Резонанс

      Скомканное прощание по возвращению в реальность было хуже всего. Будто и не было между ними того хрупкого момента близости. Ее скудных познаний о местном устройстве все-таки хватало, чтобы осознать, что по-другому было бы нельзя, вряд ли руководство института просто закроет глаза на связь студентки и преподавателя, учитывая, что они здесь друг другу скорее конвоиры и заключенные. Но какая-то детская наивная обида все равно царапала горло не высказанными претензиями. Ведь вполне могло оказаться, что ему просто все равно. Лизка испустила тяжелый вздох, заталкивая неуместные мысли куда подальше. В сухом остатке он уже предложил ей немало: хорошее отношение, защиту, банальную возможность обсудить темы, которые оставались запретными для других студентов. В конце концов, Арманов хотя бы косвенно согласился пустить ее еще разок в свой якорь во внеучебное время, это ли не честь? Но прежде чем Лизка снова сможет лицезреть его сиятельный лик, она успеет здорово себя измотать. Чертова склонность к рефлексии как всегда выходила ей боком.       Лизка ступила в полутемный коридор общаги и нос к носу столкнулась с копошащейся в дверном замке Настей. Та как-то странно дернулась, будто от удара, и после секундного колебания продолжила возиться с ключом. Неприятно было осознавать, что даже банальное приветствие в свете их текущих отношений казалось неуместным, еще хуже — то, что бывшая подруга похоже и в самом деле ее боялась. Она нервно дергала запертую дверь, растерянно бегая глазами, будто была мышью, пойманной лучом фонарика в самом сердце силосной башни.       — Тебе помочь? — спросила Лизка, приблизившись. Тупее вопроса не придумаешь, даже если не брать в расчет тот факт, что он прозвучал скорее как издёвка.       В довершении ко всему замок все-таки предательски щелкнул, обламывая альтруистический порыв. Настя глянула на нее в последний раз как-то совсем уж обреченно, затем посторонилась, придерживая дверь.       — Зайдешь? — тихо спросила она. Лизка запоздало отметила, что в последнее время Настя всегда так разговаривает — полушепотом, будто опасается, что кто-нибудь ее услышит.       Комната Насти практически не изменилась с того момента, как Лизка побывала тут последний раз еще прошлым летом. Как быстро пролетело время. На первом курсе казалось, что она застрянет тут навечно, но вот уже два года из пяти каким-то чудом пронеслись мимо на скорости товарняка.       — Прежде чем ты снова задашь этот вопрос, я не могу тебе рассказать слишком многое. Это не только мой секрет. И нет, мы не секта, как ты, должно быть, думаешь.       Лизка обернулась на тихий голос, проследив, как подруга запирает дверь.       — Сектанты именно так обычно и говорят, — не удержавшись, парировала она. — Насть, ты сама-то себя слышишь? Выглядишь кошмарно, отгородилась ото всех кроме этой парочки, да и оценки у тебя испортились. Что я должна была подумать?       — Не веди себя так, будто тебе не наплевать.       Лизка пристыженно заткнулась. Кажется, Настя впервые на нее огрызнулась за все время их знакомства, но сейчас это даже показалось хорошим знаком.       — Мне следует извиниться, за многое. Но сейчас я правда хочу помочь. Только намекни, что я могу для тебя сделать?       Настя рассеянно прошлась по комнате, включила чайник и устало опустилась на кровать, уставившись в зашторенное окно.       — Знаешь, почему никто не приехал ко мне зимой?       Лизка отрицательно качнула головой. Конечно, она заметила, но тогда все как-то закрутилось и времени поговорить не нашлось. Или желания? Тогда они уже слишком друг от друга отдалились, и Лизка малодушно решила, что это не ее проблемы.       — Мама от меня отказалась.       — В каком смысле? — Очередная глупость вылетела изо рта прежде, чем Лизка успела ее удержать. Она подавила желание влепить себе отрезвляющую пощечину.       — В прямом. У нас всегда были натянутые отношения из-за моих проблем с сердцем и того, что отец ушел, когда я была совсем маленькой. Мать всегда считала, что эти два факта взаимосвязаны.       