Ему тоже больно

—Ало, Гром, тут поджог в клубе случился, наверное эти богатые дебилы сами по пьяни подожгли что то, но ты съезди, глянь, опроси и так далее. — сонно бурчит Прокопенко. —Будет сделано. — положил трубку Гром и направился за футболкой.

***

Гром клубы не любил, тем более элитные и бывал там только по работе, не чаще, а суд над Гречкиным вымотал его окончательно, так что услышав от коллеги, что в одном из приватов сидит Гречкин со стриптизершей и опрашивать их Игорю, Гром не слишком обрадовался. Мягко говоря. На диване вальяжно расселся Гречкин и с видом героя спасителя успокаивал легкодоступного вида девицу, видимо ту самую стриптизершу. —Кхм, кхм, мне очень жаль, что я прерываю твои попытки затащишь девушку в койку, но мне тебя допросить надо, ее тоже, но сначала тебя. — недовольным взглядом оглядывает Гречкина с ног до головы, глаз цепляется за бинты из-под футболки, Кирилл их не скрывает, словно наоборот показывает, хвастается дурацкой задумкой — Гречкин, а ты знаешь, что бинты так то не ради красоты носят? Ладно пошли, и сними уже это, потом выебываться будешь. —Неа, мне и так заебись. — лениво встаёт с дивана Кирилл и проходит за Громом в отдельную комнату.

***

—Я надеюсь допрос будет с пристрастием? — сверкает золотыми грилзами Гречкин. —Я на работе не ебусь. И с такими как ты тоже. —А с какими ебетесь? —продолжает лыбиться Гречкин. —С такими, которые не нарушают закон как минимум. Ты давай по делу говори лучше, кто поджечь мог, зачем, видел что, не видел и так далее, не маленький уже, сам знаешь. —Я с той девочкой трахался, а горела барная стойка вообще на другом конце, что я видеть мог? Не видел , не слышал нихуя. —Вообще ничего? — начинает злиться майор. —Ну может ебланы какие вмазанные, а может просто кто сигу бросил не затушенную, она на тряпку там попала или в рюмку и все, загорелось. Хули по камерам не гляньте? —А нет тут камер, — рычит Гром — посетители же золотые детишки. Будь тут камеры, вы б все уже сидели, ну или ваши родители постоянно тратились бы на штрафы.— заметив, как Гречкин вовсе не слушая, увлеченно поправляет повязку, что окончательно выводит из себя — Боже сними уже это! — со злости Игорь срывает хлипко завязанный бинт. —Ну, счастливы теперь? — кривит губы Кирилл. —Это что? —Картина маслом блять, вам то какое дело? — пытается огрызаться Кирилл, но понимая, что Игорь все видел и видит, чувствует себя слишком уязвимым. Заметив это, Гром не понимает, как за долю секунды Кирилл Гречкин — мажористая мразь исчезает, появляется кто то другой, кто то глубоко несчастный. И в сердце тенью закрадывается жалость, к ребенку, напуганному и по ошибке шедшему по скользкой дорожке, внутри Кирилла, к тому, кем Гречкин является на самом деле. —Мне не стоило, прости. — уже тише говорит майор, стараясь не смотреть на руку. —А, забейте, а вы это… можете, нормально ее перевязать? — слишком уж робкий для Гречкина тон, он опускает полный стыда взгляд — я… я не умею просто… —Да, конечно. — ощущение, что перед ним вовсе не Гречкин усиливалось и било в мозгу красной лампочкой, а отвращение постепенно уходило. Взяв бинт, он, начиная с кисти не слишком туго, но крепко, чтобы не передавить ничего и не доставить парню дискомфорт, обматывает руку, поймав себя на мысли, что по каждому порезу, хотелось бы провести сухими пальцами, рассмотреть их все, они Кирю не портили. А в голову продолжали лезть мысли по типу «А если это было просто игрой?», «А что, если он не такой вовсе?», «Кто он на самом деле?» Подняв взгляд вверх, Игорь видит глаза Кирилла, в них неподдельное удивление —кто-то о нем заботится и помогает, не за деньги отца, не потому что выгодно, просто так… —Спасибо… Красиво получилось. — Кирилл очень редко кого-либо благодарил, поэтому просто не знал, что говорят в таких ситуациях, но в горле что-то непривычно свернулось, он уже винил себя за то, что сказал глупость, винил за то, что показал больше, чем должен был. «А что будет если он вообще обо всем узнает?» — странная мысль, идущая параллельно со строгим — «В край охуел? Ты должен оставаться таким, каким казался до этого, твоя открытость ни к чему хорошему не приведет.» —Не за что. Кстати, Гречкин, может на «ты», я вроде не настолько старый. — впервые за долгое время улыбается Гром. —Ой, пиздато, я за. А может проедемся? Так, чисто покатаемся. — привычная надменность исчезла, обычно подобное он говорил с пошлым, как будто готов хоть сейчас выебать взглядом, наглой интонацией, дающей понять — отказ не принимается, но сейчас это было сказано человеком, обычным, весьма к себе располагающим. —А может ко мне? Побеседовать с тобой вдруг захотелось. —Продолжение допроса? —Нет, просто поговорить, как люди обычные говорят. «Можно подумать, что он, что я за обычных людей считаемся»—ворчит про себя Игорь. —Оу, давай. — ожидая похабных шуток от Гречкина, Гром от удивления слегка приподнимает бровь. — А мне, по твоему, только о ебле во время диалога шутить положенно? — на этот раз немного смущается Игорь, как бы там ни было, но относиться по прежнему к Кириллу больше не получится, сам же Кир, снова разрывается, разрывается между — «А вдруг он станет человеком, с которым можно будет не врать хотя бы себе?» и «Не смей к нему привязаться, тебе же хуже будет.»

