A terrible story: Extras

      Хенджин ухаживал за растениями в теплице. Лэвен наблюдал за его ссутуленным размытым силуэтом с улицы через слой толстой прозрачной клеенки — тот осторожно подсыпал что-то в горшки, разрыхлял землю узким совком и ставил цветы на место. Давным-давно нужно было войти и сказать все что следовало, но Лэвен вот уже десять минут стоял, подперев плечом стену, и из раза в раз прокручивал в голове предстоящий разговор. «Так вышло, что я…», — хотя нет, лучше коротко и четко: «Не сердись, но мне придется остаться». И тут же добавить: «Ты не подумай, это не означает, что ты должен кормить меня, ничего подобного», а то он еще решит, что его принуждают к чему-то. Или может сразу зайти с козырей и сказать про сорок восемь смертей?.. Почему все это так, блять, сложно? Ну не сожрет же он его, в конце концов. Сынмин сказал бы, если бы увидел его кровавое убийство. Сказал бы ведь?.. Он тяжело вздохнул, массируя виски. Зашел — сказал — вышел. Быстро и просто. Но нет, он все бессмысленно оттягивает момент. — И как долго ты планируешь там стоять? — приглушенно донеслось из теплицы. Лэвен вздрогнул. Похоже, его присутствие не осталось незамеченным. Закусив губу и ощущая постепенно усиливающийся мандраж, он шагнул внутрь. — Как раз вот собирался зайти. Привет. — Ага, — не оборачиваясь, сухо произнес Хенджин, — что хотел? — Да просто… — он взъерошил волосы на затылке, толком не зная, с чего начать. — Почему ты не уехал? Переход от нейтрального вопроса к наезду произошел стремительно, Лэвен и глазом моргнуть не успел. О мягкости или тактичности в случае с Хенджином и речи не шло. — Я хотел, — он усмехнулся, стараясь сбросить неловкость, — правда. Не получилось. Хенджин на мгновение остановился, а потом принялся орудовать совком вдвое усерднее. Движения стали резкими, почти остервенелыми, словно ответ рассердил его. — Что же у тебя не получилось? — его тон стал будничным и насмешливым, но Лэвен знал — это плохой знак. — Не смог сесть за руль? Машина не завелась? Не получилось найти выезд с парковки? Как и всегда сарказм давался ему так же легко, как дыхание. — Хенджин, что я сделал тебе, чтобы заставить тебя хотеть моей смерти? Признаться честно, Лэвен лукавил. Он понимал, что Хенджин ничего не знает, и сказал это такими словами лишь для большего драматического эффекта. И это сработало. — Смерти? — Хенджин обернулся, откинув назад волосы и оторопело уставившись на него. — О чем ты, черт возьми, говоришь? Не без труда Лэвен смог сохранить небрежно-безразличное выражение лица. — Я больше не смогу вернуться в город. Мятежные знают, что я принял сторону Круга. Сынмин сказал, что стоит мне покинуть храм — я проживу не больше суток. Хенджин вглядывался в его лицо, явно пытаясь уличить во лжи. Едва он понял, что Лэвен не шутит, как в синих глазах появилось беспокойство, и он сразу отвернулся. — Ясно, — буркнул он. — Ясно? — Лэвен скрестил руки на груди, раздосадованный такой скупой реакцией. — И это все, что ты мне скажешь? — А что еще ты хочешь услышать? Лэвен фыркнул, смутившись. И правда, чего он ожидал? Что Хенджин кинется на него с объятиями и будет просить прощения за все жестокие слова и попытки прогнать его, узнав о нависшей над ним угрозе? Что ж, это было так же маловероятно, как его шансы выбраться из всей этой истории живым. То есть около нуля. И все же где-то в глубине наивной души он хотел бы увидеть, что Хенджину не все равно. Хотя бы короткое «Мне жаль, что все так произошло». Хотя бы чтобы он не отворачивался вот так. Сынмин многое рассказал, но что Лэвен должен был делать с этой информацией? Вот, например, сейчас? Чего