Эпилог

За окном валил снег. Последняя вечерняя электричка мчалась сквозь крепчавший ветер, лес темнел за окном, а немногочисленные пассажиры пялились наружу, затихнув. Женя почти мгновенно покинула его, перейдя в тамбур, и Макс в одиночестве созерцал безумие, происходившее вокруг. По радио ведущая, шутя, беседовала с гостями о новой экологической катастрофе, и звучало это... Нормально? С одной стороны, он как и в детстве едет на пустой электричке куда-то вдаль, слушает радио, а в мире снова что-то странное. А с другой, всего за два дня он побывал в полицейском участке, сбежал от спецназа, почти умер из-за демона, проехался на сцеплении поезда, переночевал в заброшенной школе рядом с маньяком и затем ходил по городу с призраком. А может, ему показалось? И все это неправда. Он просто снова едет в соседний город к родне, не забыв передать ключ от церкви сестре Татьяне, никакой Жени не существует, а все остальные было странным сном. Бог просто хотел показать, что вот так могло быть, но все сложилось иначе. А может, ему просто показалось... Да, ему определенно показалось. И все же, снег в июле, шрам от падения на ладони, запах вишневых сигарет на рукаве. Силуэты деревьев смешивались в сплошной хаотичный узор, переплеталсь на темно-синем фоне. Макс прислонился к стеклу и почувствовал, как оно похолодело и теперь медленно, едва заметно начало запотевать. Окружение постепенно белело, укрываясь снежной накидкой, ветер все громче завывал за стеклом, а он сидел в электричке и думал, что же им делать. Теплой одежды не было, ровно как и обуви. Ночевать в заброшенных зданиях не получится, так что снова надо думать, как бы выжить. Интересно, Женя что-то придумает? Хотя, она уже познакомила Макса с призраком и завела так далеко, наверное, у девушки был план. На мгновение парню показалось, что за окном он увидел что-то странное. Всего на пару мгновений он смог различить мутный человеческий силуэт с горящими глазами, и в нем из ниоткуда снова возникло чувство страха, как перед тем демоном, словно он увидел что-то опасное, угрожающее. Священник не боялся сверхъестественного. Даже его слабого мыслительного процесса хватило на выводы, сделанные после встречи с Олесей, но тем не менее оставались вещи, внушавшие ужас. Он увидел это всего на секунду, но ощущение осталось. Немного подумав, Макс вздохнул и поднялся с места, направляясь к тамбору. Конечно, Женя — не тот, кому он сможет выложить все как есть, однако банально спросить ее, что вообще происходит, можно. Был даже шанс, что она даст ответ. Когда дверь в проход между вагонами открылась, было практически ничего не видно кроме маленького, едва заметно огонька на кончике сигареты. - Это… слушай… - неловко начал парень. – Это… Несколько секунд он стоял молча, и за это время черты девушки стали куда более различимыми. - Я спросить хотел, в общем, - наконец сдался Макс и перестал подбирать слова. – Ты понимаешь, что вообще происходит? - Это удивление обстоятельствам или моему безразличию? - Оба варианта? - Неужто ужасает происходящее? – промурлыкала Женя. - Да, но… В общем, мне кажется, я увидел еще одного демона… или призрака… - Ах, тут все просто: призраки – души, еще не прошедшие отбор на одну из тех сторон. Призраки преследуют свои мечтания, вроде создать лазанью, спеть на сцене, стенцевать вальс под дождем, убить соседей, что мешают спать. Демоны же хотят лишь поглотить твою плоть, кровь и душу. А на вид… демоны при одном лишь созерцании внушают ужас животный, безумный. - А это… Откуда ты… - Однажды я умерла после тридцати переломов, и даже в подобном водовороте боли и неопределенности моя извращенная личность думала о чебуреках. Не думаю, что без потустороннего вмешательства