджина и Минхо спать дальше, но через несколько минут все-таки опускает голову и смотрит на собственные руки, в которых лежит толстый фотоальбом, отданный его матерью; щека начинает предательски щипать. Джисон открывает титульную страницу, всматриваясь в красиво-выведенные «Хан Тэбом». Парень берет в руки лежащий рядом карандаш и небрежно дописывает напротив дату рождения и дату смерти дедушки. Его пальцы слегка подрагивают, когда он ставит точку, свидетельствующую только о том, что история человека, которому посвящен альбом, окончена. Хан сглатывает и переворачивает лист, хмурясь. Единственное, чего Джисон не ожидал – это правдивости маминых слов и заявлений Сумина. С фотографии на Хана смотрит он сам: пронзительно, практически безжизненно. Глаза его дедушки наполнены нескончаемым морем боли и страданий, что виднеется по осевшим на лице мешкам. Но на фото Тэбом стоит уверенно, словно от качества снимка зависит то, какое впечатление он произведет на смотрящего. Джисон непроизвольно вздрагивает, касаясь пальцами пожелтевшей бумаги. Он не верит в то, что два человека из разных поколений могут быть настолько похожи, но чем дольше Хан всматривался в знакомые черты лица, тем больше понимал, что Тэбом – его зеркальная копия, будто отразившаяся реальность, которая сохранилась на разворотах потрепанной книжки. Джисон закрывает рот ладонью, в ужасе округляя глаза, и мотает головой по сторонам, пытаясь развеять предположительную иллюзию. Но изображение не исчезает. Голова его дедушки повернута несколько вправо, а волосы аккуратно уложены назад, оголяя выразительный лоб. Его руки сложены на груди, словно в приступе недовольства, а подбородок задран кверху, символически выражая ту надменность и превосходство, которыми обладал Тэбом на протяжении всей своей жизни. Джисон понимает, что если начнет листать дальше, то с высокой вероятностью лишь обескуражит себя еще больше, но его резко прерывает опустившаяся на плечо ладонь. Хан оборачивается и видит сонных Хенджина с Минхо: они стоят в милых домашних пижамах и вытирают руками глаза, параллельно пытаясь привести растрепанные волосы в надлежащий вид, но когда видят альбом в руках младшего, то быстро приходят в себя. – Это… Господин Хан? – в неверии спрашивает Хван, садясь на один из подлокотников. – Быть такого не может, – отвечает Ли, следуя примеру Хенджина. – Это он, – возражает Джисон, вызывая обоюдное удивление. Он перелистывает страницу дальше и его поражает увиденное: на фотографиях нет его дедушки, только кромешные развалины города, потонувшие в пучине гражданской войны. Где-то на втором плане можно заметить медиков, одетых в потрепанные белые халаты, а ближе к фокусу камеры расположены пункты для обработки ран, но это не отменяет того факта, что весь задний фон состоит из разрухи, учиненной войной. На следующем фото вновь находится Тэбом. Только вот в этот раз он не смотрит в объектив, а на расстоянии нескольких метров, где-то в затхлом барном помещении, переговаривается со статным мужчиной, мастерски скрывающим свое лицо за стеной шляпы. Его руки сомкнуты, а виднеющаяся нижняя губа источает недовольство. Подпись под фотографией гласила: «Первая встреча Хан Тэбома с вражеской стороной в качестве члена шестерки, 1924». Джисон сразу задается вопросом, который после озвучивает Минхо: – Шестерки? – Наверное, он имел в виду их… – тянет Хан, переводя взгляд на изображение ниже. На фото стояло восемь человек, в центре которых находился Тэбом и высокий мужчина, дружественно положивший руку на плечо его дедушки. Джисон быстро пробежался взглядом, но все равно пришел в замешательство: на фотографии нельзя было разобрать лиц остальных семерых человек. Они были выжжены, и Хан мельком провел по картинке пальцем, сгребая застоявшуюся сажу. Он перевел недоумевающий взгляд на такого же озадаченного Минхо. – Член шести… – подал голос задумавшийся Хенджин и продолжил: – Но на фотографии их восемь. Возможно, здесь какая-то ошибка? – спросил тот, смотря на Джисона будто в ожидании ответа. – Нет, – на удивление возразил Хан, вновь смотря в альбом. – Смотрите, – обратил он на себя внимание старших и ткнул пальцем в самый низ страницы. На выцветшей бумаге аккуратно была перечеркнута надпись «Членство Шести, 1919» и рядом образовалось новая «Членство Восьми, 1924». – В эту самую «группу» присоединился не только мой дедушка, но и еще один человек. Это объясняет рознь и в датах, и в цифрах. – Я все еще не могу сообразить, что на этих фотографиях не ты, Джисон, – мотает головой Минхо и поджимает губу. – Но если господин Хан присоединился с близким товарищем, то, вполне вероятно, он может быть все еще жив, – делает предположение Ли, и на момент Джисон отрывается от рассматривания альбома. – Нужно попросить Чанбина это проверить. – Они все мертвы, Минхо, – шепчет Хан и объясняется: – В то время стирали упоминания либо про предателей, либо про мертвецов. Дедушка ни за что бы не оставил фотографию с изменником, поэтому выход только один: все семеро погребены под землей, а свежий след от сажи указывает на то, что некоторые погибли или умерли только недавно. Джисон несколько минут думает, прежде чем подорваться с места и в полном недоумении осмотреть всполошившихся Хенджина и Минхо; те выглядели не менее испуганными, чем младший. – Дедушка лгал нам! – всплескивает руками Хан. – Моя мать не опустилась бы до того, чтобы утаивать правду от сына, которого больше не увидит, – сидящие напротив изменились в лицах. – Но это значит, что и дедушка не рассказывал ей правду. Он поддерживал связь с прошлым до самого последнего… – тянет Джисон и падает на стоящий позади журнальный столик, растерянно хлопая глазами. Он выглядел словно маленький ребенок, только узнавший о том, что обещанную ему сладость съел кто-то другой, и сейчас готов был расплакаться от несправедливости окружающего мира. Но Хан только пару раз крутит головой вокруг и срывается на бег, только хлопнув входной дверью. Хенджин бежит следом, оставив стонущего Минхо наедине с кухней и утренней чашкой кофе: Хван сам о нем позаботится. Джисон мигом влезает в стоящие около дома шлепки, чуть ли не падая носом в мокрую грязь и, накинув на себя куртку Минхо, скрывается в переулках центральной улицы, игнорируя крики бегущего за ним в одной пижаме Хенджина. Тот со всей силы скрипит зубами, сжимая пальцы в кулаки до побеления костяшек, и протяжно выдыхает, прежде чем вновь сорваться на бег. Хан не замечает перед собой ничего: ветви деревьев режут его щеки, а ноги утопают в осеннем холоде, постепенно леденея. Его дыхание медленно, но верно сбивается, и в скором времени парня начинает тяготить одышка. Джисон глубоко вдыхает режущий воздух и тормозит перед собственным домом, измазав пальцы ног в грязи и пыли. Он облокачивается руками о свои колени, учащенно дыша, и из-под лба смотрит на покрывшиеся плесенью стены старого здания. – Молодой человек! – кричит подбежавший позади Хван, с размаху кидая в младшего кроссовки. – Будьте добры обуться. – А сам-то? – усмехается Джисон, корпусом повернувшись к Хенджину, одетому в одну пижаму и розовые тапочки; только вот выражение лица старшего сразу приводит Хана в чувства. – Пошли в дом. Они быстро заходят внутрь, оказываясь окутанными в какой-то степени теплом, но лишь мнимым: через несколько минут вновь становится холодно, и Джисон сильнее зарывается носом в свою старую куртку, отдав Хвану верхнюю одежду Минхо. Тот быстро обувает стоявшие в прихожей кроссовки Хана, кидая недовольные взгляды на младшего, который их мастерски игнорирует. – Что тебе потребовалось от этого места? – вопросительно выгибает бровь Хенджин, облокачиваясь плечом о дверной косяк. – Если у моей матери были лишь старые фото дедушки, – начинает Джисон, быстрым шагом проходя мимо Хвана и направляясь в сторону знакомого люка. – То у него могли сохраниться более ранние фотографии. С момента моего переезда он прожил большую часть времени с тобой и Минхо, но каков шанс, что дедушка встречался с друзьями? – спрашивает тот, резко останавливаясь, и через момент спускает вниз, включая свет в небольшом помещении. Все осталось по-прежнему: весь тот беспорядок, который Хан оставил здесь в прошлый раз, не испарился магическим образом, но сверху бумаг и на гладких поверхностях образовались слои пыли. Джисон быстро скатывает весь хлам с письменного