Подземный цветок

Есть дары, которые нельзя принимать, если ты не в состоянии ответить... чем-то, столь же ценным. В противном случае такой дар протечет сквозь пальцы, растает, словно осколок льда, зажатый в кулаке. Останутся только сожаление, чувство потери и вины…

Йеннифэр из Венгерберга

Метро - пристанище, родной дом для любого создания, что породили на этот свет почва, время, радиация. Своды тоннелей всегда полнились какофонией звуков, жизнь с поверхности ушла под землю, туда, где мир живых медленно врастал в потустороннее хтоническое начало. Мистические струны пронзали тоннели метрополитена насквозь. Немногие умели их касаться и лишь единицы могли извлекать из них звуки. Описание - лирично, но сказанное будет ближе всего к истине. Если брать во внимание некий сакральный подтекст, мистическую сторону, то в памяти всплывут все те смерти, что числились не на счету мутантов. Некоторым бедолагам случалось пропадать бесследно, не оставив после себя даже памяти, лишь отблеск ужаса, шепотом разносящийся по тоннелям, оседающий на языках. Однако во все времена были те, кто знал тропы и лазы, что позволяют проникать словно сквозь стены. Существа, ревностно охраняющие свои тайны, готовые расстаться с жизнью за их сохранность. Многие из тех, кому когда-либо удавалось пересечься с Йеннифэр, воображали, что она имеет представление о существовании струн. Львиная доля из них ошибалась, полагая, что девушка может их осязать. И только она сама чувствовала, что способна творить музыку, хотя даже это чрезмерно преувеличено. Но все же, подобное знание и некая сила в свое время, стоили ей дорого, даже слишком дорого. Желающему всегда кажется, что просьба подразумевает гораздо меньше, чем запрашиваемая цена. Но это суждение ошибочно, потому как никто не может давать оценку, действительно понимая суть. Не каждый на её месте был бы допущен к возможности быть просителем, но она была, и с тех самых пор жалела, что решилась открыть двери познания. Испепеляющий свет истин изничтожил в ней все то, что люди в метро до сих пор считали человечным, перекроил оболочку, вынул душу и вновь впаял ее обратно, но уже так, как сам того захотел. Это была лишь часть долга, малая часть. Ведьма - что вообще сейчас значит это слово здесь, в метро, где политики живут через стену с сектантами, дикарями, мутантами? Где время в каждой точке подземного царства остановилось в один миг, скрипнули шестерни, стрелки и оно пошло, но с таким разрывом, что было непонятно, а что теперь вообще есть время. К примеру, на одной станции, кажется, жили тамплиеры, никто не знал, где эти ребята достали мечи, но их станцию все обходили стороной. Полоумные, отрыли в технических помещениях чью-то коллекцию рыцарских романов, и так погрязли во всем этом безумстве, что организовали тайный орден и нарекли какого-то парня святым папой, а станцию переименовали в Иерусалим. Если вернуться к началу, вопрос, кем же является Йеннифер, остается открытым. Ведьма. Забудьте все, что вам рассказывали о волшебниках, закройте книги, сомкните веки, заткните уши. А теперь хватит валять дурака и послушайте меня. В метро, по-настоящему нет ЭТОЙ магии, Йеннифэр не способна вызвать огонь или превратить вас в угря, нет. Она может кое-что поинтереснее. Например, создавать артефакты, о да, она делает это мастерски. Сама иногда удивляется, как так выходит, но стоит прикрыть глаза, сконцентрироваться на том, что хочешь сотворить, взять в руки нужный инструмент и вот: путеводитель по метро, из одного конца в другой за пять минут. Звучит удивительно просто, но артефакты штуки очень капризные, прожорливые и хитрые. Она тратит много сил, времени и ресурсов, чтобы создать хоть один. Тут как в алхимии, всегда нужен равноценный обмен, ничто не появляется из ниоткуда и не уходит в никуда, в этом она убедилась на собственной шкуре. Некоторые ее творения требовали от своей матери непосильных жертв. Артефакты при этом слушаются не всех, а лишь тех, кто действительно им приглянется и будет достаточно мудр, опытен и хладнокровен, чтобы использовать вещицы по назначению. Йеннифэр помнила все "чудеса", что создавала, от самых безобидных, до тех, что могли свергнуть человечество в геенну огненную в мгновение ока. Знала, чувствовала, где находится каждая вещь, она не сомневалась, что получит их обратно. Затем передаст другому, а после него следующему, продолжая насыщать проклятые создания свои жизненной энергией носителя, вопрос лишь во времени. Также знала, какие артефакты она создаст потом, и кто первый будет