Резонанс

      Пробуждение было неприятным и довольно болезненным, Лизку словно выдернули на поверхность из топких зыбучих песков. Несколько секунд ушло на то, чтобы просто сфокусировать зрение, лицо горело, будто она подставила его открытому огню.       — Что… происходит? — выдавила она, едва ворочая языком.       — Приветствую, дитя мое. Наконец-то мы снова встретились.       Этот голос, звучавший отовсюду и ниоткуда одновременно, Лизка узнала в мгновение ока. Она сплюнула себе под ноги кислую вязкую слюну и огляделась по сторонам. Вокруг раскинулась уже знакомая лесная поляна за кампусом, только теперь залитая золотистым полуденным светом. Она вдруг сложила два и два, да ведь это то самое место, куда Цирцея выдернула ее когда-то в прошлой жизни, когда ее обследовали после выброса двоих беглецов! Лизка тут же попыталась вынырнуть обратно, но что-то будто удерживало ее, не давая пробиться в реальность.       — Не расходуй силы понапрасну, тебе не покинуть это место, пока мои дорогие друзья тебя сдерживают.       Они медленно показались из-за деревьев, три знакомых фигуры, взявшие ее в кольцо.       — Что вы творите? — выпалила Лизка, поочередно вглядываясь в каждое пустое лицо. — Настя, какого черта происходит?       Она пыталась поймать ее взгляд, но бывшая подруга только поспешно отвела глаза.       — Так было нужно, — пробормотала она едва слышно. — Ты поймешь.       Лизка сделала несколько порывистых шагов ей навстречу, но ее тут же отбросило назад какой-то незримой волной. От внезапного удара она на рухнула на колени, судорожно вцепившись в желтоватую траву.       — Мы не разрешали тебе двигаться с места, — сухо произнес Костя. — Просто облегчи нам всем задачу и не дергайся.       — Пошел ты, — огрызнулась Лизка.       Ей сказали, не расходовать силы? Что ж, у нее другие планы на этот счет. Если она не может выбраться в реальность, то стоит хотя бы попытаться подать сигнал. Лизка собрала остатки воли и выпростала нити энергии так далеко, как только смогла. Она почувствовала, как те пробивают какие-то невидимые заслоны, сминают чужие щиты и распускаются, как монументальный цветок. Запястье прожгло фантомной болью, ее тут же прижало к земле будто накрыло чьей-то гигантской ладонью. Светящиеся щупальца заискрили в последний раз и опали. Откуда-то со стороны раздалось яростное шипение Кости.       — Ну почему ты не можешь просто делать то, что тебе говорят?!       В разум будто вонзилась тысяча раскаленных игл, Лизка вскрикнула и уткнулась лбом в землю, пытаясь унять эту невыносимую боль. Но та отступила так же внезапно, как и нахлынула.       — Полегче, возлюбленное дитя, мы же не хотим причинить вред нашему дорогому носителю?       — Все было бы проще, если бы мы могли обойтись без нее, — выдавил Костя сквозь сжатые зубы.       — Каждый из вас обладает наивысшей ценностью, но для того, чтобы прорастить семена, нужна благодатная почва. Оставь тревоги, дитя, скоро все твои печали останутся в прошлом.       Голос Цирцеи обволакивал, казалось, сам воздух, переплетаясь с этими звуками, становился густым, как патока. Лизка осознавала, что постепенно вязнет, что ей все тяжелее двигаться и связно мыслить. Хотелось просто провалиться в сон, а проснувшись обнаружить, что все это было очередным ночным кошмаром.       — Почему, Настя? Что я тебе такого сделала?       — Ты ошибаешься, если думаешь, что мы хотим тебе навредить.       Лизка едва не расхохоталась.       — А что, по-твоему, вы делаете? Держите меня здесь насильно, подчиняетесь указкам этой иноземной твари!       — Следи за языком!       — Костя, не надо!       Настя дернулась было, но тут же вернулась на место. Лизка почувствовала, как вокруг нее дрогнул воздух. На мгновение стало легче дышать, но с возвращением Насти в круг ее снова будто накрыло стеклянным колпаком. Внутри Лизки затеплилась слабая надежда. Возможно, если она как-то разорвет кольцо, то сумеет отсюда выбраться.       — Не надо больше ей вредить. Она поймет, если мы расскажем ей все как есть.       — Расскажете что? — выдавила Лизка, пытаясь выиграть время.       — Мне осталось недолго, — пробормотала Настя. — Я имею в виду, в физическом теле. С сердцем совсем плохо, врачи дают мне не больше пары лет. Я уже ни на что не надеялась, но потом в моей жизни появилась великая мать. Она показала мне прекрасный новый мир, который она сможет сотворить, если люди перестанут ее отталкивать. Все эти чиновники, все так называемые ученые, они просто не понимают, не хотят даже смотреть! Отвергают саму возможность существования мира без боли и смерти! Мира, где будет царить только любовь, потому что все сущее станет единым. Больше не будет насмешек и унижений. Родители не будут отказываться от детей, влюбленные не будут расставаться, никто не станет никого предавать. И такие как я, Костя или Света смогут наконец найти свое место…       Лизка слушала эту бредовую проповедь, не веря собственным ушам. Кажется, Настя и правда безоговорочно верила в то, что несет. Страшно было осознавать, что Цирцея успела настолько запудрить им мозги за такое короткое время.       — Настя, очнись. Она просто уничтожит все живое…       — Это не так! Она пыталась показать, но ты не хотела видеть…       — Что ж она раньше не устроила этот рай на земле, раз ей так не терпелось одарить человечество?! — выпалила Лизка, почти срываясь на крик.       — Я пыталась, дитя… Пыталась много раз. Но для входа в новый мир нужна достаточно крепкая дверь, способная выдержать контакт с моей силой.       Все те выбросы, бесконечное количество отнятых жизней, все было потому, что носители не были способны вместить в себя паразита. Но теперь она, кажется, нашла достойное пристанище.       — Я же говорил, что бесполезно что-то ей объяснять, — снова вклинился Костя. — Ее слишком хорошо успели обработать. Давайте просто покончим с этим, пока она еще уязвима.       — Не смейте ее трогать.       Лизке показалось, что этот голос просто послышался ей в бреду. Она подняла глаза на массивный темный силуэт своего чудовища, замерший в нескольких шагах от нее в проклятом кольце.       — А, ты все-таки сумел пробраться сюда, глупый щенок. Не беспокойтесь, дети мои, такие как он не имеют здесь власти.       — Лиза, поддерживай щиты. Не позволяй ей пробраться в твой разум, сопротивляйся. Арманов, казалось, не обращал внимания на то, что происходило вокруг — на напряженные силуэты в круге, на тягучий голос Цирцеи — он смотрел прямо на Лизку и говорил только с ней.       — Я попытаюсь помочь тебе, чем смогу, но многое зависит от тебя.       — Ну хватит, — раздраженно бросила Цирцея. Лизка впервые отметила, как сорвалась с нее маска невозмутимости. — Прочь.       Не было вспышки, грохота или снопа искр, Лизка даже не почувствовала ударной волны. Все случилось быстро и бесшумно, и оттого она не сразу поняла, что именно произошло. Чудовище вдруг застыло на мгновение и затем рухнуло на колени, как подсеченное. Лизка в два прыжка оказалась возле Арманова и едва успела подхватить огромную тушу, сделавшуюся тяжелой и бесформенной. Она сложилась под его весом, как бумажная фигурка, массивная голова опустилась ей на плечо, обдав спину рваным выдохом. Лизка обвила его руками, зарывшись похолодевшими пальцами в твердые перья.       — Оставь его, дитя. У нас есть дела поважнее.       — Борись, — выдохнуло чудовище ей на ухо.       Она не успела ответить, не успела даже спросить, сильно ли ему досталось. Поляна вдруг озарилась ослепительным белым светом, и она ощутила присутствие чего-то страшного. Чего-то, что высосало из нее остатки воли одним своим появлением.       — Не бойся, дитя. Просто впусти меня.       Лизка пыталась сопротивляться. Выставляла все новые и новые щиты, но те плавились в смертоносных лучах быстрее, чем успевали появляться. Нити чужой энергии коснулись ее разума, как щупальца огромной ядовитой медузы. На секунду она увидела ее настоящую, не образ сказочно красивой девы, а бесформенную голодную тварь в липкой светящейся паутине. И ее воля погасла, как перегоревшая лампочка.       