бы там Джинни не хотел на самом деле, к нему невозможно было подступиться. Нельзя было вывести его на разговор или откровенность: он полностью закрывался, стоило им оказаться рядом. С чего вообще начинать? Как заглушить в себе обиду и многократно уязвленную гордость? Он не знал. Только бестолково переминался с ноги на ногу. Хах, ну вот и пообщались. Видимо, в другой раз. После дождичка в четверг. Если они когда-нибудь и поговорят об этом, то точно не сегодня. Лэвен вздохнул и приоткрыл завесу, собираясь выйти, когда Хенджин вдруг подал голос: — Хочешь, потрахаемся? Лэвен остановился как вкопанный. — Прости? Тот поднялся и в пару широких шагов подошел к нему вплотную. Было боязно даже пошевелиться, оставалось только завороженно смотреть на него. Хенджин плавно провел рукой по груди Лэвена и опустил ее к низу живота, скользнув тонким пальцем за пояс брюк, ухватил его за пряжку ремня и потянул на себя, вынуждая машинально шагнуть к нему вплотную. По спине пробежали мурашки. — Разве ты не голоден? — беспощадные глаза сощурились. Его губы были настолько близко, что на языке появился хорошо знакомый ягодный привкус. Соображать внезапно стало в разы тяжелее. Хенджин насмешливо хмыкнул и качнулся вперед, увлекая его в мягкий поцелуй. Прохлада его пухлых губ заставляла что-то внутри взволнованно трепетать — прикосновения были нежными, совсем не похожими на его обычно требовательные и жаркие поцелуи, и на несколько упоительных мгновений Лэвен забылся. Поддался этой неожиданной ласке, чувствуя, как сладко щемит в груди от его близости, от его вкуса, от того, как его энергия отзывается и слегка дрожит. От него самого. — Ты ведь этого хотел? — тихо проговорил Джинни, прервав поцелуй. — Тебе не обязательно… — начал Лэвен, но тот грубо перебил его. — Конечно необязательно, — он вдруг отчеканил и отодвинулся. — Ведь ты уже переспал с ним, да? — С кем? — С кем… — повторил он мрачно. — Хах, ну да. Следует уточнить, с кем именно, ведь ты мог поебаться с кем угодно. — Хенджин, не надо со мной так разговаривать, — Лэвен нахмурился. Глаза напротив потемнели, губы плотно сжались. Он казался расстроенным и в то же время крайне уязвимым. — Сынмин, — бросил он, сверля озадаченного Лэвена пристальным взглядом, словно пытаясь усилием воли прочитать его мысли. Сынмин, ха? — Знаешь, он ведь никогда не хотел меня, — не дождавшись ответа, Хенджин неопределенно мотнул головой. — Что бы я ни делал. А делал я многое, поверь. Должно быть, я просто был недостаточно хорош. Но перед таким, как ты… — он почти ласково провел по его щеке ладонью, а потом отдернул руку, будто опомнившись, — перед инкубом, наверное, сложно устоять. Вот это да. По всему выходило, что Хенджин каким-то образом пребывал в неведении касательно асексуальности Сынмина. Никакого другого объяснения вопросу, который он задал, Лэвен не видел. Иначе вся эта ситуация даже не возникла бы. Более того, раз он говорил такое, он даже не догадывался о глубине чувств провидца к нему. И это тоже было крайне странно, учитывая, что любовь и привязанность Сынмина были видны буквально невооруженным глазом. — Так стоп, — Лэвен поднял перед собой раскрытые ладони, чтобы остановить его. — Ты ошибаешься. Я не спал с ним. Было ли у него право говорить все как есть? Это разрешило бы конфликт, но… Все же этот секрет ему не принадлежал. Возможно, у Сынмина были свои причины, чтобы не рассказывать. — Не держи меня за идиота, — ответил Хенджин сердито. — Сколько часов ты просидел с ним в его комнате? Ожог на твоей ноге зажил, как будто ничего и не было. Что это? Живая вода из колонки тебя исцелила или чистый горный