Молчи, приказала себе Лизка. Хуже реакции, чем приторная жалость, сейчас не придумаешь.       — Единственное письмо, которое я получила от нее спустя два месяца, как попала в институт, содержало пару коротких строчек, о том, что она ничего общего не желает иметь с монстром. Тогда-то я и попыталась наглотаться таблеток, но Костя меня остановил. Он единственный во всем мире человек, которому на меня не наплевать, понимаешь?       — Но это не дает ему права втягивать тебя…       — Ни во что он меня не втягивал, слышишь? Мне это было нужно! И я сама упрашивала его попробовать, когда подвернулась такая возможность. Прекрати выставлять его чудовищем!       — А Света? — резко спросила Лизка, подавляя другие, более важные вопросы, на которые она все равно сейчас не получит ответа.       — Она тоже изгой. Кто-нибудь из вас потрудился хотя бы разок поговорить с ней за все два года?       Пришлось вменить себе очередной смертный грех. Пазл, наконец, складывался во вполне себе правдоподобную невеселую картину. Они так уцепились друг за друга, потому что больше было не за кого. Но чем же, черт возьми, они все-таки занимаются?!       — То, что происходит в якоре — это наше дело, — выдавила Настя, будто угадав ее мысли. — Это слишком личное, я не могу тебе рассказать.       Потому что Лизка ей чужая. Стала чужой, пока была слишком занята своими проблемами, пока малодушно отводила глаза и позволяла событиям развиваться своим чередом. И теперь что бы там ни происходило — оргии, психотерапия, древние ритуалы — ход в их маленький мирок для нее закрыт.       — Просто… не натвори глупостей, — Лизка выдавила самое жалкое подобие напутствия из всех возможных.       Настя только устало усмехнулась.       — Я ни в чем тебя не виню, — произнесла она, поднимаясь с кровати и бросая чайный пакетик в кружку. Только в одну, что недвусмысленно намекнуло Лизке, что предложения располагаться и чувствовать себя как дома она не получит. — Ты изменилась, — долгий, оценивающий взгляд. Лизке вдруг стало неловко в ее беззаботном летящем сарафане. — В лучшую сторону. Выглядишь отлично.       Сделать ответный комплимент при всем желании не получалось. Но и просто развернуться и уйти не позволяли будто вросшие в пол ноги.       — Послушай, если тебе все-таки понадобится моя помощь, любая, просто дай знать.       — Я это учту, — ровно произнесла Настя, отпивая горячий чай.       На том они и расстались. ***       Лизка отсчитывала дни до следующей индивидуалки, только что палочки не зачеркивая на стене. Собственная одержимость грядущей встречей раздражала, но переключиться на какие-нибудь более интересные занятия удавалось с трудом, в основном в отсутствие на горизонте этих самых занятий. Она как на работу ходила в библиотеку, терроризируя бабушку за стойкой наводящими вопросами о книгах, о которых та и не слыхивала. Изредка удавалось выцепить из поросшего мхом фонда что-то, что Лизка еще не читала, но хотела бы прочесть без риска умереть от скуки. Очередную книгу она проглатывала буквально за день, устроившись в читальном зале или на одной из скамеек кампуса. Но с улицы ее часто прогоняло злое солнце, вознамерившееся, кажется, выжечь на месте института знатное такое пепелище. Алина ее страсти к чтению не разделяла, завлечь подругу на свою высокоинтеллектуальную тусовку для одного удавалось только под предлогом позагорать, раскинув плед на маняще-зеленой лужайке. Многие студенты поступали так же, поэтому газон перед общагой напоминал какой-нибудь городской пляж на минималках. Арманов изредка появлялся в поле зрения, вылавливая забывших о назначенных встречах студентов или патрулируя кампус, но ускользал стремительно, как песок сквозь пальцы. Лизка вообще не была уверена, что он ее замечает. Все сложнее было бороться с желанием устроить какой-нибудь дебош, но в рамках ее держали новоприобретенные знания. Ну и перспектива натолкнуться на очередной тревожно-разочарованный взгляд. А какое ее действие теперь не просвечивалось через призму Армановского восприятия? Думать об этом было тошно. Кажется, Алинка была права, ей или нужно найти более простой и соответствующий ее уровню объект обожания, или она просто сойдет с ума.       