в мою ослабевшую за годы нервную систему я бы просто так ужаснулась чему-то вроде жалкого демона. - И, — немного зависнув, продолжил Макс. - Что мы будем с эти делать? - в высшей степени ничего. - то есть, думаешь, ничего страшного не произойдет? - даже если и произойдёт, солнце, я делать ничего не отважусь. Ну, или же мне просто не хватит сил и желания. - Ну, я могу тебя понять, — вздохнул парень. Наверное, как Макс и думал, Женя была не такой уж и странной. В конце концов, она может умереть, пусть даже игнорируя боль в пользу мыслей о, прости Господи, чебуреках. Почувствовав странное облегчение, он куда увереннее закрыл за собой дверь тамбура и прошел вперед. - Ты точно первый раз встречаешься с демонами? – уточнил священник и прислонился к стене, уставившись в окно. - Полагаю, нет. - Ты видела их и раньше? - Пожалуй. Но это было так давно, что нет уверенности, была ли там я, и мои ли эти воспоминания. - Пожалуйста, расскажи. Сейчас вся информация важна. - Вся… вся? - Да, абсолютно вся. Женя глубоко вздохнула. - Ну, котенок, слушай… *** - Блять, да нахуй тебе этот дед сдался?! - У него зубы золотые. Думаешь, что-то изменится, если на полочке будет стоять ваза без дорогущих кусков железа? -Я понимаю, тебе нужны брекеты, но мы грабим Валерия Ивановича! Того, который нам блины каждые выходные пек! - Валерий Иванович мертв, ему уже пофиг. Он разложился на плесень и липовый мед, все, финита ля комедия. А теперь подними ноги, а то нас эти заметят. Две девушки, воровато оглядываясь, тащили по крематорию черный пакет с чем-то тяжелым и обьемным. От одной из них за версту пахло приторной вишней и никотином, так что было странно, что ни один сотрудник не вышел из своего кабинета чтобы удостовериться в спокойном сне окончивших свой путь граждан, которые не должны были громко шебуршать на этаже и вонять на всю округу. - Наталью Сергеевну кондрашка хватит, когда она узнает, что две милые девочки из соседнего подьезда вырывали у ее мертвого мужа зубы… - Да плевать я хотела на нее и на все их семейство. Вон уже подсобка, - невозмутимо пробормотала как обычно спокойная Женя, вкладывая свои последние силы в какое-то безумие с воровством золота. Шутки про цыган в ее голове крутились активно, как никогда прежде, и теперь ее юбка выглядела куда интереснее. - А мне не плевать! Она может и с тараканами, но хорошая! – запротестовала Олеся, тихо откашлявшись. - В каком месте она тебе хорошая? Мы ее два раза видели. И оба раза она молча пила чай, косо поглядывая на потенциальных воровок. - Никакого сочувствия! - Ясен красен, никакого, у меня было два человека, которым я сочувствую, и один из них, смотри, помер. Мое сочувствие на дороге не валяется, знаешь ли. - Марь Санновну тебе тоже жалко не было, когда она от рака померла. Слушай, а может ты этот… Социопат? – пробурчала девушка, осторожно переступая порог и ногой подталкивая дверь к закрытию. - Может и социопат, - не особо увлеченно разговором, согласилась Женя и водрузила часть тела на заранее подготовленный столик. – Знаешь, так, наверное, даже логичнее, учитывая, что после его смерти ты рыдала в три ручья, а я пошла дальше мыть машины. - Ничего удивтельного, я б с твоей семейкой тоже чокнулась. Говорю тебе, возьмем пасспорта и свалим в техникум в каком-нибудь Норильске, вот и все. - Не, я в Питер поеду. - Да ну тебя, зараза… Мы точно это сделаем? Женя с плоскогубцами в руках глянула на подругу и изогнула бровь. - Ну, да? А что? - Ну… Блин, это же просто мерзко. - Прости, конечно, но мне эти брекеты реально позарез. - Ладно, давай уже. Но я требую две банки пива. - Как ты эту гадость пьешь? Ладно, две, так две. Олеся отвернулась и механически потянулась за сигарой, лишь