воздух? — Да послушай ты меня! — Лэвен слегка повысил голос, пытаясь вразумить его. — Сынмин нашел способ кормить меня иначе… — Иначе? — тот невесело хмыкнул. — Значит засосы на его шее оставил кто-то другой? Лэвен растерялся всего на мгновение, и Хенджин моментально засчитал это за подтверждение своих догадок. — Блять… — он резко отвернулся, заложив руки за голову, и начал говорить быстро и жестко. — Именно поэтому я не хотел, чтобы ты оставался здесь. Именно, блять, поэтому. Даже последнему дураку было понятно — и дня не пройдет как ты окажешься в чьей-нибудь койке. И только посмотри, какая неожиданность — кто бы мог предположить… У него вдруг закончился воздух, он оборвал себя на полуслове и замолчал. Его плечи поникли, он будто вмиг растерял весь запал — сел на корточки, не поворачиваясь к Лэвену, и закрыл голову руками. Слова — обычно колкие и болезненные — сейчас не ранили. Возможно, Лэвен просто привык, а может, Хенджин не слишком старался его задеть. Более того, в этот момент как никогда отчетливо чувствовалось, что ядовитые шипы издевок — это его основная защита, и кроме них у него ничего нет. — …объясни мне, — он произнес совсем тихо, — помоги понять, почему именно он? Ты мог выбрать кого угодно, почему, черт тебя дери, ты решил соблазнить именно его? — в голосе Хенджина звенела бессильная горечь. — Может… ты хочешь наказать меня за всю ту боль, что я тебе причинил? Преподать мне урок? Он обернулся, поднял взгляд на Лэвена, и того мгновенно подкосило. Хенджин смотрел беспомощно, в его миндалевидных глазах была настоящая мука. Пожалуй, за все время их знакомства Лэвен впервые видел его таким. Без привычной брони из горделивой спеси и сарказма он казался совершенно обнаженным. — Скажи, я прав? — он растянул губы в нервной неестественной улыбке и наклонил голову. — Ты хочешь показать мне, что ты лучше меня… Лэвен? — имя будто причинило ему боль, и он сглотнул. — В этом нет нужды. Я это и так знаю. Ты всегда был… и всегда будешь. — Хенджин… — Лэвен растерянно шагнул к нему. Нежность и горечь в его тихом голосе полосовали как лезвие бритвы. Вот теперь стало по-настоящему больно. — Поэтому я прошу тебя, оставь его в покое. Надо тебе кого-то трахать — трахай меня сколько хочешь. Мне больше нечего тебе предложить, но пожалуйста… Не забирай его. Я… — его красивое лицо исказилось, — я не смогу… Упираясь острыми коленями в землю и понуро склонив голову, он замолчал. Не зная, как реагировать, чувствуя лишь тупую давящую боль внутри, Лэвен смотрел на страдания любимого человека. Сынмин сказал, что Хенджин не может смириться с природой Лэвена, не может обуздать свою ревность, однако сейчас он ревновал совсем не Лэвена. Страх потерять Сынмина был в нем настолько силен, что он поступился гордостью и начал просить. Может быть, он боялся остаться один — происходящее наверняка усугублялось тем, что Минхо оставил его. Он испытывал отчаяние. Все оказалось на порядок сложнее, чем Лэвен предполагал. Он подошел и опустился рядом с ним на корточки. Почему нельзя обнять его, утешить? Отбросить все, что они наворотили. Почему Хенджин прямо не скажет, что у него на сердце? Если бы он только захотел, Лэвен остался бы с ним рядом несмотря ни на что. Целовал бы его холодные руки, уверяя, что тот никогда не будет один, прижимал бы его взбалмошную беспокойную голову к своей груди, пряча от всех напастей. Слово. Одно его слово. Но он ли был нужен Хенджину? — Джинни, — не удержавшись, Лэвен все же коснулся его мягких волос, — да кто я такой, чтобы преподавать тебе уроки? Я бы никогда не стал намеренно причинять тебе боль, если только, — он вдруг несмело