В один из дней, когда Лизка, не застав подругу в общаге, собралась отправиться на очередной одинокий штурм библиотеки, планшет звонкой нотой оповестил о новом сообщении. Она быстро коснулась экрана, к легкому разочарованию опознав в отправителе свою потеряшку.       «Подгребай в актовый зал. СРОЧНО!!!»       Загадочный тон и количество восклицательных знаков не сулили ничего хорошего. Если по меньшей мере Джим Моррисон не вернулся с того света, чтобы дать там концерт, поход в душное, пропахшее пылью и выхлопами дым-машины помещение не стоил усилий. Но Лизка смиренно направила свои стопы в учебный корпус. Со скрипом потянув высокие тяжелые двери, она обнаружила буйно жестикулирующую подругу в компании Лидочки. Англичанка с неподдельным интересом вслушивалась в Алинкину тираду и интенсивно кивала.       — О, Лиза, наконец-то! Мне понадобится твоя помощь.       — Это в чем? — недоверчиво протянула Лизка, пробираясь к парочке через узкий проход между сидениями.       — В организации дискотеки. Надо будет привлечь парней, чтобы перетащить оборудование в спортивный зал, потом собрать плейлист — это на тебе — подготовить афиши, развесить украшения… Короче, куча дел!       Лизка обалдело пялилась на подругу, пока та, не прекращая тараторить, производила какие-то хаотичные пасы руками, очевидно показывая, что и откуда нужно перетащить.       — Какой еще дискотеки?       — Общая вечеринка для всех курсов! Алина предложила мне эту идею, и я с удовольствием поддержала, — вмешалась англичанка. — Я вам помогу, чем смогу, девочки, но основная часть организации на вас.       — И руководство это одобрит?       — Уж с этим я как-нибудь разберусь, — подмигнула Лидия и хлопнула в ладоши. — Алина, оставляю ключи от зала под твою ответственность. Сообщи мне по итогу, какие вещи отсюда вам понадобятся.       И упорхнула, звонко цокая каблуками босоножек.       — Все-таки она классная тетка, скажи?       Лизка покосилась на Алину, оправившись от первого шока.       — Ты нормальная, Красинская? Во что ты меня втягиваешь?       — Извини, но еще пара недель в компании твоей депрессии и макулатуры, и я тут повешусь от тоски. Надо было брать дело в свои руки. Легитимная туса для всех, включая старшаков, алло! Что тебя не устраивает?       В общем-то, подруга была права, жаловаться на такую возможность было попросту грешно. Но Лизка от души ненавидела что-либо организовывать, роль ответственного — читай козла отпущения — на разных мероприятиях набила оскомину еще со школы. Пока все беззаботно ожидают чуда — ты бегаешь в мыле как бродячая кошка с консервной банкой, привязанной к хвосту.       — С меня только музыка? — пробубнила Лизка, сдаваясь.       — А также моральная и посильная физическая поддержка меня, как главного массовика-затейника.       — По рукам. Когда хоть это действо состоится?       — В субботу на следующей неделе. Так что сегодня вечером нам с тобой предстоит наклепать парочку афиш и подготовить к печати флаеры.       Что ж, по крайней мере, вселенная опять ехидно ответила на ее безмолвные стенания, и подкинула хоть какое-то занятие, отличное от ежедневной рутины. Скучать и правда было некогда, пара часов ушла только на то, чтобы перебрать все пыльные провода в подсобке актового зала и провести ревизию техники, на предмет ее работоспособности. Тут же в закромах нашлись древние пакеты с воздушными шарами, какие-то картонные флажки и мишура. Все это богатство Алина свалила в одну большую кучу посреди сцены. Они прервались на перекус уже ближе к вечеру, и затем переместились в Лизкину комнату. Там она уткнулась в ноутбук, привлекая все свои скудные познания в фотошопе к производству удобоваримого макета флаера, пока подруга, пыхтя и чертыхаясь, возилась с ватманом и красками.       