их хранителем. В каком-то смысле, девушка предвидела все судьбы людей и других существ, связанных с ее детьми. Но будучи их единственной матерью, родительницей, хранителем, своей судьбы предвидеть не могла. Эти знания мутным пятном расплывались, любые попытки обмануть скрывающие ее судьбу силы венчались поражением, и она оставила все попытки, отчаявшись. Между тем, сквозь пески времени и туман реальности, она видела, как вручает заветную лютню юному барду, вечному страннику, скитальцу, любовнику, не знающему любви. Девушка понимала, в какой момент вытащит инструмент из холодеющих пальцев, и знала, чьим он будет потом. Видела как седовласый ведьмак поднимет сосуд, с вытяжкой обезумевшей души, предвидела, во что выльется эта история. Обрекаемая на вечный путь созидателя, безропотно принимала все то, что щедро дарила судьба, и уже в тот миг, когда сказала "да", стоя под сводами купола, озарённая ядовитыми отсветами луны. Ничто из того, чему должно было случиться, не трогало ее каменное сердце. Она проживала эти события, моменты, коим лишь суждено было произойти, каждый раз, как закрывала глаза. Любой бы, на ее месте, точно отчаялся, устал, мысль, что влачить бытие без шанса на покой - сродни смерти. Но она опустела в тот момент, когда сказала "да", и ничто больше не могло и не имело былого значения, что в целом есть усталость? Дорога не может утомить идущего, утомляет злость, гнев, обида, тоска. И ничего из этого не ведомо той, кто более не ведает чувственных страстей. Все же время - непостижимая субстанция, эфемерная, неуловимая, не поддающаяся никаким порядкам. Иногда на периферии сознания Йеннифэр мерещилось, что избранные пути теряют былую стойкость, четкость и ясность. Незыблемые дороги дают трещины и сквозь них, сквозь тончайшие щели видно, как... Ведьмак, отринув свою гордыню, приоткрыв створки ощерившегося панциря, тянет дрожащую ладонь к щеке барда. Как холод и тоска, съедающие этих двоих, встречаются, осознают друг друга, сливаются, порождая теплое, мягкое, нежное. Сухая ладонь на щеке обязательно чувствует легкую влагу, неверяще стирает ее, касается смелее, чувственнее. Она с замиранием сердца взирает на то, как линии их жизней переплетаются так прочно, так крепко, что разорвать их подобно смерти, и будет смертью для каждого осмелившегося. Когда она видит и чувствует трепетное волнение, нежнейшим шелком ласкающее ее вместе с ними, понимает истинную природу этой связи, любви этого предназначения, думает, что так и должно быть, так и никак иначе. Они созданы друг для друга, столь разные, но идеально сочетающиеся, между ними нет места никому, разделить их не позволит ни рок, ни свет, ни тьма. И Йеннифэр горит изнутри вместе с ними в такие моменты, пораженная этим ураганом, им же и сжигаемая, изничтожаемая завистью, гремучей обидой. Только в эти моменты, ей дано ощущать утраченные чувства, вспоминать - каково это, словно в насмешку, в наказание. И в эти моменты, нет в ней ничего, кроме ненависти, ненависти и любви, ведь нет одного без другого, ведь это самые сильные чувства. Но эти моменты - миражи, оазисом мелькающие на горизонте, подойди ближе, и увидишь обман. Линии сливаются в одну, дороги возвращаются к началу, а реки к истоку. Как бы втайне ей этого ни хотелось, но судьба, кажется, избрала для этих двоих тернистый путь, путь тоски и одиночества, который каждый из них пройдет самостоятельно, без надежды на помощь и спасение. Она могла бы тосковать по этой утрате, глаза могли бы наполниться слезами, но чувства остались там, где сталкиваются противоречия, сверхновой взрываясь, а черной дырой, поглощая все, и ее в одночасье. Иллюзии так хрупки, она, как никто другой, знает об этом. Не чувствует, не осязает, не может и не будет грустить. Девушка устало прикрывает веки. Тоннели зовут, она берет в руки прохладное древко лютни, бережно укутывает ее в добротный отрез ткани, закидывает за спину. На периферии сознания вновь мелькают миражи, в них Геральт наконец, набирается смелости поцеловать своего барда. Касание губ столь желанно, что подгибаются ослабевшие в миг ноги. Лютик тает, в долгожданных безмерно желанных объятиях, отдаваясь сладкой неге, и радуясь и плача душой своей, слыша биение чужого сердца. Йеннифэр горько ухмыляется, судьба подарит ей миг этой неги. Миг, что сломает барда, сломает ведьмака, сломает их мир, утопит его в боли. Боли, которая ее не коснётся, как бы она этого ни хотела. Неспеша удаляясь из своих владений, девушка оставляет за собой шлейф аромата, как пошло, сирень и крыжовник.