улыбнулся, — ты сам бы меня об этом не попросил. Хенджин нервно усмехнулся и посмотрел ему в глаза сквозь темные пряди волос. Чувство, которое он порождал в Лэвене, было таким невыносимо горячим и ярким, что становилось трудно дышать. И несмотря на все обиды, боль, непонимание, несмотря на разлуку, это чувство не угасало. Оно жгло так же беспощадно, как и прежде. Жаль, что Хенджину этого было недостаточно. — То, что происходит, — Лэвен скользил взглядом по любимому лицу, из последних сил сопротивляясь нестерпимому желанию прикоснуться, — не соревнование. Несколько секунд Хенджин словно в трансе рассматривал его. Впервые за долгое время его взгляд был полностью открытым и даже жадным, он смотрел внимательно, запоминая. А потом его бездонные синие глаза потускнели. — Ошибаешься, — он произнес бесцветно и тяжело поднялся на ноги. — Это соревнование. И судя по всему, я уже проиграл.       Недолго побродив по двору и с горем пополам приведя мысли в подобие порядка, Лэвен вернулся к Сынмину. Им было о чем поговорить. Если с Хенджином он по несколько раз прокручивал в голове все варианты беседы, чтобы не ляпнуть ерунды, то с Сынмином было гораздо проще — Лэвен сразу признал как данность, что тот умнее, поэтому куда целесообразнее было идти с вопросами и сомнениями напрямую к нему, а не пытаться искать решение самостоятельно. Когда он вошел, тот стоял, склонившись над столом, рассматривая и сортируя документы, и, видимо, был настолько погружен в свои мысли, что даже не заметил посетителя. — Извини, — кашлянул Лэвен, чтобы привлечь внимание, — у тебя найдется минутка? Сынмин поднял голову и строго взглянул на него. На секунду показалось, что он попросит его уйти и не мешать ему, потому что, учитывая текущее положение Круга, ему едва ли было до праздных разговоров, но он лишь кивнул и провел рукой в сторону подушек, приглашая сесть. — Конечно. Что привело тебя ко мне? Благополучно проигнорировав приглашение, Лэвен подошел к рабочему столу и присел на краешек, в полуметре от Сынмина. Ему нужно было чувствовать его, так как тема беседы обещала быть непростой. Провидец на это лишь приподнял бровь, но ничего не сказал и развернулся к нему, демонстрируя застегнутый на две пуговицы узкий жилет идеально сидящего на нем костюма-тройки. — Я говорил с Хенджином, — произнес Лэвен, рассеянно тарабаня пальцами по столешнице, — сказал ему, что остаюсь. — Как он воспринял? — Нормально, — он неуверенно пожал плечами, — более-менее. Но у нас возникла проблема… — Лэвен замялся. — Скажи, как так вышло, что он не знает, что ты эйс? Сынмин, не дрогнув, выдержал прямой взгляд Лэвена. — Что ты сказал ему? — вздохнув, он аккуратно поправил очки. — Ничего, — его аура успокаивала, поэтому и говорить было легко. — Это не моя тайна. Но теперь он считает, будто мы переспали. Сынмин вскинул брови. — Вот как. Слегка ослабив галстук, он отвернулся к столу и принялся методично выравнивать стопки исписанных листов. — И все? — Лэвен отклонился назад, возвращая к себе его внимание и опасно нависая над столешницей. — Ты не станешь объясняться перед ним? Говорить, что все не так? — Лэвен, — мягко произнес Сынмин, опустив глаза к его лицу, — как ты думаешь, станет ли лучше, если он узнает, что на самом деле тогда произошло? А вот это было неожиданно. — И что же тогда произошло? — он смотрел снизу вверх, рассеянно отмечая, что провидец с этого ракурса выглядит еще более… привлекательно? Они еще не обсуждали это. Не сказать, что Лэвен день и ночь ломал голову над тем, что между ними случилось, но он точно был заинтригован поведением Сынмина и еще больше был озадачен собственной