Занимайтесь войной, а не любовью

Им обоим по семнадцать. Дешёвое шампанское на вкус горькое, музыка, льющаяся из колонок, слишком громкая, а в помещении так жарко и душно, что рубашка нещадно липнет к телу. Для Серёжи этот выпускной имеет так же мало значения, как и проблема перенаселения в Китае. Он только морщится и брезгливо смотрит на своих теперь уже бывших одноклассников, которые танцуют как припадочные и трутся друг об друга.       — Пойдём, кое-что покажу тебе, — голос Олега и его рука, сжимающая плечо, как манна небесная. Серёжа послушно вскакивает на ноги и идёт за Волковым в сторону выхода. Лишь оказавшись на улице, позволяет себе вдохнуть прохладный вечерний воздух. Запрокидывает голову, разглядывает небо над головой. Сегодня оно чистое, не затянуто привычными тучами. Звёзды по тёмному полотну раскинулись, словно одна из смеющихся одноклассниц блёстки и стразы рассыпала. Серёжа любуется небосводом, улыбается, а затем переводит взгляд на Олега. И в это мгновение вся красота звёзд перестаёт волновать его, потому что на фоне Волкова они все меркнут. Затухают быстро, как подожженная спичка. Олег не оставляет им шансов потягаться. Сейчас он по-особенному красив. С чуть растрёпанными прядями тёмных волос, лукавой улыбкой и светящимися многообещающими огоньками на глубине карих глаз.       — Смотри, что я у девчонок отжал, — он протягивает Серёже странный квадратный предмет. Разумовский щупает пальцами покоцанный пластик, кое-где со стёршейся краской, но всё равно можно узнать в нём фотоаппарат, о котором раньше мечтали чуть ли не все подростки. — Как тебе?       — Очень ванильно, — Серёжа смеётся, крепче сжимая полароид. Поворачивает его, камерой направляя на них. Разобраться в механизме легко, особым гением быть не нужно. Олег обходит его со спины, прижимается грудью и обнимает, заключая в крепкую хватку. При всём желании сбежать не получится, а Серёжа и не собирается. Ему нравится чувствовать тепло чужого тела. Горячее дыхание щекочет шею, когда Олег оставляет на коже почти невесомый поцелуй. Серёжа снова смеётся, руки подрагивают. Фото, возможно, получится смазанным, но им как-то наплевать. Главное, что в памяти останется. Он нажимает на кнопку ровно в тот момент, когда Олег целует его в щёку. Раздаётся громкий щелчок. Раздаётся громкий щелчок, а следом тишина. Звенящая, такая густая и осязаемая, словно в помещение вату натолкали. Протяни руку и сможешь её нащупать. Грохот пульса в ушах как метроном. Бах. Бах. Бах. Фантомная боль на мгновение обрушивается на сознание, заставляет пошатнуться, колючими спазмами разносится по телу. И только спустя время приходит понимание происходящего. Серёжа резко распахивает глаза. Дуло пистолета продолжает смотреть на него в упор, гипнотизируя тёмной бесконечной воронкой. Но стоит ему моргнуть, как оружие исчезает, плавно опускается вниз, контролируемое чужой рукой. Разумовский отчаянно хватает губами кислород, только сейчас осознаёт, что всё это время не дышал даже. Лёгкие горят, по глотке точно наждачной бумагой прошлись. Но это мелочи, не заслуживающие внимания. Единственное, что сейчас важно — лицо человека напротив, с которым Серёжа мысленно уже успел попрощаться.       — Хотел, чтобы ты знал, Серый. Я могу выстрелить. Голос у него спокойный, лишённый каких-либо эмоций. Разумовскому требуется несколько секунд, чтобы вникнуть в смысл слов, оброненных так лениво, будто и не о них сейчас речь шла. А потом накатывает осознание. Взросление, по ощущениям поставленное на паузу где-то лет в семнадцать, сейчас обрушивается, как лавина. Серёжа понимает, что ему преподали урок. Раскрыли глаза на очевидные вещи, наконец разжевали и донесли до восприятия факт — Олег ему не принадлежит. Волков может обнимать его до синяков по всему телу, целовать до покрасневших потрескавшихся губ, повторять сотни раз, как ненавидит, клясться тысячи раз в безграничной любви и преданности. Но он ему не принадлежит, потому что нельзя привязать к себе человека, лишая его свободы и права выбора.       — Так выстрелил бы, что тебя удержало?! — Серёжа злится, бесится, изнутри себя жрёт. Ребёнок, запертый в его теле, взрослеть не хочет. Всё ещё брыкается, сопротивляется, цепляется пальцами за ускользающее детство, когда их только двое было друг у друга и против всего мира. Олег пожимает плечами. Так просто, словно и не держал пистолет у его лба минуту назад. Серёжа не может вытерпеть. В нём кипит котёл невысказанных слов и противоречивых чувств. Он подскакивает к Олегу, размахивается и будто в замедленной съёмке наблюдает за тем, как собственная ладонь с громким шлепком впечатывается в чужую щёку. Пальцы обжигает короткой вспышкой боли, а на загорелой щеке Волкова проступает отпечаток. Они оба дышат загнанно, как после длинного марафона. Олег сверлит его взглядом потемневших, практически чёрных глаз. Серёжа отступает, понимая, что натворил. Ожидает реакции, которая, несомненно, последует. Он вздрагивает от громкого стука, когда металлический предмет падает на пол. А в следующее мгновение Серёжу рывком притягивают ближе, впечатывают в широкую крепкую грудь, а губы обжигают поцелуем. Олег думает, что когда-нибудь этот рыжий бес точно сведёт его с ума. Крыша уже подтекает, если вместо вполне закономерной злости он чувствует только сильное возбуждение, узлом скручивающееся в паху. Руки сжимают плечи Разумовского, скользят ниже, ощупывая через тонкую шёлковую ткань халата. Серёжа протяжно стонет, сам же прижимаясь к нему ближе. Дрожащими пальцами хватает куртку и стягивает её быстро, избавляя Олега от лишней одежды. На то, что происходит за стенами здания, становится глубоко наплевать. Серёжу не волнует, что произошло. Не волнует, кто и зачем прислал Олега. Куда важнее другое — просто прижиматься к нему, вдыхать знакомый кедровый запах и пальцами зарываться в короткие пряди тёмных волос, пока Олег кусачими поцелуями спускается вниз по шее. Серёжа ведь правда мог умереть. Безболезненно и быстро, распластавшись на холодном полу, окрасив его в брызги красного. Но больная созависимость снова оказалась сильнее. Искажённая, переплавленная, ядовитая любовь, отравой текущая по венам. И одно маленькое воспоминание, короткое, но красочное — как полароидная фотография постепенно проявляется, темнеет, а на ней изображение. Олег целует в щёку улыбающегося Серёжу. Разумовский обнимает его крепко, издаёт болезненный вздох, когда поясница сталкивается с краем стола. Олег легко его приподнимает и сажает на гладкую сенсорную поверхность, тут же сам оказываясь в кольце длинных стройных ног. Возбуждённый член больно упирается в ширинку штанов, Олег шипит, когда Серёжа сжимает его через грубую ткань. Сам же хнычет, прижимаясь теснее, своим запахом с ума сводит. Олег вылизывает шею, покрывшуюся бисеринками пота. Оставляет на ключице укус, который на утро окрасится бордовым полумесяцем. Халат нарочно не снимает с него до конца, только до локтей стягивает — ему нравится, как гладкая ткань скользит по бледной коже Серёжи.       — Что ты сделал? — срывающимся голосом спрашивает Разумовский, прилагая немало усилий, чтобы окончательно не раствориться в мареве удовольствия. Но ему необходимо узнать. Убедиться, что с Олегом всё будет хорошо.       — Заключил сделку, — Волков покрывает поцелуями грудь, улыбается, даже в полутьме офиса разглядев разбросанные по коже веснушки. Серёжа в его руках послушный и податливый, как пластилин. Можно вылепить из него, что угодно, он сопротивляться сейчас не сможет. — Пять жизней взамен на твою — не такая высокая цена.       — Что? — он правда не понимает. Адекватные мысли ускользают, испаряются в тот момент, когда Олег губами прихватывает его сосок, вылизывает и, отстранившись, чуть дует. Из-за прохладного воздуха кожа покрывается новой порцией мурашек, а возбуждение пульсирует внутри горячим комом.       — Виктория хочет, чтобы я убил пятерых людей. Тех, на кого она укажет пальцем, — Олег усмехается, вспоминая, как заключил с ней очередной договор. Жизнь ничему его не учит, но ведь ради Серёжи можно?       — Ты спятил?! — в голос просачиваются истерические нотки, Разумовский резко распахивает глаза и пытается ухватить Олега за волосы, но тот легко уворачивается. Стаскивает с него нижнее бельё и обхватывает ладонью возбуждённый член. Серёжа давится стоном, откидывается спиной на холодную поверхность стола и жмурится до разноцветных пятен перед глазами. — Олег, это… блядь… это сумасшествие!       — Всё справедливо, Серёж, — он целует его в живот, плавно спускается ниже и касается губами головки, на которой уже выступила белесая капля естественной смазки. Разумовский беспомощно елозит по столу, пытаясь схватиться за край, но ткань грёбаного халата слишком скользкая, мешает координации движений. — Ты оценил меня в пять миллиардов, она оценила тебя в пять жизней, — Олег говорит быстро, чередуя слова с поцелуями. Серёжа от его касаний дугой выгибается, едва ли не до хруста позвоночника. А в голове по-прежнему каша из мыслей, он пытается зацепиться хоть за одну, но они ускользают.       — Олег, пож-жалуйста, давай поговорим, — он хнычет, смотрит на Волкова с просьбой, но тот только качает головой.       — Где смазка?       — Да бля, Олег! — от требовательного тона Серёжу прошибает новой волной возбуждения. Он кивает куда-то в сторону дивана, и Олег понимает его без лишних слов. Подхватывает со стола, словно Серёжа ничего не весит. Ни на секунду не перестаёт целовать, пока несёт к дивану. Разумовский подставляет шею, зная, что завтра не сможет выйти на люди из-за багровых синяков, которые расцветут на горле. Впрочем, не факт, что он вообще сможет ходить. Олег аккуратно кладёт его на диван и, отстранившись, рукой шарит под подушками. С видом победителя вытаскивает флакон прозрачной смазки и не может сдержать улыбку. Серёжа порой напоминает ему ворону, у которой по всему гнезду, то есть дому, рассованы маленькие блестящие штучки.       — Почему бы нам не убить её саму? — Серёжа смотрит на него с укором, раскинув в стороны свои длинные ноги. Олег на пару мгновений застывает, наблюдая за тем, как тонкие пальцы Серёжи обхватывают собственный член и поглаживают его.       — Потому что это не решит проблему, она обо всём позаботилась. И после смерти нас достанет. Олегу не хочется это обсуждать. Он выторговал им немного времени, чтобы провести его с Серёжей, объяснить ему всё и нормально попрощаться. Волков быстро избавляется от собственной одежды, с удовольствием замечая, с каким лихорадочным блеском в глазах на него смотрит Серёжа. Щёлкает крышка, на пальцы стекает прохладный гель. Олег согревает его, прежде чем рывком подтянуть к себе Серёжу ближе. Опускается между его широко разведённых ног. Аккуратно касается сжатых мышц, чувствуя, как Разумовский под ним вздрагивает.       — Тебе придётся уехать на время.       — Что?! — Серёжа вскрикивает, хочет отстраниться, потребовать объяснений, но Олег оказывается хитрым засранцем. Проникает в него одним пальцем и, практически не дав времени привыкнуть, тут же добавляет второй. Серёжа хватается за подушку над головой, сжимает её так, что ткань почти трещит. — Олег, я никуда не… не поеду. Боже, да что ты…       — Поедешь, Серёж, это для твоей же безопасности, — Волков начинает двигать пальцами, разводит их ножницами, растягивая напряжённые мышцы. Серёжа извивается змеёй, то ли отстраниться хочет, то ли сильнее насадиться. — Мы оба проебались, пора исправлять ситуацию. Разумовский ему сейчас почти завидует. То, с какой лёгкостью Олег говорит о подобных вещах, наталкивает на мысли, что он уже успел всё обдумать и решить. Серёже остаётся только согласиться, но он нарочно продолжает сопротивляться и качает головой. Рыжие пряди всё ещё влажных волос образуют на подушке подобие нимба, хотя Разумовскому, естественно, больше подошли бы рога. Олег нависает над ним, локтями упираясь в мягкую обивку дивана. Смотрит вопросительно, тут же получая кивок и немое согласие. Целует в искусанные приоткрытые губы одновременно с тем, как плавно входит. Застывает так, позволяя Серёже привыкнуть.       — Олег, пожалуйста, — снова шепчет сорванным из-за стонов голосом. — Я без тебя не поеду, — он дрожит, цепляется за плечи Волкова, как утопающий за спасательный круг. — Давай вместе, Олеж, пожалуйста. Всхлипывает, когда Волков начинает двигаться. Медленно, растягивая, чувствуя, как горячие стенки плотно обхватывают член. Он зарывается лицом в мягкие пряди медных волос, стараясь сохранить и удержать в памяти этот запах. Шипит сквозь сжатые зубы, когда Разумовский короткими ногтями впивается в спину, оставляя на ней красные полосы.       — Прости, это я во в-всём виноват, — Серёжа шепчет, давится своими же стонами. А по щекам тёплая влага стекает, солёный привкус на губах оседает.       — Серёж, тшш, — Олег сцеловывает слёзы, слизывает с кожи соль. Пытается успокоить, предотвратить подступающую истерику. Начинает двигаться быстрее, вколачиваясь в горячее тело. Сжимает бёдра Серёжи так крепко, что синяки останутся. — Мы оба были идиотами, но я всё исправлю, ладно? — хватает его за подбородок и поворачивает, заставляя посмотреть на себя. — Я обещаю. А Серёжа верит ему. Соглашается немного потерпеть, засунуть свою гордость и самомнение куда подальше, если потом это позволит им быть вместе. Он крепче сжимает Олега ногами, не позволяя отстраниться. Давит ему на поясницу, вплавляя в себя. Громко стонет, чувствуя, как с каждым толчком удовольствие внизу живота закручивается сильнее. Олег кончает, наваливаясь на него сверху. Напоследок прикусывает плечо, пытаясь оставить на нём больше своих отметин. Чтобы потом Серёжа смотрел на них, стоя перед зеркалом, и помнил. Понимал, ради чего они всё это делают. Волков проводит рукой по его члену, парой грубоватых движений доводя до разрядки. Серёжа громко стонет, выгибается, шепчет на ухо люблю, люблю, люблю, повторяя то, что Олег давно знает. Смирился уже, что без этого чувства им никуда. Они уставшие и измотанные. Лежат, прижавшись друг к другу так тесно, что кожа плавится. Серёжа проводит указательным пальцем по животу Олега, пока щекой прижимается к его груди. Ощущает, как под горячей кожей равномерно бьётся сердце. Тук-тук, тук-тук. В унисон вместе с серёжиным.       — Венеция. Всегда хотел пожить там, — у Разумовского болит горло. По правде говоря, болит всё тело, но он стойко терпит. Олег над ухом хмыкает и кладёт ладонь на его макушку, поглаживая и зарываясь в рыжие пряди. — Сколько это по времени займёт?       — Я не могу дать тебе чёткие сроки, Серый. Мне ведь людей убивать придётся, а не кусты у их домов стричь.       — А она умная оказалась, — Разумовский признаёт это неохотно. Но нельзя недооценивать врага, как бы сильно этот враг тебя не раздражал. — Прикажет тебе устранить конкурентов, тех, кто мешает подняться выше. В итоге получит гораздо больше, чем потеряла. Чокнутая, но умная.       — На тебя чем-то похожа, да? — Олег хрипло смеётся, не обращая внимания на болезненный тычок в бок.       — Не сравнивай нас, я всё равно гораздо лучше, — Серёжа пыхтит и кое-как приподнимается, нависая над ним. Рыжие пряди щекочут лицо, но Олег стойко терпит. Он готов терпеть что угодно, лишь бы просто смотреть в бездонные голубые глаза, в которых откровенное обожание. — Обещай, что потом всё наладится. Что мы будем вместе.       — Серёж…       — Обещай!       — Хорошо, — Олег примирительно улыбается, заталкивая куда подальше тревожные мысли. Он понимает, что цели, выбранные Викторией, будут далеки от простых смертных. В любой момент всё может пойти не по плану, сорваться и привести к фатальным последствиям, но… Ради рыжеволосого мальчика, улыбающегося ему с фотографий, Олег готов рискнуть.       — Обещаю, — произносит он тихо и обнимает Серёжу. Разумовский мысленно ликует. Никакого больше счётчика в голове, постоянно сравнивающего победы и проигрыши, свои и чужие. В конце концов, Серёжа выиграл эту жизнь ещё тогда, стоя на выпускном в объятиях Олега и разглядывая их общую фотографию.