На следующий день они отправились в учебную часть, чтобы распечатать плоды Лизкиных трудов. Лидия любезно предоставила им свой компьютер с подключенным принтером. Пока она возилась с кофе-машиной, весело щебеча о чем-то с обретавшимся тут же Третьяковым, Лизка не преминула прошерстить ее рабочий стол и сунуть нос в какие-то документы. Ничего полезного в учебных планах и черновиках научных статей она для себя не обнаружила, а вот папка с фотографиями уже вызывала неподдельный интерес. Лизка быстро переглянулась с сидящей под боком Алинкой и, получив нетерпеливый тычок под столом, залезла внутрь. Под методичное шуршание принтера они успели бегло перебрать несколько фотографий, портрет Лидии 3×4 для каких-то документов, толстый белый кот, развалившийся на диване, снимок мангала и какого-то лесного пейзажа. А вот это уже интереснее: групповое фото преподавателей на берегу подернутого ряской пруда. Сложно было определить, как давно оно сделано. Совсем еще юный гладко выбритый Третьяков, Лидочка в коротком летнем платье, с длинными светлыми волосами, забранными в косу. Теперь она носила игривое вьющееся каре. Еще пара смутно знакомых лиц, по которым Лизка скользнула краем глаза, потому что следующий человек на снимке ожидаемо приковал все ее внимание. Арманов стоял, закинув руки на плечи своим соседям, и прищурившись улыбался в объектив. Он выглядел моложе лет на пять, а может дело было в жизнерадостной физиономии и расслабленной позе. Лизка получила еще один ощутимый тычок под ребра, и поспешно закрыла файл, поднимая взгляд на приближающуюся англичанку.       — Ну как, девочки, все получается?       — Флаеры готовы, сейчас пойдем рассуем их по общаге и начнем заниматься вербовкой парней, — бодро отрапортовала Алинка, выбираясь из-за стола и переключая внимание англичанки на себя. Лизка оценила жест и быстро перекинула снимок на флешку, подтирая за собой следы преступления. Она вытащила теплые листки из принтера и удовлетворенно кивнула результатам своей работы.       — В вас погибает талант дизайнера, — восторженно прокомментировал Третьяков, заглядывая ей через плечо.       — Вы придете на дискотеку? — поспешно спросила она, смутившись от внезапной похвалы.       — В качестве наблюдателя. Руководство одобрило проведение мероприятия при условии присутствия нескольких кураторов.       Совсем уж палиться и вызнавать, кто еще входит в состав наблюдателей, Лизка не стала. В любом случае, от присутствия Арманова на дискотеке ничего не изменится. Вряд ли он осмелеет настолько, чтобы пригласить ее на медляк.       Покинув учебку, они с Алиной общими усилиями пришпилили парочку плакатов на входе в общежитие, затем прошлись по всем этажам, просовывая по флаеру под каждую дверь. День завершился кропотливым копошением в плейлистах в попытках выудить оттуда что-нибудь не слишком унылое, что подошло бы для ритмичного подергивания, которое большинство ее сверстников называло танцами. Лизка отбросила плеер на кровать и вставила флешку в ноутбук. На весь экран развернулось окошко с фотографией. Она разглядывала ее с ощущением какой-то странной ложной ностальгии. Эти воспоминания ей не принадлежали, но все равно отзывались в душе чем-то родным. Как бы она хотела быть кем-то вроде Лидии. Пусть Арманов и сказал ей когда-то прямым текстом, что они просто коллеги, насколько все было бы проще, будь она постарше и на одной с ним ступени иерархии. Чем больше Лизка об этом думала, тем отчетливее становился вывод — менее подходящих друг другу людей надо еще поискать.       Когда на следующий день ее все-таки настигло очередное сообщение от куратора, она уже не знала, стоит ли этому радоваться. По крайней мере, Лизка нашла в себе силы в этот раз не наряжаться, хватит с кое-кого потешных зрелищ, цирк уехал. А оставшаяся клоунесса натянула джинсовые шорты и футболку и приняла приглашение на казнь.       — Слышал, ты подалась в организаторы досуга, — насмешливо произнес Арманов вместо приветствия.       — Это Алина подалась, а я ее верный оруженосец. Вы придете?       — На этот вечер выпадает мое дежурство, так что вынужден буду пропустить это несомненно знаменательное мероприятие.       Лизка спокойно кивнула, мысленно поздравив себя с тем, что ей удалось скрыть разочарование. В глубине души она была готова к чему-то подобному. Она молчала, выжидательно глядя на Арманова, который тоже не спешил продолжать разговор.       — Я хотел тебе кое-что показать, — объявил он, наконец, справившись с какой-то незримой внутренней борьбой. — Мы снова отправимся в мой якорь, но на этот раз в другое место.       — Сколько же у вас убежищ? — полюбопытствовала Лизка.       — Не так много. Для создания стабильного многослойного якоря требуется какое-нибудь яркое и сильное воспоминание, желательно приятное. Место, которое ты помнишь в деталях и не прочь туда вернуться.       Лизка некстати вспомнила якорь Кости и невольно поежилась.       — Бывают, конечно, исключения, — произнес Арманов будто в ответ на ее мысли. — В какой-то мере это зависит от развитости воображения.       Ей стало любопытно попробовать сотворить что-нибудь еще, например, свою комнату в родительском доме. Но Лизка не была уверена, что готова туда вернуться прямо сейчас, когда от реальной возможности ее отделяют годы. Она проследовала за Армановым во тьму, привычно зацепившись за светящуюся нить пути, что он оставил за собой.       Запахло кофе, табаком и чем-то неуловимо музейным, смесью старой бумаги и мебельной полироли. Лизка открыла глаза, и принялась с любопытством озираться по сторонам.       — Вы здесь живете? — спросила она, оглядывая просторную комнату с высокими потолками, украшенными пожелтевшей от времени лепниной.       Она узнала квартиру из старого фонда, такие сплошь и рядом теснились в двухэтажных купеческих домах в исторической части города.       — Жил, когда писал диссертацию.       Как долго он уже не появлялся дома? Куратор говорил, что преподавателям разрешено покидать территорию института, но пользовался ли он этой возможностью хоть раз? Лизка сделала неуверенный шаг по направлению к застекленным шкафам, доходившим до самого потолка и под завязку набитым книгами. Фейнман, Лейтон, Хокинг, ряды монографий в кожаных переплетах с позолоченным тиснением и незнакомыми фамилиями на корешках. Целая полка Рекса Стаута и Агаты Кристи, кажется, кто-то не прочь был провести вечерок в обнимку с детективом. Лизка пробежалась пальцами по медным ручкам и обернулась на массивный диван, подсвеченный торшером в старомодном абажуре с бахромой. Он так и вопил, чтобы кто-нибудь уютно на нем устроился, завернувшись в плед. Через открытую балконную дверь доносился шелест листвы и завывания ветра в старых водосточных трубах. Прозрачная занавеска то влетала в комнату, раздуваясь, как подол ночной рубашки призрачной дамы, то снова исчезала в темном прямоугольнике проема.       — Почему вы не используете это место на занятиях? — спросила Лизка, хотя ответ был очевиден.       — Это слишком личное. Ты же не станешь приводить к себе в гости первых попавшихся людей.       Услышать подобное было… приятно. Но въедливый внутренний голос снова напомнил ей о том, что все это нереально. Всего лишь красивый образ, сотворенный поверх безразличной тьмы.       — Здесь очень уютно, — пробормотала Лизка, просто чтобы как-то нарушить неловкое молчание. — Хотела бы я жить в таком доме.       — У тебя будет такая возможность, когда выпустишься из института. Все еще впереди.       Кажется, двусмысленность этой фразы уловила только Лизка. Еще бы, с ее-то обостренным на малейшие крохи внимания с его стороны чутьем. Но Арманов выглядел совершенно невозмутимым. В своих строгих брюках и рубашке с закатанными рукавами он вписывался в это место гораздо лучше Лизки в ее раздолбайском прикиде. Будто она переместилась не только в пространстве, но и во времени.       — Вы успели дописать диссертацию? — спросила она, цепляясь взглядом за ноутбук, отдыхавший на кофейном столике.       — Успел. Сейчас работаю над кандидатской, правда уже по другому направлению.       — Наверно, это непросто. Совмещать кураторство, преподавание и научную писанину.       — Писанина, как ты выразилась, действительно отнимает много времени. Но в то же время позволяет отвлечься, да и переосмыслить некоторые подходы.       — Она о сенсорах?       — Об исследовании экстраординарных способностей в условиях квантовой неопределенности.       — А про меня там есть? — уточнила Лизка, сделав вид, что поняла хотя бы слово.       Арманов вдруг рассмеялся, расслабленным тихим смехом, таким ласкающим слух, что Лизка на секунду забыла, как дышать. Он приблизился, как-то по отечески огладил ее по голове и скрылся в темнеющей нише на другом конце комнаты. Щелкнул выключатель, и темный провал превратился в смежную с гостиной кухню.       — Кофе? — предложил Арманов, оглянувшись на Лизку через плечо.       — Он здесь имеет вкус?       — Иллюзию вкуса. Но она довольно правдоподобна.       — Тогда не откажусь.       Лизка забралась на высокий табурет у разделявшей пространство стойки и принялась молча наблюдать, как куратор возится с туркой и массивной газовой плитой.       — Расскажи о себе, — бросил он, не оборачиваясь. — Как ты жила до того, как попала в институт?       — Да нечего особо рассказывать, — замялась Лизка. — Моя жизнь была максимально заурядной.       — Почему ты выбрала информатику?       Лизка задумалась. А выбирала ли она что-нибудь вообще? Душа ее никогда не лежала к чему-то определенному, она всегда действовала по наитию, в надежде что в запасе еще куча времени, чтобы исправить возможные ошибки.       — Наверное, потому что с цифрами и строчками кода взаимодействовать проще всего. Они имеют четкие интерпретации и подчиняются понятной логике. И потом, математикам и инженерам не нужно писать километровые сочинения, размышляя, что автор хотел сказать образом замшелого дуба.       — В литературном анализе тоже есть свои прелести, — усмехнулся Арманов, отвернувшись от плиты и привалившись к кухонной тумбе. — У тебя очень хорошо развито образное мышление. Думаю, ты могла бы найти себя в гуманитарных науках.       — Какая теперь разница, — парировала Лизка, уткнувшись взглядом в столешницу.       — Сабурова, а ну-ка не киснуть. Ты еще совсем юная, у тебя вся жизнь впереди.       — А у вас убегает кофе.       Арманов поспешно обернулся, убавляя огонь на плите. Через минуту перед Лизкой опустилась призывно благоухающая чашка. Кофе и в самом деле оказался неплохим, по крайней мере вполне себе достоверным на вкус.       — Ну а вы, почему выбрали квантовую физику? — спросила Лизка, когда куратор устроился напротив.       — Что может быть более притягательным, чем непознанность вселенной?       О, много чего. Например, длинные пальцы, сжимающие изящную фарфоровую ручку. Или пространство меж расстегнутых верхних пуговиц рубашки. Лизка почувствовала, как ее снова начинает клинить, и неимоверным мысленным усилием заставила себя опустить глаза на черное кофейное озерцо.       — Не против, если я закурю?       — Можете не спрашивать. А какие здесь ощущения от курения?       — Довольно суррогатные. Но привычка — вторая натура. Меня успокаивает сам процесс, даже если он — иллюзия.       — Так можно сказать о многих вещах, — пробормотала Лизка.       Арманов, кажется, все понял, по крайней мере милостиво позволил ей наполовину прикончить кофе в уютной тишине. Лизка подхватила чашку и принялась расхаживать по комнате, стараясь сунуть нос в максимальное количество укромных уголков. Когда еще выпадет такая возможность? Было бы обидно весь этот волшебный час просто проторчать на кухне, пусть находиться там и было до неправильного хорошо. Взгляд ее зацепился за компактный виниловый проигрыватель, притулившийся на консольной тумбе между книжными шкафами. Модель была явно современной, хоть и выполненной с винтажной изящностью.       — Он работает? — спросила Лизка, отставляя чашку и уже запуская свои шаловливые руки под прозрачную крышку.       Ответ прозвучал неожиданно близко.       — Работает. Пластинки прямо под ним, загляни в шкафчик.       Лизка послушно опустилась на корточки и потянула на себя лакированные дверцы. Внутри обнаружились аккуратные кофры, забитые квадратными конвертами. Она принялась осторожно перебирать картонки в поисках знакомых названий.       — Разбираешься в виниле?       — Не-а, — протянула Лизка, аккуратно вытягивая пластинку с изображением четверки людей и логотипом The Doors. — Никогда не держала в руках, но всегда было интересно попробовать. Можно эту?       