Резонанс

Ориджиналы
Гет
Завершён
R
Резонанс
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Что это за институт такой, где учиться заставляют принудительно, где от результатов экзамена зависит не только оценка в зачетке, но и твоя жизнь? И что за препод, который может позволить себе курить прямо в аудитории и буквально забираться студентам в мозги, переворачивая там все с ног на голову? Разумеется, для их же блага.
Содержание Вперед

Часть 19

      Окончательно пришла в себя Лизка только к вечеру. Если верить советам по здоровому образу жизни, от количества выпитой за сегодня воды ее организм должен был просто расцвести буйным цветом. Пока что он только пах, и не сказать чтобы розами. Сползав в душ, она обменялась парочкой сообщений с Алиной, удостоверившись, что подруга тоже выжила в неравном бою с похмельем. Об утреннем рандеву с Армановым она предусмотрительно рассказывать не стала. Лизка вообще понадеялась, что Алина мало что запомнила из их вчерашней нетрезвой беседы. Вот только ей самой выбросить из головы все пикантные намеки и последовавшие за ними события было в разы сложнее. Решив окончательно сразить свое чудом функционирующее тело, Лизка натянула толстовку и спортивные штаны, заткнула уши наушниками и выбралась на стадион. Запал прошел ровно через два круга относительно бодрой рысцой. Все-таки пора было завязывать с возлияниями, если не ради армановских нервных клеток, то хотя бы из соображений собственного выживания. Обучение действительно отнимало довольно много физических сил, и терять кровью и потом наработанную форму за лето не хотелось. Лизка перешла на шаг и соступила с прорезиненной дорожки стадиона на поросшую травой тропу, уводящую в лес. Сумерки ее не смущали, территория кампуса была исхожена уже вдоль и поперек, заблудиться тут было невозможно, да и к ее услугам всегда было изнаночное зрение. Лизка убавила звук в плеере, наслаждаясь проникшими в полотно трека внешними звуками. Шелест травы под ногами напоминал шаффл барабанных тарелок, где-то над головой коротко вскрикнула ночная птица, будто тронули басовую струну. Ее спутанные мысли постепенно успокаивали свое броуновское движение по задворкам разума и выстраивались в одно не слишком-то воодушевляющее осознание — она по уши втрескалась в препода, и ей теперь надо как-то с этим жить. Упрямый мозг никак не хотел заниматься решением других более насущных проблем, например, как ей доучиться еще три года и не сдохнуть. Лизка без конца ворочала в мыслях сцену их последней встречи, выдумывая все новые и новые интерпретации его действиям. То ей казалось, будто он чуть ли не в открытую дал ей зеленый свет и признался во взаимности, то — что это все бред перевозбужденного трепом с Алинкой мозга, и в его поведении не было ничего, кроме наставнической заботы. Ну почему взаимоотношения между людьми — это такое болото? Сколько ни барахтайся, исход один — ты пробиваешь дно, нахлебавшись гнилой воды. Арманов-то сейчас небось, сидит себе преспокойно в своей норе, не подозревая, какие мрачные бездны разбередил в ее душе. Где он, кстати, живет? Вроде бы вон в тех двухэтажных корпусах вдали преподавательская общага. Лизка там ни разу не бывала, да и выдумать повод вдруг объявиться у него на пороге — задача, мать ее, со звездочкой. А без того они еще неизвестно когда увидятся, если она не выкинет очередной фортель, после которого он снова налетит на нее как ангел возмездия, с нравоучениями наперевес. Лизка вырулила из подлеска на широкую центральную аллею кампуса. Между двумя рядками высоких сосен безучастно висел желтоватый кружок луны. Хотелось усесться прямо на побитую временем плитку и громко на него завыть. Но на другом конце аллеи замаячил чей-то силуэт, и Лизка позволила разуму озариться робкой надеждой, которая тут же разбилась вдребезги, когда она узнала в приближающемся человеке Воронцова. Захотелось позорно нырнуть в ближайшие кусты, но ее тщедушное туловище находилось в данный момент аккурат под фонарем, и преподаватель уже ее заметил. Лизка обреченно вытащила наушники и сделала пару тяжелых шагов навстречу.       — Елизавета? — удивленно вопросил он, выгибая брови. — Что ты тут делаешь так поздно?       — Гуляю, — хмуро выплюнула Лизка. Какой черт принес сюда именно его, она предусмотрительно решила не уточнять. — Вышла проветриться перед сном.       — У тебя все в порядке?       Какая забота! Кто другой может и проглотил бы эту незамутненную искренность, не поморщившись.       — В полном.       Она понадеялась, что на этом обязательный обмен любезностями окончен, и сделала шаг по направлению к общаге, но Воронцов поймал ее за рукав толстовки, удерживая на месте. Лизка подобралась. Ну не потащит же он ее в изолятор прямо сейчас?       — Погоди минутку. Я как раз хотел с тобой переговорить по поводу экзамена.       Лизка вопросительно изогнула бровь, невольно копируя его недавний жест. Воронцов выдержал театральную паузу, чем только усугубил ее желание рвануть отсюда со всех ног.       — Ну… — протянул он наконец. — Пятерку я тебе поставил.       Вот это новости! Лизка даже забыла на секунду, как панически она его боится. Открыть файл с оценками она так и не сподобилась.       — Однако, у меня остались некоторые вопросы относительно твоей техники выполнения упражнений.       Так значит он ее все-таки спалил. Оставалось неизвестным, как много куратор мог увидеть со стороны.       — Тебя кто-то этому научил?       — В каком смысле? — невинно хлопнула глазами Лизка. — Вы научили. Я немного практиковалась сама в свободное время. Я разве что-то делаю не так?       Ей даже стало любопытно, как он выкрутится. Он ведь не соизволил следить, чем она занималась на его практиках последние месяцы. Но Воронцов только качнул головой в ответ на ее преувеличенно заинтересованный взгляд.       — Интересная ты девочка, Елизавета, — выдавил он, наконец, с мягкой улыбкой. — Можешь идти.       Просить дважды не пришлось. Лизка припустила к общаге, с превеликим удовольствием оставляя за спиной Воронцова с его биполярным к ней отношением. ***       Спустя еще несколько дней, на протяжении которых она ожидаемо маялась от безделья, подпитывая свои достойные дешевых бульварных романов страдания грустными плейлистами, Арманов все-таки решил озарить ее жизнь своим присутствием. Сделал он это посредством вызова на очередное контрольное занятие. Ну каков романтик! Лизку переполняло какое-то истерическое веселье. Она влезла в легкий сарафан и соорудила из отросших волос жалкое подобие небрежно-романтической косы. Даже распотрошила косметичку, мысленно объявив, что наряжается для себя и только. Последние выжившие рациональные клетки мозга скептически помалкивали на задворках подсознания. Из зеркала в прихожей на нее глянула этакая Лолита-переросток. Лизка в ужасе стерла с губ яркую помаду, не зная, плакать ей или от души поржать над своими жалкими попытками превратиться в предмет вожделения всех латентных извращенцев в округе. Без макияжа картина вырисовывалась уже получше. По крайней мере, она больше не выглядела, будто собирается на съемочную площадку порнофильма категории Б.       Лизка вошла в аудиторию с ощущением, что пережила тяжелый бой. Арманов о ее метаниях, конечно, не подозревал. Щеголевато развалился на стуле, закинув ногу на ногу, и протирал свои неизменные очки. По его вытянувшейся физиономии Лизка поняла, что перемену в ее внешнем виде он все-таки заценил, однако оставалось неясным, в каком ключе. Отделавшись коротким приветствием, эта сволочь вернулась к полировке стекол, растянув губы в загадочной улыбке. Лизка плюхнулась на стул напротив и принялась беззастенчиво разглядывать куратора, пока он занимался своим неотложным делом. Он всегда был таким красивым, или у нее окончательно едет башня от неразделенной любви? Кажется, раньше у нее не было фетиша на руки… на музыкальные руки с длинными пальцами и выступающими дорожками вен. И вот этот нос с легкой горбинкой всегда был на его лице, и длинные светлые ресницы, и прядь пепельно-русых волос вот так же выбивалась и падала на лоб, но раньше Лизка не пялилась на обладателя всего этого богатства, как на сошедшего с полотен прерафаэлитов херувима. Арманов мельком глянул на нее исподлобья, и Лизка подумала, что если сейчас вдруг выяснится, что этот черт умеет читать мысли, она убьет сначала его, потом себя. Когда молчание сделалось совсем уж невыносимым, он сжалился и наконец нацепил кристально-чистые очки на нос. На свой безупречный греческий нос… господи боже, пора с этим завязывать.       — Проверяйте, — поспешно выпалила Лизка, пока он не прочитал все постыдные мыслишки на ее лице.       — Не сегодня, — отмахнулся Арманов. — Я и так вижу, что ты стабильна. Сегодня займемся кое-чем другим.       Ого, вот так сразу? Даже без конфет-букетов? Лизка отчаянно старалась заткнуть ехидный внутренний голос, который так и сыпал похабными репликами, заглушая все остальные мысли.       — Как думаешь, насколько долго ты сможешь задержаться в моем якоре? — Продолжил тем временем куратор, пребывая в счастливом неведении относительно того, что происходило в ее голове.       — Я не знаю. Думаю, довольно долго. Раньше на занятиях я ни разу не испытывала потребности выйти.       Арманов удовлетворенно кивнул, затем выставил таймер на электронных часах и прикрыл глаза, безмолвно приглашая Лизку проследовать за ним.       Ее взгляду открылся уже знакомый и даже успевший приесться пасторальный дворик. Здесь всегда стоял золотой полдень, и летний сарафан пришелся очень даже кстати. Голову ощутимо припекало. Лизка до сих пор находила принципиально непостижимым для своего несовершенного мозга, насколько реальными здесь казались все ощущения.       — Зачем мы здесь? — спросила она, обнаружив куратора на его излюбленном месте на лавке возле крыльца.       Он приглашающе похлопал по свободной части сидения, и Лизка послушно приземлилась рядом.       — Хотел кое о чем с тобой поговорить. Здесь нам точно никто не помешает.       Внутренний голос издал какой-то невразумительный высокочастотный писк.       — Как вообще твои дела?       Это был не тот вопрос, на который Лизка рассчитывала, но для начала было неплохо.       — Все нормально. Встретила тут Воронцова на прогулке, но ничего ужасного не произошло. Он пытался вызнать, кто натаскал меня для экзамена.       — И ты?..       — Сказала, что он потрясающий наставник, и справилась я только благодаря его бесценной помощи во время обучения. Ну, может не такими словами, но суть похожа.       Арманов смотрел на нее серьезно, и под этим взглядом Лизка стушевалась, уставившись на свои колени, прикрытые выбеленным льном.       — Собственно, насчет твоего скачкообразного освоения программы я и хотел поговорить.       А вот это было неожиданно. А как же их драматичная история запретной любви? Сейчас ведь каникулы, ну почему ее надо грузить какими-то учебными заморочками?       — Ты не замечала в себе в последнее время никаких изменений? Несвойственных желаний, порывов, чего-то, связанного с твоими силами?       Он явно ходил вокруг да около, не решаясь спросить о чем-то напрямую. Лизка не понимала этих экивоков. Да и ответить ничего определенного не могла. С ней столько всего стряслось за последнее время, что вычленить из этого хоровода какие-то абстрактные необычные порывы просто не представлялось возможным.       — Вы пытаетесь понять, не собираюсь ли я устроить выброс?       Арманов, казалось, удивился ее вопросу. Он порывисто покачал головой.       — Конечно не собираешься. Я не об этом, — он запустил руку в волосы, о чем-то напряженно раздумывая. — Вот что, я расскажу тебе кое-что о Цирцее. Кое-что, что обычно не доносят до студентов, по крайней мере в рамках стандартной программы.       Тогда зачем ей эти очередные мрачные институтские тайны, подумала Лизка, но смолчала.       — Она когда-нибудь рассказывала тебе о мире, в котором живет? Нечто общее, о том, как он устроен, или о других существах, что его населяют?       — Я всегда видела пустой город, — Лизка принялась вытаскивать из недр подсознания закинутые в дальний ящик воспоминания. — Она говорила, что очень одинока, и в ее мире нет никого, кто был бы на нее похож. Иногда она слышала чьи-то голоса в своей голове, но они напоминали скорее обрывки чьих-то воспоминаний. Это все.       — Что, если я скажу, что описанный тобой мир — не первый, в котором она обосновалась?       Лизка пожала плечами. Звучало, если подумать, довольно пугающе.       — Существо, которым является Цирцея — это высокоразвитый паразит. Инквилин, если быть точнее, — куратор поймал ее недоумевающий взгляд и развил мысль. — Она проникает в новую для себя среду, уничтожает хозяев и пользуется тем, что осталось, пока не высасывает новое пристанище досуха.       — Как-то это не похоже на историю о проматери и мести бывшему, — протянула Лизка, пытаясь переварить новую информацию.       — Это тоже правда. Точнее та часть правды, что удобна ей. Красивые легенды — это один из ее способов внедриться в питательную среду.       Они посидели в тишине пару минут, прежде чем до Лизки начало доходить, что именно он имел в виду.       — Ее питательная среда — это все мы?       — Чужие головы, — кивнул Арманов. — Она захватывает контроль над разумом других существ, соединяя его со своим, образовывая таким образом что-то вроде единого сознания, где она — королева-матка, и все подчиняется ей. Те обрывки воспоминаний, о которых она говорила — артефакты, которые остались от населения поглощенного ей мира.       — И она пытается провернуть все это в нашей реальности? — выдохнула Лизка, отчаянно сопротивляясь принять ту мысль, к которой Арманов старательно ее подводил.       — Мы держим оборону, — ответил куратор, откидываясь на бревенчатую стену. — Люди устроены сложно, и пока прогноз довольно благоприятный. Она не может здесь развернуться, пока не найдет достаточно сильного носителя и не подчинит его себе.       Лизка мысленно отсчитывала секунды, оттягивая момент, в который ей придется озвучить очевидное.       — Кого-то вроде меня? — пробормотала она, наконец, утыкаясь локтями в колени и сжимая похолодевшими пальцами виски.       — Потенциально да. Но ты не первая и не последняя. Я рассказал тебе все это, чтобы ты была бдительна и внимательна к своему состоянию. И не экспериментировала втихую со своими способностями.       — Я и не собиралась, — окрысилась Лизка. — Меня вполне устраивала моя заурядная жизнь, без всякой паранормальщины!       — Я знаю, — Арманов вдруг порывисто приобнял ее за плечи и притянул к себе. Обрадоваться этой внезапной вспышке нежности не получалось, слишком много удручающей информации свалилось на нее за последние несколько минут. — Мне жаль, — пробормотал он куда-то в ее макушку. — Но пока ты борешься, я никому не позволю причинить тебе вред, с какой бы стороны не исходила угроза.       А вот это уже похоже на признание. Лизка вяло усмехнулась тому, с какой быстротой исполнялись ее тайные желания, вот только вселенная явно не собиралась подкидывать ей легких путей.       — Опасно давать такие обещания, — тихо проговорила она, укладывая голову ему на плечо. Какого черта, все это ведь даже не реально. — Вы всех студентов так рьяно опекаете?       Ну почему ей обязательно надо язвить? Лизка и сама не понимала, откуда в ней столько невыпущенного яда, но слова вылетели прежде, чем она успела их как следует взвесить. Арманов молчал, только легонько поглаживал ее по предплечью, очерчивая пальцами дорожки едва заметных вен.       — Я бы хотел дать тебе больше, — отозвался он, наконец, смотря куда-то поверх ее головы на дрожащий в летнем мареве горизонт. — Если бы мы встретились при иных обстоятельствах…       А пока, Сабурова, довольствуйся мимолетными объятиями в воображаемом мирке. Лучше бы он этого не говорил.       — У вас есть семья? — вдруг спросила она, прежде чем он успел развить неприятную тему их шатких взаимоотношений.       — Остался только отец, но мы давно перестали общаться. Еще до того, как я попал в институт.       Ну надо же. Похоже ее так и притягивают люди с какими-то неразрешенными семейными драмами. Выспрашивать о причинах конфликта Лизка не решилась. Сам расскажет, если захочет. Если он вообще еще когда-нибудь захочет с ней откровенничать. Теплый ветер принес нарастающий гул — где-то далеко в реальности закончилось отмеренное таймером время.       — Мы сможем еще вот так побыть в вашем якоре в следующий раз? — спросила Лизка, прежде чем шагнуть в предвечную тьму.       Арманов коротко кивнул, как показалось Лизке, с каким-то внутренним сомнением. О причинах она раздумывать уже не стала, пищи для рефлексии было достаточно и без того.
Вперед