реакцией. Что-то в нем отзывалось, тянулось к этому спокойному и уравновешенному духу, даже сейчас, когда тот просто смотрел на него, слегка сощурив серые глаза. Они просто целовались, но… Действительно ли все было так просто? Сынмин не торопился с ответом, молча изучая его лицо, и чем дольше он это делал, тем явственнее Лэвен чувствовал, что его собственные мысли уходят не туда. — У тебя было видение прямо перед этим, ведь так? — он вернулся в нормальное положение, разорвав зрительный контакт. — Так, — подтвердил провидец, проследив за ним. — И что ты видел? — как можно безразличнее спросил Лэвен. — Все, что произошло после. Лэвен поперхнулся. Его тон был таким ровным, словно он зачитывал новости. — Ты знал? И все равно позволил мне… — он сбился с мысли. — Я не понимаю. — М-м, — протянул Сынмин и присел на край стола рядом с ним, едва касаясь плечом, обтянутым тонкой белоснежной рубашкой, — ты не понимаешь, почему я сразу не прервал передачу энергии? — Да, — Лэвен рассеянно игрался с карандашом, крутя его между пальцев. — И почему ты был так… бережен со мной. Сынмин опустил руки в карманы брюк и устремил задумчивый взгляд перед собой. Какое-то время они сидели рядом в тишине, слушая приглушенный шум с улицы. — Сначала я был возмущен таким грубым нарушением договоренности, — негромко заговорил Сынмин, — но чем дольше я смотрел на то, что будет происходить, если я не оттолкну тебя, чем дольше наблюдал за твоей реакцией, за тем, как ты несмело отвечаешь, как тянешься ко мне, — в его размеренном голосе появилось что-то, смутно напоминающее нежность, и Лэвен задержал дыхание, боясь ошибиться, — словно лисенок, никогда не видевший ласки и заботы… Тем явственнее я чувствовал, насколько тебе это нужно. Смутившись этого очень личного и неожиданно точного сравнения, Лэвен отвел взгляд. Значит, вот как Сынмин видел его? Не переметнувшийся в последнюю минуту хаотичный мятежный. Не проблемный инкуб, соблазняющий все, что движется. Лисенок. Кровь прилила к щекам и кончикам ушей. Лэвен привык думать, что из-за своего довольно распутного образа жизни он давно потерял всякий стыд, но только взгляните на него сейчас. Он негромко фыркнул, насмехаясь над собственными неуместными эмоциями. Лисенок. Самое пугающее откровение заключалось в том, что эта на первый взгляд поверхностная метафора имела неожиданную глубину — Лэвен вдруг понял, что проявив к нему нежность и внимание в тяжелый момент, Сынмин буквально приручил его. Незамысловатое желание оказать поддержку и дать то, в чем он так нуждался — обернулось ярко вспыхнувшей в ответ привязанностью. И вот прежде диковатый лисенок уже увивается хвостом, в надежде, что ласковая рука снова потреплет его за ухом. Лэвен хмуро сдвинул брови, а Сынмин продолжил: — В какой-то момент я вдруг понял, что хочу дать тебе то, чего ты не осмеливаешься попросить. Потом осознал, что хочу поцеловать тебя. От неожиданности Лэвен замер, выронив карандаш. Со звонким стуком он упал на пол и закатился под стол. Под кожей засвербило тянущее ощущение, смутно напоминающее испуг, вот только природа этого чувства была иной. В желудке бултыхалось волнение, вызванное его словами. Лэвен смотрел в одну точку и, проклиная себя, слушал, как громко бьется его собственное сердце. Нет. Нет-нет. Вот уж ни за что. — Не хочешь поднять? — как бы невзначай спросил Сынмин, и Лэвен моментально нырнул под стол, не успев даже задуматься. Кажется, ему нужна была передышка, что-то, на что можно было отвлечься, чтобы успокоиться. Вытянув руку, он пытался нащупать чертов карандаш, когда на его голову осторожно легла ладонь — пальцы слегка