после чего вспомнила, что курить в таком маленьком помещении – идея так себе. Но услышав жуткие звуки сзади, она все же закурила: они обворовывают мертвого деда, куда дальше? Привычно выкашляв свое легкие, девушка задумалась. Какой-то вкрай ебанутой была их ситуация: копили деньги на лечение зубов, потом потратили все на сбитого машиной кота, кот умер, а место на автомойке уже занято. И вот, они здесь, занимаются аморальщиной в свои несчастные пятнадцать, потому что ни родители, ни государство оплатить стоматолога не могли. Мама Олеси уже итак грела воду в тазике, так что при всем желании выделить соседскому ребенку часть их скудного дохода не могла. Ну а родители Жени сказали просто: зубы это зубы, в средневековье и не с таким жили, их ларек вообще обнесли, самим жить не на что. Вот и получается: жопа, в которой виноваты вроде бы все, но не виноват вроде бы никто. - Йух… Еще раз… Дед, отдай зубы, - кряхтела Женя позади. – Сука, хочу брекеты… Отда-а-ай… - Поласковей бы тебе быть, да поулыбчивей, и цены б тебе не было, - вздохнула Олеся и помотала головой: от недостатка кислорода ей уже мерещился силуэт в дыму. - Цвоточек мой, иди нахуй и прекращай курить, я сейчас чокнусь. Вон, уже какого-то призрачного мужика начинаю видеть. Курильщица обернулась. Подруга все еще возилась с телом, пусто пялившимся в никуда, но под потолком в углу собрался черный туман, заходившийся волнами. Из него торчала почти явно различимая голова с горевшими белым пламенем глазами, по разрезу которых можно было сказать, что смотревший был безумен. - Так, - нахмурилась Олеся и тут же затушила сигарету. – Это не курильческие галлюцинации. - Ну тогда выйди, я сейчас закочу… - Женя, пойдем. Плевать на деньги, что-нибудь придумаем. - Минуту… Когда раздался щелчок замка, Олеся громко закричала и бросилась к ручке. - Откройте дверь! Здесь люди! Женя наконец оторвалась от тела и, бросив уже вырванные зубы в карман, подбежала к двери, попутно вытаскивая натяжитель и крючок. Олеся отодвинулась, освобождая место возле скважины. -Черт, черт, черт… Это духи? Или кто-то решил, что начался пожар? Черт, докурилась… - Нет, не думаю. Я тоже чувствую ужас, так что это действительно что-то аномальное. - Хочешь сказать, что мы умрем?! Ну спасибо! - О, нет, в моем списке «до самоубйства» еще осталось «спасти мир» и «сигануть с высотки», я тут не помру, - слегка дрогнувшим голосом, процедила Женя. Она встала на ноги и, качнувись, ударилась в дверь плечом, но было ясно: девушка сто шестьдесят ростом выбить ее не сможет. Олеся забилась в угол, пытаясь оказаться подальше от черного пятна на потолке и медленно темнеющей пустоты в дыме. Но, смотря на подругу, которая вообще плевать на паранормальщину хотела и спокойно стояла между человеком и живой чернотой, девушка дернула Женю на себя и встала на ее место, понимая: у нее, куда более высокой, уже были хоть какие-то шансы. - Валерий Иванович! Извините, я верну зубы! Ну хотя бы эту дуру не трогайте, я ее под страхом смерти пригнала! – слегка нахмурившись попросила воровка. Олеся чувствовала, что еще минута – и она на месте разревется, но вдруг Женя заговорила вновь. – Погодите, это серьезно вы? Курильщица обернулась, и черные фигуры действительно замерли, перестав переливаться оттенками черного. Она застыла, уперевшись в дверь, и попросту уставилась на аномалии. Дым, и белый, и черный, медленно перемешивался, стягиваясь к бездыханному телу и формируя возле него знакомый силуэт. Тощий и длинный, Валерий Иванович сидел, аристократично скрестив руки на груди. Его черты лица были слишком расплывчатыми, но дед явно улыбался. - Ну, во-первых, девочки, это был не я, - начал он низким нечеловеческим голосом и попытался