Топи

Просыпается Никита резко, будто от толчка. Садиться. Кожу саднит, она ледяная, покрыта мурашками. Осматривается. Он на полянке, чуть поодаль качаются в такт неизвестной ему песни сосны. Возле него лежит голый Тихон, от холода свернувшийся калачиком. Его веки дергаются, из-под них вырываются горячие слезы, губы трясутся, силясь что-то сказать. Никита хотел его разбудить, но ударился локтем обо что-то твердое, к чему он был прислонен. Он не надеется на зрение, лучше довериться коже. Дерево. Сухое. Изломанное в странной форме. Ощущает на коре что-то инородное, не привычное для рельефа ствола. Пальцы проводят по тонким линиям. Волосы на голове встают дыбом. Сухие, узловатые сосны с рунами. Никита подкидывается, осматривается вновь. Не понимает. Боится присматриваться к рисунку на дереве. Этого и не требуется, он хорошо рассмотрел символ еще днем. - Твою мать… - выдыхает Никита. Сверхъестественным слухом, обостренным страхом, слышит всплеск. Оглядывается на Тихона – тот по-прежнему борется с кем-то под плотно сжатыми веками. Ефремов решает, что его можно оставить. На объяснения после пробуждения нет времени. Никита несется сквозь лес, стирая подошвы голых ног об иголки на земле. Ветер со всей дури влетает ему в грудь, хочет ударить под дых. Никита останавливается вовремя – еще шаг, и он бы свернул себе шею, падая с обрыва. Видит фигуру в воде. Прежде чем спуститься, отмечает, что на пляже выведен огромный символ, чем-то похожий на тот, что был вырезан на дереве, но теперь «веточка» была одна и восходила вверх. Никита несется под гору, подворачивая ноги, съезжая на голой заднице, стирая ее о песок и молодую острую траву. Уже на пляже видит, что фигура быстро идет в озере, погружаясь все глубже. - Ваня, - кричит Никита, уверенный, что это его друг. Вода быстро поднималась по телу Янковского. Отбирая сантиметры ног. Шаг – все ниже голени не видно в темной воде. Шаг – коленные чашечки поцелованы холодной жидкостью. Шаг – бедра перерезает линия озера. - Ваня! – истошно кричит Ефремов, силясь добежать и докричаться до друга. – Ваня!