стола, быстрым взглядом осматривая полочки, и просит заинтересованного Хенджина поискать фотоальбомы или старые книги, в которых могли храниться снимки. Его не покидает ощущение того, что они что-то упустили. Что-то нечто важное, способное повлиять на исход событий, но незаметное, что сперва можно счесть за сущую мелочь. Хан нервно бегает глазами по помещению, судорожно сжимая пальцами футболку; Хван тем временем спокойно осматривает полочки, листая первые попавшиеся учебники. Старший некоторое время молчит, а следом поворачивается к Джисону, вопросительно выгибая бровь. – Господин Хан не говорил нам, что был знаком с Мун Тэджи. Джисона словно шоком прошибает: он отшатывается назад, в неверии смотря на Хенджина, а потом быстрым шагом подходит к нему и выхватывает из рук удивленного Хвана фотографию, на которой были изображены лишь три человека: господин Хан, переводчик и один неизвестный. Джисон подносит снимок ближе к свету и единственное, что первым приходит на ум – это: – Он был сделан недавно. – Конечно, – фыркает старший. – Фото ведь цветное, да и внешность говорит сама за себя. – Ты меня не понял, – мотает головой Хан, продолжая: – Они сфотографировались незадолго до моего приезда. Видишь, лицо дедушки встревоженное и чем-то обеспокоенное? – спрашивает Джисон, и Хенджин неуверенно кивает, присматриваясь. – А Мун Тэджи выглядит так, словно уже умер. Смотри, он прячет руки за спиной и смотрит куда-то мимо камеры, будто на человека, который сделал фото. – Могут ли это быть люди «Членства Восьми»? – сразу задается вопросом Хван, вплетая пятерню в волосы; он тяжело вздыхает и присаживается на стоящий рядом пыльный стул. – Вполне вероятно, – соглашается Джисон. – Но это значит лишь одно: они погибли незадолго до того, как я приехал в Допру, а смерть Мун Тэджи была предрешена заранее. Дедушка сжег его лицо на общей фотографии, когда переводчик все еще был жив, но он сам не думал, что погибнет от рук фантома, не успев мне ничего рассказать. – Но зачем идти на такие жертвы? Что вообще происходит в этом городе? – стонет Хван. Хан сглатывает вязкую слюну, большими глазами вытаращившись на старшего. – Дедушка не шутил, когда говорил, что нам придется спасти Допру, – начинает Джисон, когда Хенджин обратил на него все свое внимание. – «Членство Восьми» – это организация, которая никак не связана с событиями настоящего, но, судя по всему, лишь четыре человека решили продолжить сотрудничать и дальше, совсем не подозревая о будущих неспокойных временах, – Хан открывает рот, когда в полной мере осознает суть проблемы. – Нужно предупредить всех, что Чхве Сумин намного опаснее, чем мы думаем, – кидает напоследок Джисон, и не успевает Хван ответить, как младший скрывается из его поля зрения.

***

– Чанбин? – Хан забегает в бар, резво осматриваясь по сторонам; он беспорядочно скользит взглядом по барной стойке, нетерпеливо приближаясь к одному из столиков. – Чанбин! – уже громче кричит парень, чувствуя, как его мозг постепенно начинает закипать: куда пропадают люди, когда они нужны? – Что? – с долей сарказма и недовольства спрашивает Со, вышедший из глубины помещения. Он выглядел слегка запыхавшимся и злым, но Джисона это ни в коей степени не смутило, и он только сложил руки на груди, смотря на знакомого из-под отросшей челки. – Ты что-то хотел? – стонет Чанбин, опускаясь в кресло рядом. – Да, – младший чуть ли не с размаху кидает на стол потертую фотографию, не переводя взгляда с измученного владельца. – Предположительно, мой дедушка все это время контактировал еще с тремя людьми, в число которых вошел Мун Тэджи, – Со сразу приходит в некую заинтересованность. – Мы с точностью знаем, что двое из четверых мертвы, но что касательно еще двоих? Я не уверен, что кто-то из них жив, но это нужно как можно скорее проверить. Снимок был сделан недавно, поэтому проблем возникнуть не должно. – Дай мне пару часов, – спустя несколько минут отвечает Чанбин, вдоволь рассмотрев фото перед собой: он сразу заметил странные позы людей и косые взгляды, отчего сам пришел в замешательство. – Смерть Хан Тэбома была случайностью, верно? – Да. Они оба замолкают. Со приносит несколько