откашляться, но, поняв, что это бессмысленно, продолжил. – А во-вторых… Женя, серьезно? Зубы? Я не осуждаю, это просто гениально, просто… Как ты до этого вообще додумалась? Сделав глубокий вздох, девушка пожала плечами с выражением лица, обозначавшем мелкое разочарование. - Валерий Иванович… - стоя в легком шоке, констатировала Олеся. – Вы… - Ага, теперь я и на русском дед, и на пендосском вашем. - Ебать… Так. Во-первых, какого хуя, - тоном профессионального журналиста, ведущего интервью, затараторила Олеся. - Во-вторых, чревоугодие – грех, но мое счастье – шаурма. Я смогу обжираться в раю? - Ну, это не меня спрашивать надо… - Всмысле? Вы же котят каждый день кормили. - Время охуительных историй, - с серьезным тоном Валерий Игоревич наклонился вперед и сложил руки в замок, после чего не менее серьезно продолжил. - Короче, мне пятнадцать было, и я так набухался, что поехал в одну соседнюю страну и устроил там революцию. А потом ФСБ все замяло, поэтому это знают два человека: я и Игорь из двадцатой квартире. - Валерий Иванович, это демения или шизофрения? - Нет, это был повод переспать с половиной небольшого города и Игорем… - А если дядю Игоря спросить? - Он тактично промолчит и, если не пьян, наверное, выйдет покурить на балкон. Кстати, у него нет балкона. - Где золото? - В шахте. - В чем смысл жизни? - Пару раз наебать государство на поезд с углем. - Вас можно будет призвать каким-нибудь ритуалом? - Нет, больше фальшиво орать песни в три часа ночи, чтобы я прибежал и выписал тебе подсрачник, не получится. - А это, а всмысле?! – растерянно переспросила Олеся. – Так, что еще… - Ничего уже, - вздохнул Валерий Иванович и махнул рукой. – Все, время вышло, мне эти двое минуту дали. Зубы можешь не возвращать Передайте, кстати, Наташе, чтоб шла на… Голос резко сошел на нет, а дым, как и должен был, разлился по комнате. Какое-то время девушки молчали, пока наконец понявшая, что произошло, курильщица смачно не выругалась. - Напугали, мрази! Я уж думала, это за мной! *** Макс слушал безумный в своей неправильности рассказ и смотрел в пустые глаза Жени, в которых ничего, кроме бездушной усталости, не осталось. Когда прозвучала последняя фраза, она затянулась и искоса глянула на священника. - Что, страшно путешествовать бок о бок с бездушным творением бога твоего? Не волнуйся, я не отпущу тебя до самого конца этой истории: в конце концов, победа тебя над миром сейчас нужна мне, как воздух. - Нет, это… это я понял, - вздохнул макс. Его слабые надежды на то, что девушка однажды станет его другом, почему-то стали медленно рушиться, хоть сознательно он верил в то, что все это глупости. – Просто ты говоришь, что демоны пришли за тем дедушкой, но в нашем случае он был немного… агрессивным. - А, ну, здесь не знаю. Но все они точно вышли из ада. - Что ж, это… тоже неплохо… - Будь честен, все стало лишь хуже. Парень вздохнул. - Да, я сдаюсь. Все просто ужасно. - Во-от, мои поздравления и соболезнования. Теперь, солнце, ты реалист. Ужасно, правда? - Ощущение отвратительное, словно ничего хорошего для меня сейчас нет. - У тебя есть уши, чтобы наполнять их музыкой. - А у тебя весь плейст из классики? - Совершенно нет. Есть множество всего, к примеру металл. Хочешь занять им разум? - Пожалуйста. Девушка вытащила наушники и с привычной мягкой улыбкой протянула их Максу. - Поверь мне, это лучше тишины сейчас. Парень поверил и забрал один из динамиков. Теперь стук колес мешался с громкими, рычащими аккордами и голосом, принадлежавшим такому же забитому в угол человеку. Когда голос сорвался на крик, где-то в глубине души Макс почувствовал отклик. Наверное, у музыки в целом было такое удивительное свойство: на каждую эмоцию найдется песня, которая