поглаживали волосы, перебирая кудри. Распахнув глаза в полном замешательстве, он затаился. Разум пронзила внезапная догадка о предпочтениях Сынмина. Слишком много было сигналов. — Лэвен, — в мелодичном голосе переливалась улыбка, — я просто пошутил, извини. Встань. Ощущая, как пуще прежнего горят щеки, он с хлопком положил карандаш на стол, стрельнув в Сынмина возмущенным взглядом. — Не сердись, — тот наклонил голову, слегка закусив губу, — я не ожидал, что ты послушаешься мгновенно. Каким-то образом ему без особых усилий удавалось заставать Лэвена врасплох. Бросив насмешливый взгляд на его скрещенные на груди руки, Сынмин продолжил, как ни в чем ни бывало: — Стоило нам тогда начать целоваться, как я совершенно забылся. И пусть я до этого видел, что произойдет, но проживать это оказалось неожиданно волнующе. На какое-то время повисла странная тишина, только последняя фраза эхом повторялась внутри. — Тебе бы лучше не использовать таких слов, — пробормотал Лэвен, — а то я могу неправильно их истолковать. — Я сказал именно то, что хотел сказать, — спокойно ответил он. — Что ж, — Лэвен потер лицо, чувствуя раздражающее смущение, — Хенджину это не понравится. — Думаешь? — Сынмин лукаво взглянул на него. Они тихо рассмеялись. Несмотря на волнами накатывающую робость, с ним было неожиданно легко. Лэвен слушал его грудной смех и думал, как же так получается. Он не сразу понял, но даже несмотря на прямую просьбу Хенджина, он не захотел отказываться от этого общения. Оно было другим. Не хуже, не лучше. Не было смысла сравнивать. Просто другим. — Так… почему ты не расскажешь ему, что ты асексуал? — Это долгая история, — он слегка отвернулся в сторону, и Лэвен засмотрелся на его точеный профиль, — если вкратце — Хенджину ни к чему такая правда. Сынмин немного помешкал, сомневаясь, стоит ли развивать мысль. Его узкая кисть лежала на темно-серой ткани брюк, и Лэвен задержал на ней взгляд, наблюдая за тем, как пальцы рассеянно постукивают по бедру. В тот раз его прикосновения были так осторожны… Наверное, было бы приятно снова взять его за руку. Но будет ли это уместно? Стараясь выглядеть непринужденно, Лэвен стряхнул несуществующую пылинку со своей штанины и пристроил ладонь на бедре. Теперь их мизинцы разделяли какие-то сантиметры. Давненько он не задумывался над такими невинными касаниями как какой-нибудь подросток. — Он хочет играть со мной, — все же продолжил Сынмин через какое-то время, — зачем ему знать, что он никогда не победит? Его рука двинулась в сторону, будто случайно касаясь пальцев, а потом мягко накрыла ладонь. При этом провидец даже бровью не повел, словно это было для них естественно. А вот Лэвен смешался, ощущая волнующее тепло и часто моргая — можно было подумать, что тот прочел его мысли, но скорее всего он лишь увидел вариант будущего и по каким-то причинам решил воплотить его в жизнь. — Играть? — Лэвен озадаченно наклонил голову. — Я не очень понимаю, какие у вас отношения. Разве он… — Думаю, ты имеешь право знать. Наши с ним отношения — это сделка, — негромко ответил Сынмин и слегка сжал его ладонь, — почти как ваши когда-то. Только я не такой смелый, как ты. Я люблю его, но удерживаю его рядом, тогда как он пытается вывести меня из равновесия. Соблазнить, если хочешь. Стоит ему узнать, что у него нет шансов преуспеть, как он потеряет ко мне всякий интерес. Игра? Сделка?.. Вот в чем была загвоздка. Будучи провидцем, Сынмин, может, и видел происходящее со стороны, но, похоже, когда дело касалось его самого — становился совершенно слеп. Лэвен готов был биться об заклад — их с Хенджином чувства взаимны, но они оба боятся быть