Арманов принял конверт из ее рук и зарядил проигрыватель. Уютно скрипнула игла, устраиваясь в бороздке. Лизка узнала первые такты «Wintertime love» и прикрыла глаза, с упоением вслушиваясь в до боли знакомый баритон. Она так погрузилась в собственные ощущения, что не сразу заметила раскрытую ладонь, застывшую у ее виска.       — Потанцуем?       Ну вот, кажется он ее добил. Сердце пропустило по меньшей мере два удара, прежде чем она решилась вложить свои подрагивающие пальцы в протянутую руку и неловко поднялась с пола. Танцевала с партнером она только на выпускном, и то вряд ли это несуразное топтание на месте можно было назвать полноценным танцем. Трек был довольно стремительным, восклицания гитарных струн смешивались с многоточиями трепета барабанных тарелок. Под такую песню следовало хаотично кружиться по колено в сугробе, накачавшись вином. Но Арманов как-то умудрился втянуть ее в ритм, приспособив к собственным шагам. Одна рука покоилась в его отведенной в сторону ладони, вторая намертво вцепилась в ткань рубашки на плече. Когда Лизка пообвыклась с темпом и перестала путаться в ногах, он крутанул ее на месте, стоически принимая закономерную встречу ее носа и его груди. Лизка смущенно рассмеялась, пряча раскрасневшееся лицо, но уже не нашла в себе сил отодвинуться, вернуться на приемлемую дистанцию. Она обвила его руками, чувствуя, как под ее ладонями напрягаются и расслабляются мышцы спины. Остаток песни они двигались невпопад, будто танцуя под какую-то собственную мелодию, звучавшую только в их головах. Слишком медленно, слишком плавно. «Wintertime love» сменилась на «The Unknown Soldier» — бодрый марш и барабанный тремор. Танцевать под это было невозможно, но Лизке было уже наплевать. Она просто покачивалась в чужих объятиях, которые не спешили распадаться.       «Wait until the war is over       And we're both a little older       The unknown soldier»       Ох, какой же ты въедливый, бедняга Джим.       — Нам не следует этого делать, — прошептал Арманов, склонившись к ее виску. И тут же продемонстрировал то, чего именно им делать не следовало. Или это Лизка первая потянулась к его губам?       Она довольно быстро получила ответ на вопрос, удобно ли целоваться в очках, и сдвинула их выше, аккуратно придерживая за дужки. Кажется, при этом она задела какие-то чувствительные точки, потому что поцелуй углубился, окончательно вытесняя из ее разума остатки связных мыслей. Прошла целая вечность, прежде чем они оторвались друг от друга и застыли, Лизка — как глупый олень в лучах фар, Арманов — как водитель, осознавший неизбежное. Его ладонь обвивает ее шею, большой палец на ее подбородке. Вторая рука там, где ей быть совсем не положено, мягко перебирает выступающие позвонки.       — Извини, — выдохнул Арманов с какой-то болезненной беззащитностью. Извини, после которого он не отстранился. Извини, на которое она ответила какой-то слишком спокойной улыбкой, уже предчувствуя момент, когда им неизбежно придется разомкнуть будто сплавившееся переплетение рук.       — Все в порядке. Это ведь нереально. Это иллюзия, помните? Образное мышление.       Арманов беспомощно усмехнулся и высвободил руку из-под ее футболки, заключая Лизку в крепкие, но вполне целомудренные объятия. Игла проигрывателя давно соскочила с пластинки, и к уличным звукам теперь примешивалось деликатное шипение.       — Я буду считать, что мне все это приснилось, если вам так будет проще, — сдавленно пробормотала она в лацкан его рубашки.       — Вопрос не в том, что проще для меня.       — Я знаю. Просто… спасибо.       — Перестань благодарить меня за то, что я подвергаю опасности твою жизнь.       — А чего бы она стоила, если бы этого не происходило?       Гул будильника вклинился в ее сознание спасительным маяком, пресекая всякую возможность расслышать никому не нужный ответ. Лизка вынырнула в реальность, в которой они невинно сидели на почтительном расстоянии друг от друга.       — Я пойду, — буднично произнесла она, подхватывая рюкзак. — До следующего занятия.       Разум затопила блаженная пустота.