***

Никита влетел в воду – свет луны на водной глади с неудовольствием дернулся и зло закачался на поднятых волнах. Ваня погружался, уходил все дальше. Обруч холодной жидкости перемещался все выше: выступающие тазовые кости, чуть рельефный живот, грудь. Когда волна легко коснулась лопаток Янковского, мужчина прерывисто вздохнул и начал хрипеть. - Ваня! – Никита барахтался в нескольких шагах от Ивана, не в силах достать до него. Волны накатывали на берег, смывая Никиту вслед за собой. Ефремов услышал смех. На секунду отвлекся от спины Вани, которая с каждым шагом пропадала в темной воде. Обернулся на берег. Уперся взглядом в белую фигуру – Ева. Девушка заливалась смехом. Откуда-то налетел ветер. Он поднимал песок, рвал девушке волосы и платье. - Оставь его, дай ему умереть, он этого хочет, - голос девушки звучал как будто в голове у Никиты. Он смотрел на фигуру на пляже – она еще смеялась, громко, почти в истерике. - Ты долбанулась? Ему помочь надо! Он реально умрет! Это не шутки! – Ефремов орал, срывая голос, но не был уверен, что за ветром она сможет его услышать. Он снова развернулся к Ване. Тот ушел под воду по шею. Никита мысленно послал девушку на берегу. Не до нее сейчас. Волны били его по плечам, швыряли в стороны, уносили в сторону от Вани. Никита лишь раз дотронулся кончиками пальцев до чуть слипшися, развивающихся на ураганном ветру волос Янковского и его тут же отнесло волной, ударившей в грудь. - Оставь его! – теперь голос с берега звучал строго, почти зло. Он приказывал, требовал, буквально стучал в голове, как кулак по столу. - Пошла ты! – выплюнул Никита и нырнул. Под водой было тихо. Он открыл глаза и попытался в темноте нащупать руками стоящее перед ним тело. Ваня был близко, ледяной, тело будто зажало судорогой. Никита обхватил его руками в кольцо и начал всплывать. Вынырнув, мужчина попробовал дернуть Ваню в сторону берега, но тот даже не пошевелился. - Ну, давай же, Вань, - шептал ему в ухо Ефремов, дергая на себя. - Я же сказала, оставь его! – голос вновь появился в голове, чеканя каждое слово. Звучал он как будто громче, будто обладатель был близко и кричал в самое ухо Никите. Он еще раз дернул на себя друга. Тот поддался, будто отцепился от дна, и лег на водную гладь, устремляя взор на слепой глаз луны. Ефремов начал буксировать Ивана к берегу, когда вода вокруг них пошла пеной и забурлила. Белая пена на поверхности в какой-то момент перестала лопаться и превратилась в платье. Вокруг мужчин, как акула вокруг крови закружила Ева. Над поверхностью сверкали зеленые глаза. - Я дам тебе уйти, но ты должен оставит его мне, - голос в голове стал булькающим, будто переливался через большие камни. Вкрадчивый поток слов льдом пронзал голову Ефремова. Он попытался вытряхнуть голос. – Отдай его мне! - Пошла нахер! – наконец заорал Никита и начал грясти активнее. До берега не так далеко. Он сможет. Что-то полоснуло по ноге. Острая боль пронзила голень правой ноги. По венам и артериям заструилась не кровь, а ледяная вода, парализуя, убивая. Над поверхностью воды вновь всплыла Ева. На это раз она мало походила на человека. Нос стал плоским, глаза наоборот занимали большую часть лица, все так же отливая ядовитой зеленью. Во рту, который обнажался за злой улыбкой, в два ряда росли мелкие острые зубы. В области шеи были видны жабры. Волосы все так же струились по ее плечам, сквозь кожу которых можно было видеть вены и артерии, выпирающие кости. Она тянулась когтистой рукой к мерно колеблющейся на волнах ноге Вани. Никита дернул друга на себя. Ефремов вновь нырнул, на этот раз стараясь проплыть под Иваном, оправляя его в сторону берега. Он видел, как когти на руках Евы скользнули, рассекая водную гладь, не успевая впиться в кожу Янковского. Девушка от злости зашипела на Никиту, выпуская к поверхности стайку пузырей. Она выставила руки перед собой и начала надвигаться на Никиту. Только сейчас он смог разглядеть длинный рыбий хвост. Русалка взмахнула им и в одно движение смогла достать до Ефремова. Ее руки вцепились в его горло, выпуская когти, протыкая ими кожу. Она тянула мужчину вниз. Озеро, которое должно было мельчать к берегу, вновь стало глубоким, практически бездонным. Паника накрыла Никиту. Воздух стремительно заканчивался в легких, права нога почти не двигалась, а вода будто начала заливаться в раны на шее. Он видел перед собой глаза Евы – неживые, огромные, злые. Ее острые зубы обнажились в хищной улыбке. Никита понял, что ей не важно, чье тело забирать, не важно, кто умрет. Она хотела Ваню, он должен был быть ее, но если не он, то Ева заберет его, Никиту, а может еще и страшнее убьет, потому что он помешал ее плану. Воздуха оставалось совсем немного, когда Ефремов решил жить. Пнув наобум тьму воды и уперевшись ногой в твердое тело, Никита почувствовал, как руки на его горле разжались, отпуская его. Ева согнулась пополам, хватаясь за живот. - Мои детки! – в голове Никиты разорвалась бомба. Последнее, что он видел, прежде, чем всплыть, как из живота Евы начали высыпаться мелкие горошинки – икринки. Никита вылез на сушу, где пластом лежал Иван. Волны целовали его ноги. Ефремов оттащил друга подальше от воды, перерезая его телом видный на песке символ. Прислушался – Ваня дышал. На лице Янковского не отражалось никаких эмоций. Высокие скулы отбрасывали тень под светом луны. Чуть пухлые губы расслабленно приоткрылись, когда тело отпустила ледяная озерная судорога. Никита почувствовал, как горит его нога. Обернулся на нее. Кровь стекала ручьями, собираясь в реку где-то у ахиллова сухожилия. Песок ужасно больно скрипел в открытой ране, перемалывая мышечную ткань, которая виднелась из пореза. Ваня в себя не приходил. Времени не было. В лесу их ждал Тихон. А ждал ли? Никиту передернуло, и он начал трясти друга. Глаза Ивана были все так же плотно сжаты. - Ваня, да еп твою мать! – Никита в отчаянии залепил другу пощечину. Звенящую. Горячую. Спасительную. Янковский почти моментально сел, хрипло вдыхая. - Что случилось? – Ваня рассмотрел в тусклом свете луны лицо Никиты, перекошенное от ужаса. - Потом, нам надо в лес. Тиша! – оба поднялись. На четвереньках карабкались в гору. Не в силах бежать, быстро шли. Никита припадал на одну ногу, указывая Ване куда бежать. В темноте тропинки не было видно, но что-то паранормальное вело мужчину к той поляне. Уже на опушке Ваня и Никита замедлились. Длинной фигуры Жизневского около узла деревьев не было видно. - Где он? – Янковский обернулся на друга. Тот растерянно озирался вокруг. - Спал тут, - Никита пошел к деревьям. - И ты его тут бросил? – Ваня ускорился, обгоняя Никиту, почти подлетая к соснам. - Тебя еблана ушел спасать. Как видно зря, - огрызнулся Ефремов. От злости забылся и ступил на правую ногу чуть сильнее. Разряд пробежал от голени в мозг и рассыпался там миллиардом огненных искр. Никита упал на колени у сосен. Пальцами вцепился в землю, пытаясь переждать боль. Под ногти сразу же забилась иглица, острая кора и земля. Но Ефремов почувствовал еще что-то. Это что-то было мягким, гладким, похожим на волосы. Он открыл глаза и потянул пальцами на себя. Из земли показалась прядь кучерявых волос. - Ваня, он тут! Копай!