Внезапно Лизку окутало безграничным всепоглощающим спокойствием. Зрение исказилось, привычные картины знакомого ей мира будто выгорели, отошли на второй план, но так было даже удобнее. Теперь она видела только то, что было по-настоящему важно — горящие призывным огнем источники, так и ждущие, что она сольется с ними в таком желанном порыве единения. Три из них были совсем рядом, трепетали, выпростав несмелые лучики, как диковинные цветы. Лизка направила к ним нити силы, плотно оплетая каждый светящийся шар, даря все тепло, на которое только была способна и поглощая хлынувшие в ее сознание потоки воспоминаний. Она не узнавала лиц и событий, только впитывала чужую боль, предлагая взамен освобождение. Источники вспыхнули ярким светом, незнакомые голоса в унисон зазвучали в ее голове, складываясь в прекрасную гармонию. Но через мгновение все стихло. Свет вокруг нее погас, оставив ее с чувством легкой сытости. Но этого было слишком мало, ведь она так долго спала без еды. Поблизости пульсировал еще один источник, но в нем не было посаженных ею семян, ей было не за что зацепиться и она не смогла бы от него насытиться. Стоило его погасить, просто чтобы яркая пульсация не раздражала зрение, но вдалеке уже маячили десятки более значимых целей. Она потянулась к ним, посылая призывные импульсы сквозь предвечную тьму.       — Лиза, пожалуйста, очнись!       Снова этот раздражающий зуд на периферии зрения. Она обратила свой взор на это неполноценное создание, негодное для того, чтобы служить ей пищей, пока импульсы чужого тепла летели к ней, как мотыльки на свет. Она касалась их своими щупальцами, впитывая такую сладкую и желанную силу.       — Я знаю, ты где-то там, ты растеряна и не осознаешь себя, но ты еще можешь ей сопротивляться. Ты должна проснуться! Просто иди на мой голос!       Она отделила несколько нитей от общего потока, устремленного через тьму, и коснулась надоедливого существа. Момент единения отозвался чем-то странно знакомым, разрядом тока, непохожим на другие контакты. Перед ее взором снова понеслись чужие воспоминания, и одно засветилось особенно ярко, так что ей пришлось задержаться на нем в порыве непонятного любопытства. Она рассматривала открывшуюся картину чужими глазами, гладила не-своими ладонями чье-то лицо. Ее вдруг затопила какая-то щемящая незнакомая нежность. Она не узнавала девушку, которую трепетно держала в объятьях, но ощущала с ней какое-то смутное родство.       — Лиза, прошу тебя, сражайся…       Сражаться? Но с кем? И к кому он так отчаянно взывает, снова и снова повторяя незнакомое имя?       Зрение раздвоилось, на секунду открывая ее взгляду темный пролесок и бледные пальцы со сбитыми костяшками, судорожно вцепившиеся в траву. Она ощутила какое-то новое чувство, давно забытый страх и разгоравшуюся холодным пламенем ярость. Ей вдруг стало тесно в собственной голове, потому что она была там не одна… что-то липкое, тягучее и темное заволокло ее сознание, впиваясь мерзкими щупальцами в каждый нейрон. Лизка дернулась, сбрасывая наваждение и рванулась из морока, обрывая приставшие к ее разуму сети. Она вывалилась в изнаночный мрак, снова обретая способность ощущать свое тело. Свое мощное потустороннее тело, с плавниками, чешуей и фосфоресцирующими сочленениями костей.       — Тварь… — выдавила Лизка сквозь зубы, обращая всю свою злость на распластавшееся перед ней существо.       Цирцея стояла на коленях, платиновые волосы занавешивали ее лицо, белые одежды трепетали в клубящейся тьме. В воздухе мягким переливом колокольчиков разносился ее ядовитый смех. Со стороны раздался чей-то рваный выдох. Лизка обернулась и с облегчением обнаружила свое чудовище, припавшее к земле, сотрясавшееся в болезненных судорогах, но все еще живое. Она сделала порывистый шаг по направлению к Арманову, но внезапная воздушная волна обдала ее со спины, заставляя замереть на месте. Вокруг чудовища тесным кольцом засиял высокий белый огонь.       — Надо было сразу разделаться со щенком, чтобы он нам не мешал. Похоже, я недооценила его рвение. Вернись ко мне, дитя, мы еще не закончили.       Лизка сжала кулаки и еще сильнее стиснула зубы, чувствуя как рот наполняется вязкой кровью.       — Я знаю, что ты не можешь идти против своей природы, — размеренно произнесла она, не отрывая взгляда от огня. — Что мы для тебя не более чем излишне суетливая пища. Но ты не рассчитала силенки. Потому что в этом мире есть кое-что, что тебе не по зубам. Что ты не сможешь проглотить, даже если очень постараешься.       Она собрала последние остатки воли в кулак, принимая неизбежное. И шагнула в ревущее пламя. Что ж, это было довольно болезненно. Но лизавшим ее языкам огня было не справиться с плотной матовой чешуей.       Она обвила чудовище руками, оглаживая прохладные перья и шипы. Уткнулась лицом в выемку между его шеей и плечом. А пух здесь, оказывается, довольно мягкий.       — Спасибо, — пробормотала она, чувствуя, как неровно и судорожно вздымается его грудь на каждом вдохе. — Теперь я все сделаю правильно.       Пришло время вспомнить, чему ее учили. Лизка рванулась в свой якорь, утягивая всех, кто был рядом, за собой.       Шумело море. Темные волны облизывали сизую гальку с мерным шорохом, и тревожно вскрикивали чайки, кружившие в низких облаках. Цирцея припала к прибрежной отмели, сложилась, как сломанная кукла — белое платье колышется в подступающей воде.       — Умно, — протянула она, поднимая занавешенное спутанными волосами лицо. — И что ты предпримешь теперь, глупое дитя?       Черные водоросли, как щупальца гигантского чудовища, взметнулись из забурлившей морской пены, сплетая женщину в плотный блестящий кокон. Лизка объяла берег, на котором стояла, камень за камнем, песчинку за песчинкой, каждый клочок высохшей от соли и ветра и травы. Вплела себя в темное полотно безграничного моря, припала к нему, как к зеркалу, в котором отражались наливавшиеся грозой облака. Волны выросли, отступив от берега, и незыблемой громадой зависли над их головами.       — Умри, — выдохнула Лизка. И обрушила тонны воды, в последний момент выскальзывая из этого маленького осколка мира, забирая из него единственную ценность, что там оставалась.       Она снова оказалась в темной чаще — в пальцах зажата вырванная с корнем трава. За спиной — невнятный шорох и рваное дыхание. Лизка с облегчением выдохнула, расправляя ставшие будто каменными плечи.       — Ну и беспорядок вы здесь устроили.       О, этот голос она меньше всего хотела бы сейчас услышать. Лизка подняла взгляд и уставилась в черное дуло пистолета, едва не расхохотавшись в голос. После всей паранормальщины, что приключилась с ней за последнее время, она и забыла, что умереть можно вот так просто. Получив самую обычную, вполне материальную пулю в лоб.       — Не смей, — едва слышно прохрипел Арманов за ее спиной. Лизка не решилась обернуться.       — Ты знаешь, что это необходимо, Артур, — как-то даже сочувственно произнес Воронцов, склонив голову к плечу. — Я ведь предупреждал, что этим все и кончится. Но ты всегда был идеалистом, и к чему это привело? Кампус в руинах, сенсоры детонировали один за другим, а ты все это время носился вокруг открытой двери, и до сих пор продолжаешь ее защищать.       — Она ни при чем! Призыв совершили другие сенсоры, и они погибли. Проход закрыт и она больше не опасна!       Воронцов покачал головой.       — Они всегда опасны, Артур. Ты не можешь предугадать, откроется она через десять лет или через месяц. Возможно, она открывается прямо сейчас и счет идет на секунды.       — Вы сказали, что сенсоры… сдетонировали. Кто-то погиб? — выдавила Лизка, переключая внимание Воронцова на себя.       — По залу пошла цепная реакция резонанса. Ты здорово придумала, собрав их всех в одном месте. Давно это планировала?       Лизка промолчала, вглядываясь в черный провал пистолетного дула. Прямо за ним — бледная ладонь на рукояти и темные воронки глаз, не выражавшие ничего, кроме смиренного спокойствия и уверенности в ее вине.       — Кураторы успели эвакуировать большую часть студентов, но к тому моменту, как они поняли, что происходит, было уже слишком поздно. Те, кого не успели вывести — погибли в результате выброса.       Лизка сжала зубы, выдав какое-то невнятное шипение вместо лавины бесполезных слов, рвавшейся наружу.       — Я пойду с вами, — выдавила она, медленно поднимая ладони.       — О нет, — Воронцов устало качнул головой. — Не хватало еще, чтобы тебя оставили в живых, воспользовавшись какой-нибудь бюрократической лазейкой. Все решится здесь и сейчас.       — Если ты только тронешь ее, тебе придется убить и меня тоже, — снова вклинился Арманов, судя по голосу, подобравшийся ближе к Лизке. Но это ее не спасет. Сколько времени понадобится Воронцову, чтобы спустить курок? Явно меньше, чем то, которым они располагали. — Я не позволю тебе выбраться из этого чистым. Ты пойдешь под трибунал.       — Что ж, тогда, пожалуй, будет разумным начать с тебя. Видит бог, Артур, я этого не хотел.       Он медленно перевел пистолет куда-то за ее спину. Одно плавное движение, уложившееся в долю секунды. Но этого хватило, чтобы Лизка приняла решение. Она заглянула ему прямо в глаза, всем богам молясь об одном — чтобы он подарил ей хотя бы короткий зрительный контакт. И он поддался. Прежде чем Воронцов осознал неизбежное, прежде чем ее рвануло вперед в вихрящуююся бездну, Лизка успела перехватить инициативу. Щупальца силы выпростались из нее свободно и легко, уже привычным наитием, продолжением ее собственного «я». Они вплелись в сеть, зависшую прямо напротив ее глаз, сминая щиты, как бумагу, сливаясь воедино, так что теперь было не различить, где заканчивается ее энергия и начинается чужая. Череда воспоминаний хлынула в ее распахнутый разум, образы сменялись, как картинки в калейдоскопе. От самых свежих — учебные заседания, длинные вечера за проверкой студенческих работ, экзамены, занятия, споры, встречи — все быстрее и быстрее — благодарственные речи, инструктажи, прибытие в институт… Лизка зависла на грани, не позволяя себе провалиться внутрь, она будто перебирала их, как старые фотопленки, и те плавились под ее воображаемыми пальцами, превращались в потоки эмульсии и пустые полимерные ленты, а затем и в прах. Она развеивала его, выбрасывая жирный пепел в предвечную тьму. Когда спустя несколько мгновений она закончила, осторожно отцепив нити энергии и вобрав их в себя, Воронцов как-то беспомощно мотнул головой, скользнув осоловелым взглядом по частоколу мшистых сосен, и осел во влажную траву, потеряв сознание.       — Что ты сделала? — пустой, безэмоциональный голос за ее спиной.       — Стерла его воспоминания об институте… кажется.       Это был конец. Она применила силу, сминая и перекраивая жизнь другого человека, будто та была куском материи в ее руках. Если все, что случилось по вине Цирцеи, и не сделало ее чудовищем, то теперь она официально им стала.       — Лиза… — чужие руки опустились ей на плечи. Слишком тяжелые, чтобы оптимистично предположить, что их владелец пережил события последнего часа без последствий. — Всего этого не было, ясно тебе? Ты не встречала Воронцова по пути от того места, куда другие сенсоры затащили тебя в результате преступного сговора.       — Перестаньте, — выдохнула Лизка, отползая в сторону, подальше от этих всепрощающих прикосновений. — Я заслуживаю наказание за все, что произошло.       — Не говори ерунды! Ты сделала практически невозможное, так не позволяй ей победить сейчас, когда все уже закончилось! Я говорю это не как человек, которому дорога лично ты, а в первую очередь как тот, кто был ответственен за жизни всех студентов. То, что все не закончилось гораздо хуже, это настоящее чудо.       — Как вы думаете, я ее убила?       Арманов промолчал, только подтверждая и без того сделанный ей неутешительный вывод. Если бы все было так просто… Лизка поднялась, пошатываясь и размазывая слезы по саднящим щекам. Она сделала несколько неуверенных шагов, но не по направлению к кампусу, а в сторону той лесной поляны, на которой для нее разверзлись двери в преисподнюю. Арманов не остановил ее, только молча шел следом, держась на почтительном расстоянии. Она должна была увидеть все своими глазами. Залитую синеватым лунном светом траву в окружении безучастных деревьев, теперь покрытых копотью и жирным серым пеплом. И три выжженных пятна на месте тех, с кем она когда-то провела бессчетное количество учебных дней.