***

Пройдя в квартиру Гречкин, силой воли давит желание воротить нос и высказывать за беспорядок, вместо этого лишь спрашивает: «Есть что?» —Ну, чай есть, сейчас сделаю, возможно яблоко в холодильнике, у меня гости редко. —Да, я заметил. — улыбается Кир, для него суровый майор тоже начал открываться совсем с другой стороны. —Ты, давай лучше рассказывай, зачем это сделал? — мужчина показывает чайной ложкой в сторону перебинтованной руки. —Зачем? —Ну а кто то кроме меня это спросит? —А тебе разве не плевать? —Допустим нет. — потирает переносицу Игорь. — «А почему это мне, собственно, не плевать? Но увы, по каким то причинам не плевать определенно.» —Плохо было, больно… Молчание. Разве ему может быть плохо и больно душевно? Разве Кириллу Гречкину не похуй? —Да я просто даже не знаю, виноват я или нет, я настолько был бухой и уделанный, как мне помнить? Может я сел тогда за руль, может друг, а может шалава какая, в душе не ебу. А мне поверил разве кто то? Нееет. Конечно же, кому как не мне быть в этом виноватым, а я и сам не знаю, да и знать не слишком хочу, так хоть надежда есть, что это не я.— и снова молчание, на этот раз оно дольше. Кирилл никогда не говорил о каких то эмоциях или переживаниях, а зачем? Людям нужен другой Гречкин, но алкоголь делает людей болтливее, даёт сказать лишнего, и стоило хоть кому-то предложить излить душу, Кир согласился, он слишком долго в этом нуждался. —Бля, я и подумать не мог… «Подумать ты не мог, да ты его в принципе, за существо разумное не считал.» — ехидничает голос, отвечающий за «думай, думай», а Кир, будто в сговоре с ним, спрашивает: —Что я человек? Что чувствую? Что мне больно? — смеётся Кирилл и достает сигарету — Да блять, кто нибудь из этих мега пиздатый адвокатов допустил, что я могу быть не причем? Нет. Да я и сам не допускаю. —Ну, вероятность такая определенно есть, раз тебе заранее сказали, что мол, знаем виновен, оправдаем, главное чтобы денег побольше заплатили. «А что если вероятность действительно есть? Нужно будет разобраться » — поддакивает разум Игоря. —Хуй знает. —Кирилл кашляет от горького дыма и тушит сигарету — Кстати, странный ты мент, сначала ебалом об капот приложил, а сейчас слушаешь мои пиздострадания на своей же кухне. —Странный ты мажор, сначала ведёшь себя как мразь, а потом оказывается, что ты режешься и тебе плохо, да и что не мразь ты вовсе. —А кто же? — удивлённо смотрит Кир. —А я пока не понял, но на плохого человека ты явно не тянешь.