отвергнутыми. — Почему ты не признаешься ему, что дело не в сделке? Склонив голову, провидец задумчиво смотрел на их соединенные руки. — Я могу говорить об этом с тобой, но не с ним, — он легонько погладил пальцы. — Как я уже упоминал, я не такой смелый. Есть риск и немалый, что это положит конец каким бы то ни было нашим отношениям. Несмотря на то что сам Лэвен в свое время сделал другой выбор, он понимал желание остаться рядом с Хенджином несмотря ни на что. А еще он очень хорошо понимал, как непросто, оставаясь рядом с ним, не сойти с ума. — Разве тебе не тяжело… так? Сынмин взглянул ему в глаза. На дне его черных зрачков были отчетливо видны чугунные прутья клетки, в которую он себя загнал. — Без него мне будет намного хуже. — И что, никакой надежды на хэппи-энд? — Рад бы, но такие, как я, со временем утрачивают способность верить в лучшее. Покачав головой, Лэвен оттолкнулся от стола и подошел к окну. Что это значило для него? Он старался не думать об этом. Но эти двое тугодумов вроде были неплохими ребятами, так что… Может, он мог бы немного поспособствовать их диалогу. — Сейчас будет сложный вопрос, — Лэвен делал вид, что смотрит на улицу, но сам не фиксировал даже цвет неба. — Ты знаешь, чего ты сам хочешь? Вот ты говоришь: этот хочет играть, тот нуждается в ласке. Ты даешь всем то, что им нужно. А что насчет тебя самого? — Не такой уж и сложный, — он сделал небольшую паузу. — Я хочу, чтобы мои подопечные были в безопасности. Чтобы Кругу и законным ничего не угрожало. — Не то, — фыркнул Лэвен. — Чего ты хочешь лично для себя? Повисла тишина. Мгновение, другое, а он все не отвечал. Лэвен хмыкнул и бросил взгляд в его сторону — провидец задумался, слегка нахмурившись. Вот оно что. — Знаешь, что сказал мне сегодня Хенджин? Что он никогда не был достаточно хорош для тебя. Что ты его никогда не хотел, — он наблюдал, как выражение Сынмина меняется на озадаченное. — По-твоему, такое мог сказать человек, который просто развлекается? — Недостаточно хорош? — недоуменно повторил тот. — Но я давал ему всю заботу и внимание, которое только мог… Я просто не хочу его в этом конкретном смысле. — Уверен, это поправимо, — Лэвен слегка приподнял бровь, многозначительно улыбнувшись. — …спасибо, но в этом нет нужды. Секундная заминка, Сынмин даже почти не изменился в лице, но Лэвен понял, что налажал. — Прости, я не имел в виду… — спохватившись, он замотал головой, уже понимая, что взять слова назад не получится. — Все в порядке, — Сынмин выдал едва заметную вежливую улыбку и отвернулся к рабочему столу, принявшись аккуратно раскладывать по местам папки с документами. — Не в порядке, — Лэвен метнулся к нему, но замер в паре шагов, не решаясь подойти ближе. — Это было очень грубо с моей стороны, и я сожалею, что сказал такое. — Ты не имел в виду ничего плохого. — Да черт возьми, Сынмин! — все же наплевав на тактичность, он развернул его и встряхнул за плечи. — Пожалуйста, прекрати меня оправдывать, я чувствую, что задел тебя. Взгляд непроницаемых серебряных глаз остановился на его лице. Сынмин довольно долго молчал, видимо, ожидая, что Лэвену надоест и он отступится, но этого не произошло. Тогда он негромко вздохнул и ответил: — …да, задел. Я слышу такое не впервые, просто… почему-то не был готов услышать это от тебя. Наверное рассчитывал, что ты понимаешь. — Прости, — Лэвен покачал головой, все еще неловко придерживая его за плечи, — пожалуйста, прости меня, мне так жаль. Я дурак. И язык у меня как помело. Ему очень хотелось стать к нему ближе, коснуться, но он не был уверен, что может сделать это. Эти отношения вообще вызывали лишь вопросы, но