Топи

Два голых мужчины стояли на коленях, забивая под короткие ногти дерново-подзолистые породы, труху от коры, мелкие корешки. Лицо Тихона полностью было скрыто землей. Длинные ресницы дрожали, оставаясь на страже глазных яблок. Из носа на выдохе вылетала пыль. Губы успели потрескаться. Кровавые проломы в коже забивались песком, кусочками иголок. - Какого хуйня тут творится? – голос Ивана дрожал от страха и холода. Адреналин отступал, вода на теле под холодными поцелуями ветра замерзала, пробирая до нутра. Пальцы уже еле гнулись, но он продолжал откапывать друга – над поверхностью земли показалась грудь Жизневского. - Если я тебе скажу, то ты не поверишь, - Никита стер пот тыльной стороной ладони, размазывая грязь и кровь с рук по лицу. – Надо вытащить Тихона и бежать к администрации, к людям. - Каким людям, Никита? – тихий голос заставил Ефремова и Янковского замереть. Они медленно повернулись и увидели Диану, которая голая стояла под светом слепой луны. Девушка ласково улыбалась, но в этой улыбке ощущалась опасность. Так улыбается маньяк, который предлагает ребенку конфетку, чтобы задобрить. Такая улыбка зеркалит оскалом, пахнет кровью, холодит внутренности, зажимая их в кулак. – Оставьте Тихона мне. Он сделал выбор, пусть спит, не мешайте. - Хера с два, - выплюнул Ваня и принялся яростно выкапывать Жизневского. Он рвал траву, разбрасывал комки земли, сдирал подушечки пальцев о корни. Корни… Они будто оплетали тело Тихона, путались в руках Ивана, мешали, били по костяшкам, резали ладони. Возле него пыхтел Никита, счищая мусор с лица Тихона, давая тому дышать. Он старался не поворачиваться, но спиной ощущал взгляд Дианы. Только ли взгляд? Трава зашуршала, и он понял, что она приближается к ним. По спине пробежали мурашки. На секунду Никита подумал, что он сидит на муравейнике, и это действительно санитары леса поднимаются вверх по позвоночнику, чтобы по кусочку растянуть его тело в свой дом. Он принялся так же неистово расчищать тело Жизневского. - Уходите, - прошипело у мужчин над ушами. Каждый из них вздрогнул от неожиданности, хотя голой кожей присутствие еще одного человека (человека ли?) чувствовали намного острее. Ваня повернул голову в сторону Никиты, но увидел лишь ухо друга, а периферическим зрением уловил движение над своим плечом. Секунда – и сухая, твердая и какая-то скрюченная рука с длинными когтями легла на его плечо. Ваня взвыл, когда ногти, как иглы вонзились в его плечо. По груди вниз устремились четыре быстрых ручейка крови. Парень согнулся под ладонью, больше похожей на ветку, припадая к земле, где в неверном свете белесой луны лицо Тихона выглядело посмертной маской. Ваня кричал от боли буквально в ухо Жизневского, но тем немногим, что выдавало жизнь в Тихоне, были дрожащие веки, слегка вздымающаяся грудь и невесомое облако пыли, витавшее над его губами. Когда Янковский лежал на земле, пытаясь справиться с болезненной агонией в плече, Диана повернулась на Никиту, который лишь крепче жмурился, слыша крики друга и его тяжелое дыхание. - Это все неправда, это все неправда, я сплю, - как мантру тараторил Ефремов, силясь руками содрать наваждение с лица. Оно было исполосовано грязью, кровью и острыми обрубками ногтей. - Что неправда, Никита? Я неправда? – услышал Ефремов возле своего уха. Через паузу его щеки коснулось что-то твердое, острое, будто крупная наждачка. Нет, как будто ты дерево пытаешься обхватить и трешься о него нежной кожей. Он раскрыл глаза и совсем близко увидел существо, которое можно было встретить только на иллюстрациях в старых русских сказках. Кожа той, кого он знал под именем Диана, была твердой, испещрена глубокими морщинами-трещинами, нос был тонкий, как сучок, уши острые, в каждом из которых на мочке сидел листок. Пальцы на руках, точнее ветках, были длинными, тонкими, костяшки выделялись уплотнениями через равные промежутки. – Мы все реальны. Я, Ева, ее детки, мои дети, - на этих словах существо провела рукой около скрючившихся сосен. - Что вы хотите от нас? – Никита посмотрел в глаза девушке, хотя на их месте были два маленьких дупла – черных, беспросветных. - Крови, - просто ответила Диана. – Мы хотим жить, продолжать род, иметь семью. Просто вам для этого нужна сперма, а нам требуется жидкость поблагороднее. - Что вы такое? – Ефремов буквально обмяк. Его голова тяжело опустилась