бутылок пива, а сам Джисон достает из кармана новую пачку: не сдержался. Он подносит фильтр к губам, чиркая зажигалкой, и выпускает изо рта туманный дым, облаком расползающийся по столику. Из-за нервозности он не может вдохнуть дым в легкие и тратит несколько сигарет впустую, раздраженно скалясь. Чанбин даже не обращает на это внимания: он увлеченно что-то строчит в своем ноутбуке, изредка поглядывая на дверь, и вновь окунается в работу, сверяясь с лежащим рядом снимком. Через полчаса в баре появляется взволнованный Сынмин, а за ним один за одним приходит и вся остальная компания, мгновенно рассевшаяся по периметру округлого дивана. Джисону приходится отложить потушенный фильтр в сторону и от этого его настроение падает еще быстрее. И только когда ребята перестают узнавать о делах друг друга, то Ким несколько раз откашливается, осматривая присутствующих, и начинает: – У нас новая проблема, – казалось, это больше никого не удивляло. – Утром я был в Уэст-Тайле, и единственное, что мне стоит сказать – смерть Мун Тэджи произошла не от чужих рук. Вскрытие показало, что он действительно совершил самоубийство, – Хан прячет лицо в ладонях и отчаянно стонет. – Но Чхве Сумин в тот день был в его квартире и, скорее всего, обставил все так, чтобы мы подумали о намеренном убийстве. – Зачем ему это? – спрашивает Чонин, расположившийся между засыпающими Хенджином и Минхо. – Это, наоборот, выдало его. Он мог скрыть свои следы в квартире переводчика, и мы бы еще долго гадали, кто стоит за этими странностями. – Если ты называешь странностями покушения на Джисона и Феликса… – тянет Чанбин, откинувшийся на спинку дивана. – То надеюсь, мы в скором времени узнаем причину его необдуманных действий. – Покушение на Феликса? – вопросительно выгибает бровь Бан Чан, занявший место рядом с Джисоном и Сынмином. – Да, – утвердительно кивает Со и продолжает: – Я оставил его с пулей в ноге. Думаю, он в любом случае обратится в больницу для получения первой помощи. – Не обратится, – мотает головой Хан и объясняется: – Дедушка состоял в так называемом «Членстве Восьми», начиная с тысяча девятьсот двадцать четвертого года, и есть все основания полагать, что с того времени он был как-то связан с Чхве Сумином, который позже проследовал за четырьмя из «Восьмерки» сюда, в Допру, – всем требуется несколько минут для размышлений, а после Джисон вздыхает, настраиваясь. – Дедушка не был простым человеком: он был участником некой организации, явно преследующей свои цели, но это не та часть истории, которая нас сейчас интересует. Главный вывод вот какой: Сумин, с большой вероятностью, имеет высокую квалификацию и для ведения военных действий в рамках гражданской войны того времени, и для оказания первой помощи самому себе. И, Чанбин, – Хан смотрит зорко, словно испытывая собеседника. – Не дай Бог ты ему угрожал: он вернется, и со свинцом в бедре останешься уже ты или Феликс, смотря на кого он наткнется первым. Чанбин замолкает, и Джисон снова стонет. – Не могу ничего посоветовать, кроме как быть более осторожными, – говорит парень. – Но следует понимать, что если остальные двое товарищей дедушки окажутся мертвы, то все шансы узнать более подробную информацию о Чхве Сумине окажутся невозможной затеей. Нам следует уповать лишь на волю случая и надеяться, что хотя бы один из «Восьмерки» находится в полном здравии и светлой памяти, иначе… Точек давления у нас может и не быть. – Помимо его сына, – встревает в разговор Минхо. – Если все окажется так, как ты и сказал, то последняя соломинка – это не бывшие товарищи господина Хана, а сын Чхве Сумина. Я не думаю, что найти его настолько сложно, как ранее сказал Чанбин. – Возможно, – пожимает Со плечами. – Но иногда поиск людей, чьи родственники фактически мертвы, может затянуться не на один месяц или даже год, смотря кем сейчас является его сын – медийной личностью или пропащим. Также стоит учитывать и временные рамки, когда он был зачат и рожден. Вполне вероятно, что он сам уже умер или только отбывает свой срок на работе, – Чанбин прикусывает большой палец. – Искать без сведений равносильно тому, что найти граненую ракушку в океане. Помещение