не давали ни одного ответа. Странно было делать вид, что тех поцелуев не было, но еще более странно предполагать, что они вдруг стали приятелями или что-то вроде. — Я не думаю, что с тобой что-то не так. У меня ни разу не было таких мыслей. Может быть, мне самую малость жаль… — он неуверенно усмехнулся, по привычке пытаясь отшутиться. — Но если серьезно — я бы никогда не сделал ничего… Выражение лица Сынмина смягчилось. — Да, я знаю. Будь все немного проще, Лэвен бы шагнул вперед и обнял бы его напряженные плечи, спрятал бы горящее от стыда собственной глупости лицо в изгибе шеи. Извинился бы снова, только совсем тихо — искренно и лично, вкладывая в слова открытые честные чувства. Ему правда было жаль, что он расстроил его, пусть и по неосторожности. Сынмин смотрел на Лэвена слегка рассеянно, думая о чем-то своем, а потом произнес: — Почему ты не сделал то, что хотел? Только что. Лэвен закатил глаза. — Свяжешься с провидцем… — Ты можешь. — Я могу?.. — озадаченно переспросил он. — Обнимать меня, — Сынмин слегка улыбнулся. — Если у тебя возникает желание. Растерявшись, Лэвен непроизвольно отвел взгляд. В его словах была очень мягкая, но все же повелительная интонация. Значит в прошлый раз не показалось. Сынмин был полон сюрпризов. Скользнув по плечу вниз, Лэвен осторожно взял его за руку. Пальцы сжали теплую крепкую ладонь. — Выскажи мне все. Не стесняйся в выражениях. Мне нужно знать, что ты на самом деле думаешь, вместо всех этих «все в порядке» и «ничего страшного». — Зачем это? — Потому что я хочу понять тебя. Сынмин долго молчал, глядя ему в глаза. Складывалось впечатление, что он не был уверен в том, как ему следует реагировать. Рановато было для откровенностей — по большому счету, несмотря на то, как много их связывало, они все еще были едва знакомы. Но в их случае абсолютно все шло по очень нетипичному сценарию, Лэвен это чувствовал. Похоже, Сынмин тоже. — Ладно, если ты просишь, — он вздохнул, подбирая правильные слова. — Больше не предлагай мне такого. Никогда. Не надо ничего исправлять, потому что ничего не сломано, — паузы между фразами были долгими, словно он в самом деле старался аккуратно донести свою мысль. — Я просто… вот такой. Я асексуален. И меня это полностью устраивает. Внимательно выслушав его, Лэвен согласно кивнул, показывая, что безоговорочно принимает эту просьбу. — Хорошо. А теперь я спрошу еще раз — чего же ты хочешь? — он произнес негромко. Этот, казалось бы, простой и очевидный вопрос явно приводил провидца в замешательство. И хотя Лэвен уже понимал, каким будет ответ, он хотел чтобы тот проговорил это сам. Чтобы он признал это. Снова надолго воцарилась тишина. Сынмин иногда рассеянно поглаживал его ладонь, глубоко задумавшись, а Лэвен, разглядывая витиеватый деревянный орнамент на стенах, терпеливо ожидал. Да. На это требуется время, особенно если такой вопрос никогда раньше не приходил в голову. Зато потом будет намного легче. — Я… — наконец заговорил он, склонив голову. — Наверное, я просто хочу, чтобы меня приняли. Лэвен взглянул на него и снова медленно кивнул, словно тот дал правильный ответ. — Тогда дай другим шанс сделать это, — он слегка улыбнулся. — Доверься. Как иначе этому произойти, если ты сам за всех все решил? — Но я же знаю, что может случиться… Цокнув языком, Лэвен покачал головой. — Вроде провидец, а самого главного не видишь. Ты ведь нужен ему, знаешь, — доверительно произнес он и прижался плечом. На мгновение растерявшись, Сынмин ответил: — И я всегда буду с ним. Лэвен украдкой взглянул на него — он был сосредоточен и едва заметно печален. — Да не надо всегда… Надо сейчас.