на грудь, а руки лежали на коленях. На широко раскрытые ладони капали пот и слезы. - Ева – русалка, а я – зазовка, - существо проскрипело данные, как будто удивлялось глупости мужчины. Для нее происходящее было обыденным, Никита это понял сразу. Те вопросы, что задавал он ей, набили Диане оскомину, потому что задавались неоднократно, бог знает, с какого времени. Девушка наблюдала, как ветер гулял по волосам Никиты, как выделялся его позвоночник, делая его похожим на такое же древнее существо, что и она. Зазовка тяжело вздохнула, готовясь сделать последнее предложение Ефремову: - Уходи, пока можешь. Этот, - существо кивнуло в сторону, где по ее мнению на земле лежал, скуля от боли, Янковский, - останется. Очень уж он понравился Еве. Тихон тоже оста… Существо не договорило, скрипучим голосом оно закричало. Ветер подхватил этот крик, разнося по кронам сосен, пугая птиц. - Повторяю, хера с два! – зло крикнул Ваня. Никита поднял голову и увидел, как друг бьет зазовку большим камнем. Та извивалась, пытаясь спрятаться от острого предмета, но продолжала истекать не кровью, нет, смолой. Воздух наполнился терпким и тяжелым смольным запахом. Ваня колотил камнем куда не попадя. – Хуй вам, а не кровь наша! Слышишь, ты, поскуда? Я тут не сдохну! Когда то, что когда-то было красивой девушкой, затихло, Янковский повернулся к Никите. - Мы квиты. Никита кивнул, и оба мужчины обернулись на тело Тихона. Корешки успели его облепить, стянуть его грудь деревянной кольчугой. Ваня упал на колени и яростно принялся дробить древесину камнем. Никита раскапывал остальное тело Жизневского. Каждый из них считал время. Долго, слишком долго они возятся. Почему никто не прибегает на крики? Что с Тишей? Что с ними? - Наконец-то, - выдохнул Ваня, разбивая последний корень и отбрасывая камень. Мужчины оттащили тело Тихона подальше от скрюченных сосен. - Я тебя ударил, чтоб ты проснулся, - пробормотал Ефремов, глядя на Ваню, который растерянно сидел над Жизневским. Ваня потер щеку, которая вновь зажглась теплом. - Спасибо, - с неудовольствием пробубнил Янковский. Он размахнулся посильнее, припечатывая свою ладонь к колючей щеке Жизневского. Тот резко разлепил глаза, куда тут же посыпался песок, громко втянул ртом воздух, глотая сосновую кору, застывшую смолу и кусочки иголок, и сел. Тихон неистово закашлялся, кулаками растирая землю в глазах в пыль. - Что происходит? – от кашля, который драл лесным настилом слизистую горла, Жизневский буквально охрип. Его голос был тихим, будто его кто-то схватил за шею и с силой сдавливал. - Нет, времени, Тиш, - Ваня провел рукой по кудрям друга, смахивая мусор с его волос. – Идти сможешь? Жизневский лишь кивнул, принимая руку Ивана, который помог ему подняться. - Надо идти к базе, - сказал Никита, разглядывая землю в поисках тропинки, которая еще днем привела их в это место. Он разгреб ногой иголки в нескольких местах, где рассчитывал найти чуть протоптанную тропку. Тихон, который опирался на здоровое плечо Вани, который тоже едва стоял на ногах, тяжело дышал, иногда прокашливаясь. Громко, тяжело, удушливо. Иван тихонько втягивал воздух сквозь зубы, стараясь не думать про боль в плече. Колени и ладони жутко саднило, а живот чесался, видимо от укусов муравьев. - Сюда, - наконец крикнул Никита и двое мужчин поковыляли на голос. Ефремов принял на себя тяжесть тела Жизневского, пуская Ваню вперед по тропинке. Шли молча, старались идти как можно быстрее, но боль, шок и страх забивали ноги, делали их невыносимо тяжелыми. Хотелось лечь прямо здесь и уснуть. Наконец послышался треск, а деревья сменили болезненный лунный окрас на оранжевый румянец. Ребята вышли к огромному костру, который после случившегося казался им еще выше и больше. Ваня без сил осел на землю, зажимая плечо, которое уже не кровило, но нещадно ныло от любого действия. Никита завороженно смотрел на ревущий огонь. Он вспомнил сон. Ефремов не был уверен, но что-то ему подсказывало: то, что с ними случилось этой ночью, уже случалось во снах. И теперь время его кошмара. - Ребят, а где все люди? – хриплый голос Тихона прервал жуткие размышления Ефремова. - Я спрошу даже больше: где вообще все? – вскрикнул Иван. Никита осмотрелся: ни здания администрации, ни домиков, ни людей – они одни. Ваня, стоя на коленях, повернулся к друзьям. В его глазах стояли слезы отчаяния.