окунается в неразрушимую тишину. Все внимание присутствующих сосредоточено лишь на копошащемся в ноутбуке Со, который время от времени поджимает губы или вовсе бьет кулаком от злости по столу. Даже со стороны понятно, что поиски идут туго; Чанбин ругается под нос и вытирает глаза руками, параллельно допивая уже вторую бутылку пива, и пока пьет он, желание напиться появляется и у остальных. – Нашел! – вскакивает с места владелец бара, ошарашенно смотря на экран устройства. – Пак Джегук и Квон Ехан – люди, по реестру переехавшие на территорию современной Допры и Уэст-Тайла двадцать пять лет назад, – Со в неверии осматривает друзей, будто ожидая реакции, но видит в глазах только сплошное удивление и молчаливое одобрение. – Они числятся новоприбывшими вместе с Хан Тэбомом и Мун Тэджи. – Переходи к сути, – нетерпеливо шепчет Бан Чан под согласные кивки. – Квон Ехан погиб в то же время, что и Тэбом с Тэджи, – выдыхает Чанбин и продолжает, расслабленно улыбнувшись: – Но Джегук все еще жив. – Что касательно причины смерти господина Квона? – спрашивает сосредоточенный Джисон, словно предчувствуя ответ. – Суицид. Хан стонет в голос, откидываясь на спинке дивана. Через некоторое время они все сходятся во мнении, что Джисон и Сынмин сходят к Пак Джегуку, и бар вмиг пустеет, оставляя после себя лишь призрачный облик сидящих десятью минутами ранее людей. В помещении словно становится на несколько градусов ниже, и Хан кутается в ветровку, подумывая над тем, чтобы заменить ее нормальной зимней курткой. Сидящий рядом журналист только томным взглядом всматривается в стену с алкоголем, мимолетом вздыхая громче, чем обычно. Джисон вновь достает уже начатую пачку, поджигая незаконченный фильтр, и наконец-то вдыхает полной грудью, протяжно откашливаясь. Сынмин тянет ладонь, даже не смотря в сторону друга, и через мгновение чувствует в ней очертание сигареты, довольно ухмыльнувшись. Казалось, что для них двоих адаптация проходила намного тягостнее: Хан еще не в полной мере осознавал смерть своего дедушки, а Ким мог только уповать на шанс, что через мгновение он проснется. Но Сынмин до сих пор не верил в нечто другое: каждую ночь он вспоминает тот дождливый вечер, который прервался криком Джисона и ознаменовал начало нового приключения. Он помнит обмотанную бинтами шею нового друга, его пустые глаза, дрожащие руки и бесчувственное лицо, и совсем не понимает, как тот его образ вяжется с тем, каким Хан оказался на самом деле. Он был властным по натуре своей и, скорее всего, сам этого не осознавал. – Прошлое дедушки остается для меня большей загадкой, чем вся эта тарабарщина со сверхъестественным, – внезапно начинает Джисон, выпуская изо рта клуб дыма. – «Членство Восьми»… – тянет тот и заливисто смеется. – Кем он был? Какие подвиги совершил в молодости? Какую роль сыграл в гражданской войне? – задается он вопросами на перевал, постепенно теряя контроль над эмоциями. – Кем были люди из его окружения? Сейчас мне просто все равно. – Тебе не интересно об этом узнать? – спрашивает Сынмин, чувствуя привкус табака на языке. – Если бы дедушка хотел, чтобы я знал, он бы рассказал сам, ведь так? – задается единственным логичным вопросом Джисон, расслабленно улыбаясь. – Я не думаю, что мне стоит зацикливаться на этом, верно? Возможно, несколько позже, когда все закончится. Ким несколько раз задумчиво кивает, всматриваясь куда-то в стену напротив. Он делает последнюю затяжку, туша тлеющий фильтр о стол, и встает с места, вырывая сигарету из рук остолбеневшего друга. Хан смотрит первое время несколько осуждающе, но следом лишь коротко вздыхает и поднимается на ноги, прихватывая с собой лежащую рядом фотографию: пора переходить к более активным действиям. На улице стояла непроглядная темнота; за несколько часов она обволокла всю Допру с головы до пят. И хоть на часах все еще не было семи, дальше, чем на двадцать метров, рассмотреть было ничего нельзя. Джисон вздрагивает всем телом, запирая за собой дверь, и мельком смотрит на ушедшего в сторону Сынмина, который вспоминал месторасположение собственной машины. – Чанбин сообщил точный адрес? – спрашивает Хан, вспоминая ситуацию с переводчиком: