Резонанс

      Избегать Арманова оказалось на удивление легко, Лизке удавалось не оставаться с ним наедине довольно долго — на лекциях они больше не пересекались, с групповых занятий она старалась выскользнуть первой, да и Алина, будто чувствуя повисшее в воздухе напряжение, всегда крутилась рядом, чему Лизка была несказанно рада. Пусть временами это и казалось ребячеством, она была уверена, что поступает правильно. На практиках у Воронцова Лизка была ниже травы, она так старалась не отсвечивать, что не сразу осознала, что преподаватель платит ей той же монетой. С той самой злосчастной проверки он будто ее не замечал — прохаживался среди одногруппников, как и прежде, отпускал замечания в своей обычной приторно-дружелюбной манере, правил позы и жесты, крутился вокруг каждого — кроме Лизки.       Когда в один из дней они отрабатывали точность перемещения крупногабаритных грузов — по всему полигону между ярко-оранжевых конусов и разметки степенно плавали здоровенные заколоченные ящики — Воронцов минут пять ставил Алине руки, что-то тихо проговаривая и ободряюще похлопывая девушку по плечу. Алина справлялась не в пример лучше Лизки, та постоянно сбивала конусы, роняла ящик с оглушающим грохотом и начинала снова, изо всех сил стараясь сосредоточиться на том, чтобы не провести его слишком точно или быстро. Впрочем, в притворстве не было особой необходимости — она без труда могла швырнуть груз через весь зал, а вот сдерживание и направление силы поддавались на порядок сложнее.       — Кирилл Сергеевич, — выпалила Лизка, мысленно отвешивая себе подзатыльник за несдержанность. Воронцов уже отходил к следующему студенту, но с ленцой оглянулся на нее через плечо. — У меня, кажется, не получается. Может, я руки неправильно держу?       — Все хорошо, Елизавета. Работайте в своем темпе.       Это был первый комментарий, который он удосужился отпустить в ее адрес за несколько занятий.       К концу декабря неожиданно объявили день посещений. Пригласить на территорию кампуса разрешалось только одного человека из числа ближайших родственников или опекунов, Лизка до последнего не знала, кто именно приедет, и, едва завидев маму в холле приемного корпуса, тут же разрыдалась, как детсадовец. Они долго сжимали друг друга в объятиях, прежде чем одна из них смогла вымолвить хоть слово.       — Лизунчик, как ты выросла! А волосы-то, ты посмотри! И еще лицо… — мама рассеянно перебирала ее уже изрядно выцветшие алые пряди, гладила по плечам и щекам, размазывая никак не унимавшиеся слезы. Лизка осознала, что мама впервые видит ее такой — отмеченной светящимся клеймом. — Как ты тут, солнышко? Как твои дела?       — Все хорошо, мам. Я так ужасно соскучилась, ты даже не представляешь!       — А мы-то как скучаем! Папа очень хотел тебя повидать, мы долго спорили, но он мне уступил. Просто, понимаешь, если бы я тебя своими глазами не увидела, я бы… — мама устало махнула рукой, снова прижав Лизку к пахнущему родными духами свитеру. — Я так за тебя боялась.       — Мам, — Лизка взяла ее за плечи и серьезно заглянула во влажные карие глаза. — Правда, не беспокойся. У меня тут все отлично. Пары, сессии, ну, почти как в обычном универе. У меня и целая комната в собственном распоряжении.       Они присели на скрытый разросшимся фикусом диванчик. Лизка осторожно рассказывала о своих буднях, стараясь избегать тем, о которых им запретили распространяться. Она прижималась к маминому плечу, изо всех сил впитывая ощущение нормальности, принесенное из внешнего мира. Внезапно их накрыла чья-то тень, Лизка подняла глаза и вяло улыбнулась, подавляя раздражение. Ну что ему опять надо? Это ведь ее время, им дали всего час!       — Позвольте представиться, Артур Александрович, я курирую группу Лизы, — Арманов протянул руку и осторожно пожал мамину ладонь.       — Светлана Михайловна.       В мамином голосе вдруг прорезалась настороженность, сдержанная холодность, с которой она всегда общалась с малоприятными людьми. Лизке это понравилось.       — Надеюсь, дорога не была для вас слишком утомительной.       — Не более утомительной, чем подписывание кипы документов о конфиденциальности.       — Это вынужденная мера, — Арманов сдержанно улыбнулся. — Прошу прощения за доставленные неудобства. Ну что ж, просто хотел познакомиться и сказать, что ваша дочь замечательно справляется. Она практически отличница и просто замечательная девушка. Если еще немного поднажмет, станет лучшей на курсе.       Лизка состроила кислую физиономию, но мама, кажется, немного оттаяла.       — Не смею вас больше отвлекать.       Он отошел и растворился в толпе других студентов и их гостей, рассредоточившихся по холлу. Лизка поискала взглядом Алину — та о чем-то шушукалась у окна со статной женщиной в норковой шубе. Денис разговаривал с высоким мужчиной, строгим и подтянутым. Левую скулу мужчины пересекал некрасивый бледный рубец, распластавшийся по щеке, будто раздавленная многоножка. Между шепчущимися парами, как две акулы в стае криля, курсировали Арманов и Лидия. Кости и Насти видно не было, а вот к Свете приехала бабушка, такая старая, что Лизка на секунду испугалась, как бы от пережитого стресса ее не хватил удар.       — Молоденький совсем, — шепот мамы вывел ее из оцепенения. — Он у вас что-то преподает?       — Вроде того, — отозвалась Лизка. — Он… многое для меня сделал.       — Лизун, скажи честно, с вами тут ничего не делают? Я имею в виду, эксперименты, промывка мозгов или что-то такое…       Лизка тихо рассмеялась.       — Мам, поменьше смотри телевизор. Я же говорю, тут все как в обычном универе, с учетом некоторых наших особенностей. Мне тут даже нравится.       Оставшееся время они так и просидели на диване, тесно прижавшись друг к другу, Лизка успокаивала маму, как могла, и старалась сама поверить в то, что говорит. Окна в служебном автобусе были плотно зашторены, но она все равно, как и большая часть одногруппников, провожала машину взглядом, ежась на крыльце приемного корпуса, пока та не миновала поля и не скрылась в подлеске. Разговаривать ни с кем не хотелось. Лизка молча вернулась в комнату и уткнулась лицом в подушку, стараясь затолкать непрошенные эмоции, разбередевшие затянувшиеся раны, подальше на задворки разума. ***       Новость о предстоящем экзамене по практической специальности настигла ее в начале весны. Воронцов объявил, что испытания будет принимать комиссия из числа кураторов и преподавателей старших курсов. От напускного дружелюбия не осталось и следа, казалось, он с азартом охотника предвкушал возможность выслужиться, найти подтверждение своим живодерским гипотезам. Лизка смотрела прямо перед собой, стараясь подавить нарастающую панику.       — Вполне вероятно, что с первого раза сдадут не все, — декламировал он, расхаживая между партами. — Это настоящая проверка всего, что вы усвоили за два года обучения. Помните, что неуд будет означать, что вы плохо контролируете свои способности, а значит, представляете опасность для общества. Комиссия просто не имеет морального права делать вам поблажек. Это важнейшая точка вашей жизни, момент, когда в буквальном смысле решится ваша судьба.       О том, что именно произойдет с несдавшими, Воронцов тактично умолчал, но Лизка и так знала ответ. С каждым новым занятием она все сильнее сомневалась, что выдержит экзамен, что он не подкинет ей задачку, с которой она не сможет справиться. Ей казалось, что пафосными речами Воронцов запугивает лично ее. Едва дождавшись окончания лекции, она вылетела из аудитории, на ходу настрочив сообщение Арманову, что им нужно поговорить наедине, наплевав, как двойственно это выглядит в свете того, что она бегала от него последние несколько месяцев. Ответ пришел сразу, и Лизка направилась в учебную часть почти бегом.       — Он меня валит! — выпалила она, плюхаясь на свободный стул. — Я не сдам этот экзамен, я уверена, что он что-то выкинет при всей комиссии и мне конец.       — И тебе добрый вечер, Лиза. Что я говорил насчет излишних эмоций? Возьми себя в руки.       Лизка демонстративно вдохнула и выдохнула, не прекращая сверлить куратора напряженным взглядом.       — Я спокойна. Спокойно принимаю свою судьбу, готова идти на убой без истерик. Это вы хотите услышать?       Арманов тяжело вздохнул, откинулся на спинку стула и принялся протирать очки. Лизка осознала вдруг, что эта его страсть к театральным паузам ее ужасно раздражает.       — С чего ты взяла, что не сдашь? Комиссия в данном случае — это только благо. Он не сделает ничего, что выходило бы за рамки протокола. Просто отработай все то, что он дает тебе на занятиях…       — Ничего он мне не дает! — перебила Лизка, подавшись вперед. — Я не справляюсь с его программой, а он делает вид, что все в порядке! Я плетусь в отстающих весь год, лишний шаг боюсь сделать, потому что могу сорваться, а он только повторяет, чтобы я работала в своем темпе и ни о чем не беспокоилась.       — Погоди, я читал твои отчеты об успеваемости, все показатели в пределах нормы, ты справляешься хорошо…       Лизка откинулась назад и отупело уставилась в стену.       — Хочешь сказать, он намеренно искажает информацию? — осторожно спросил Арманов.       — Я не знаю. Знаю лишь то, что нихрена у меня не получается, я до сих пор понятия не имею, как выполнять эти его фокусы с летающими ящиками, никого ненароком не прибив.       Арманов устало потер виски. Повисшая тишина звучала для Лизки, как приговор. Ее вдруг посетила мысль, такая простая и очевидная, что на секунду ее разум озарился надеждой.       — А вы не могли бы со мной позаниматься? — выдавила она почти жалобно.       — Сабурова, ты как себе это представляешь?       — А что такого? Разве это нарушает какие-то правила?       — Это будет по меньшей мере странно, если не сказать подозрительно. Вот что, я поговорю с Кириллом, и, уверен, что ситуация как-нибудь разрешится. Наверняка между вами возникло недопонимание…       Тихий всхлип прервал его назидательный монолог. Арманов осекся и теперь в полной растерянности глядел на Лизку, которая судорожно размазывала по щекам предательские слезы. Она не собиралась реветь, как сопливая малолетка, но просто не могла справиться с накатившим ужасом. Лизка вдруг четко осознала, что на этот раз никто не станет ее спасать.       — Я поняла, — выдавила она, резко встав на ноги и подхватив с пола рюкзак. — Вы мне не верите и считаете, что я себя накрутила.       — Лиза, — куратор поднялся из-за стола и попытался приблизиться, но она протестующе вскинула ладонь.       — Не надо. Не надо ни с кем разговаривать. Помните, что вы сказали мне зимой? Я — отличный прецедент.       Она развернулась и потянула ручку двери, но едва успела приоткрыть ее на пару сантиметров, как та захлопнулась прямо перед ее носом. Лизка медленно досчитала до трех, покосившись на чужую ладонь, лежащую на створке прямо над ее головой. Наконец, тепло, которое она ощущала лопатками, сменилось прохладой кабинетного воздуха.       — Извини.       Просил прощения он за этот свой импульсивный порыв или за то, что наговорил ей раньше — Лизка так и не поняла. Она обернулась, оперевшись на дверь спиной и уставившись в пол.       — Я попробую устроить для тебя пару тренировок. Обещать ничего не могу. И, Лиза, пожалуйста, никому ни слова.       — Мне здесь не к кому обратиться, кроме вас, — сдавленно пробормотала она, ощущая стыд пополам с облегчением. Посмотреть ему в глаза она так и не решилась.