с ней и написана. И тому, кто слушает эту песню, несомненно полегчает. За окном все так же проносились снежинки и темный густой лес, черневший на фоне синеватого неба, на котором разливался свет ослепительно яркой луны. Ее идеально круглая форма, видимо, за время их поездки успела разрушиться, и теперь в космосе вместо одного цельного куска камня а космосе висели две каменные половины, от которых медленно отделялись куски поменьше. Священник нахмурился: конец света внезапно стал набирать обороты и ускорился в несколько раз. — Слушай... А у нас вообще есть шансы спасти мир? — тихо поинтересовался он, будучи почти уверенным, что Женя из-за музыки не расслышит его слова. — Конечно, — неожиданно согласилась курильщица. — Я обещала спасти мир, а значит, я не продую ей. Даже если за спором уже давно никто не следит, и один из участников много лет как мертв. Решительно не поняв, с кем девушка спорила о спасении мира, Макс вздохнул. На мгновение он прикрыл глаза и почувствовал, как веки внезапно отказываются подниматься. И вроде бы, вокруг творится такой ужас, что стоило бы быть бдительным, но подумать об этом парень не успел: сознание отключилось и он заснул стоя. Женя затушила сигарету и вдохнула, морщась от приторного запаха вишни. Она обернулась и осмотрела тамбур, но, не найдя в нем ничего, снова отвернулась к окну. — Знаешь, друг, она ведь правда дозвонилась. *** «Врач был в шоке. Когда он повернулся, то увидел Нурбека, работающего уборщиком в этой больнице, этот дебил отключил кислородный аппарат, чтобы подключить свой пылесос.» - Тебе осталось пару дней, а ты травишь анекдоты. Я поражена. В палате реанимации было тихо. Кардиограмма пикала, разрывая тишину, в которой бледная и ослабевшая Олеся что-то пыталась писать, лёжа в кровати. Ее итак непонятный подчерк превращался в непроглядной ужас, который Женя каким-то образом понимала. Аппараты, приборы, трубки, капельница, провода — все это громоздились пювокруг курильщицы, которая, тем не менее, не унывала. «Вечно ты нагоняешь тоску.» — Вау, я нагоняю тоску? Ну, мои лёгкие не похожи хотя бы на изюм. «Ну ты так ещё при моей матери скажи, бессмертная.» — По сравнению с тобой, кусок мела несчастный, я действительно бессмертная. Голос Жени предательски дрогнул, и она вздохнула, отводя взгляд. Но, услышав, как яростно шуршит ручка, тут же вновь уставилась в тетрадь. «Да блин, не смотри ты на эту швабру. Вот помру, хоть убейся ей, а сейчас будь добра уделить внимание мне.» Олеся поворошила рукой по постели, выражая протест, однако Женя не обернулась: она лишь помотала головой и снова перевела взгляд на угол комнаты. — Со шваброй немного легче разговаривать, чем с такой наркоманкой как ты, знаешь ли, — взяв себя в руки, спокойно констатировала она. — Швабра меня не допрашивает по поводу школы. «Ах ты тварь!!!» — Все мы твари божьи, знаешь ли. «Если бог есть, то я тебе, скотобаза, с того света дозвонюсь.» Олеся не успела дописать; в кармане ее подруги затрещал телефон, и таймер на нем показывал, что время их общения закончилось. Губы Жени сжались в тонкую полоску и она поднялась со стула, взглянув на недовольную подругу. Та лишь закатила глаза и сжала пальцы в неприличном жесте, на что последовал аналогичный ответ. Отсалютовав, девушка направилась к выходу из палаты, бросив через плечо, что завтра она вновь вернётся с новой пачкой удивительных историй, о которых невозможно молчать. В следующий раз они увиделись, когда Женя, опоздав на похороны, лишь смотрела на Олесю, выходившую из печной трубы крематория. Она стояла перед серым зданием и, тяжело дыша, наблюдала за тем, как курильщица передает ей последний привет. Это был первый и последний раз, когда она плакала.