красоваться перед леди пожилого возраста вновь не было никакого желания. – Да, – кивает головой Ким и продолжает: – Но что из странного: дом находится ни на территории Уэст-Тайла, ни в пределах Допры. Поэтому добираться пешим ходом – не самая лучшая идея, – Джисон прикусывает губу: блужданий на ночь глядя ему еще в этой жизни не хватало. – Но Чанбин сказал, что таких домиков в округе нет, поэтому единственный попавшийся будет принадлежать Пак Джегуку. – Хорошо, – кивает Джисон, кидая последний взгляд на мигающую неоновую вывеску. В машине оказывается гораздо теплее, чем снаружи, и Сынмин несколько минут сидит на месте, прогревая помещение, пока Хан блуждает глазами по задним сидениям до тех пор, пока не устраивается на них сам, блаженно прикрывая глаза; журналист сразу понимает, что друга лучше не отвлекать и дать ему время подумать о возникших за последний день вопросах. Автомобиль плавно выезжает на мощеную гравием дорожку и через несколько минут скрывается за ветхой деревянной аркой, ознаменовавшей ранее въезд в город. – Запись от десятого ноября две тысячи двадцать первого года, – Сынмин включает свой излюбленный диктофон, от которого не в силах был избавиться, и продолжает: – Фактическая разгадка происходящего в городе была найдена, – Джисон заинтересованно открывает один глаз. – Полная история впоследствии будет изложена в книге, а сейчас что касательно нынешней ситуации: в центре событий пять человек, двое из которых скончались при непонятных обстоятельствах, закончившихся суицидом, а третий погиб по случайности, – Ким выворачивает руль, осматриваясь по сторонам. – Оставшиеся двое являются ключом к пониманию некого конфликта «Членства Восьми» с Чхве Сумином, и легенд Допры в целом. – Зачем ты это записываешь? – спросонья спрашивает Джисон, посмотрев на увлеченного процессом Кима. Сынмин только оскорбленно обернулся, словно озадаченный, но в следующее мгновение слабо выдохнул, сбавляя скорость машины где-то вблизи стоящего поодаль домика. – Я мечтал о профессии журналиста с подросткового возраста, – пожимает он плечами, окончательно глуша двигатель. – Мне нравилось писать и анализировать, допытываться и составлять логические цепочки. И все получилось как нельзя лучше, – неловко смеется тот, копошась в бардачке. – Но исследовать вещи, о существовании которых никто не догадывается, гораздо интереснее. А старые привычки все еще остались: где-то камеру поставить, где-то записать мысли. – Я учился на государственного служащего, – внезапно говорит Хан, потягиваясь. – Ходил бы, как эти все заумные дядьки в классических костюмах, наедал бы себе бока до размеров стратосферы, – смеется Джисон, хлопая в ладоши. – Родители видели во мне будущее, которого не достигли сами, а я видел себя на этих полянах, беззаботно гуляющего, – он внезапно замолкает, смотря на горящий вдалеке огонь люстры. – Был ли дедушка когда-то в подобной ситуации? Спустя мгновение разговор полностью сходит на нет. Вне машины Хана окутывает ледяной ветер, блуждающий по спине и дрожащим ногам. Он щурится, пытаясь всмотреться в линию горизонта, но наталкивается лишь на беспристрастную темноту и слабо-горящее свечение. Сынмин реагирует первым, блокируя двери, и, положив ключи в карман, размеренным шагом идет вперед, ступая по мокрой от дождя траве. Представший перед ними дом не выглядел старым или поношенным: это было небольшое, но впечатляющее здание, обрамленное бетонными колоннами и деревянными стенами, которые были усыпаны мелкой декоративной трещиной и рубцами. Оно было выполнено в преимущественно темных тонах и только крыша отсвечивала серым. Джисон бросает мимолетный взгляд на пустое крыльцо и через мгновение несколько раз протяжно стучит в массивные металлические двери. Скрип будто молнией расходится по территории, утопая в колосящейся за домом листве яблоневых деревьев. – Тэбом? – выглянувший престарелый мужчина кажется не менее удивленным, чем представший перед ним Хан; парень лишь растерянно оборачивается по сторонам и только через несколько секунд понимает суть вопроса, сдавленно улыбаясь. – Джисон, – представляется он, протягивая руку для пожатия. – Я внук Хан Тэбома.