Цели и средства

— Филь, я больше не приеду. Она репетировала этот разговор сто раз, и куда лучше вышло бы при личной встрече, но раз уж он приглашает ее по телефону, отказываться тоже придется так. Оказываться и объяснять ему, что она хочет прекратить их встречи раз и навсегда, что ничего не получится, как бы они ни старались сохранить этот брак. Она же живет отдельно, должен ведь он был уже привыкнуть к этой мысли. Филя не привык. Снова заваливает ее цветами, и она не представляет, что вообще делать с этими букетами, они перестают помещаться в гостиничном номере, и Алла дарит какие-то из них уборщицам и официанткам, а большинство отсылает в Истру, засыхать там. Тишина гостиничного номера приносит благословенный покой. Алла подолгу нежится в постели, много курит и много работает. Работа над новым альбомом идет активно, но она тратит прорву времени на запись трека с Максимом. Гораздо больше, чем на остальные песни, хотя не сказать, чтобы она действительно готовилась к записи, даже текст не особенно учила. Максим, наоборот, текст знает идеально, в ноты тоже попадает, но при каждой попытке записи голос у него разный, и Алла не выдерживает, просто командует «Стоп», поворачивается к нему. — Макс, это не подходит. — Совсем плохо? — Нет, просто перестань уже изображать кого-то. Я хочу твой голос, — настойчиво говорит Алла. — Слышать хочу тебя. Ты же разговариваешь со мной своим голосом, значит и петь сможешь. В студии всегда полно народа, и ей даже неловко прессовать его при всех. Максим, впрочем, в долгу особо тоже не остается. — Ты же слова не помнишь! — охает он, когда она в очередной раз путает строчки. Алла вспыхивает, как девочка, стреляет в Максима раздраженным взглядом, но все же разворачивает лист перед собой снова. Максиму хватает чувства такта, чтобы не рассмеяться ей в ухо, но он все же улыбается, и не перестает это делать все время, пока она перечитывает текст. Сложно сосредоточиться, когда он не отводит от нее взгляда, и Алла смотрит в основном на буквы перед собой. Все простое, но такое похожее, что строчки снова и снова путаются в голове. Или это из-за Максима? Он касается ее плеча, подается ближе. Надо заканчивать, на них же в самом деле смотрят. Все смотрят на них, она была так права, предсказывая слухи, Максим еще долго не отмоется от них. Но хуже всего — или лучше? — то, что, кажется, слухи и не будут совсем уж беспочвенными. Разумеется, между ними ничего нет, но она бы так хотела, чтобы было. И Макс ведет себя так, будто он тоже хотел бы. Случайные касания, двусмысленные шутки, и смотрит он все время так, что она ощущает себя не просто красивой — идеальной. Они проводят в студии больше времени, чем было забронировано, но никто же не будет выгонять Пугачеву, и Алла пользуется этим, прогоняя запись за записью. — Получилось? — наконец спрашивает Максим. Алла улыбается, прижимая к ушам наушники плотнее. Получилось, еще как получилось. Ей нравится все, с первой до последней ноты. И слушает она до конца, ногти давят на блестящую кожу наушников, и Максим вдруг накрывает ее руку своей. — Скажи что-нибудь. Сказать что-то довольно трудно, ведь руку он так и не убрал, и от этого касания едва сердце из груди не выпрыгивает. Невероятный, удивительный мальчик. — Хорошо. Правда, хорошо, мне нравится. Его улыбка просто ослепляет, настолько широко и довольно Максим растягивает губы. Алла медленно снимает наушники, смотрит на него неотрывно. Слишком много людей вокруг, а так хочется оказаться только с ним наедине. *** Алла все еще не знает, как с им с дочерью теперь разговаривать. Во всей этой ссоре Кристина настолько за Филиппа, что, кажется, они обсуждают это наедине, без нее. Дочь всегда в курсе ситуации, хоть Алла ей ничего и не рассказывала. Не говорила, что съехала в «Балчуг», что увлеклась Максом... Последнего она, впрочем, не говорила никому, даже Алине, та каким-то чудом догадалась сама. Кристина все же принимает очередное приглашение в гости, и это немного греет. Но вера в то, что дочь смирилась, тает после первого глотка чая. — Так это правда, что ты ушла от Филиппа к этому юмористу? — Ты знаешь, как этого юмориста зовут, — хмуро бросает Алла. Поразительно, что пресса все еще каким-то чудом не строчит об этом каждый день, но среди своих уже началось, вот и Кристина туда же. — Нет, я не ушла к нему. Я просто ушла от Филиппа. — Зачем, если у тебя никого нет? «Устала быть несчастной, это достаточная причина?». Но настолько откровенничать она не готова. Она слишком долго изображала счастье перед камерами, года с девяносто шестого, и не готова спускать этот почти безупречный спектакль в унитаз. Спектакль, постановки которого Кристина просто не заметила, никто не заметил, кроме Максима, так нагло вытащившего ее танцевать тогда. У нее в тот день словно темные очки слетели. — Брак с Филей был ошибкой, он был обречен с самого начала. Не будем об этом, давай поужинаем спокойно. Как будто что-то может быть спокойно с Кристиной. Она никак не успокоится на счет Макса, и забрасывает мать вопросами, которые предполагаются как ненавязчивые, но на самом деле звучат абсолютно в лоб. Притворная деликатность точно не кристинин конек, милой она бывает искренне или никак. Правда ли он умеет петь? Почему именно с ним записала песню, почему не с Басковым? Может быть и правда с Басковым стоит спеть что-нибудь, потому что этот вопрос она слышала уже сотню раз. Почему он бывал у нее в «Балчуг»? Почему они вместе ужинали? — Мы с ним правда просто дружим, — в очередной раз вздыхает Алла. После того, как они песню записали, в это никто уже не верит. Не верит ей и Кристина. Да Алла и сама в это не верит, откровенно говоря, хоть она и ушла просто от Киркорова, сердцем она ушла к Максиму. Не зря ведь она перестала возвращаться к Филе тогда, когда Макс согласился наконец с ней работать. Но Кристина права во всем, он слишком молодой, чтобы можно было на полном серьезе что-то планировать. Может быть, они займутся сексом и ему даже понравится, но Алла не особенно умеет просто заниматься сексом. Секс это никогда не просто, всегда следует что-то еще, и каждый раз заканчивается из рук вон отвратительно. Премьеру песни они запланировали на концерт, куда оба приглашены, и Максим очень волнуется за кулисами. Это хорошо, артист должен волноваться, и Алла даже не пытается его успокоить. Он и вчера волновался — звонил ей, просил репетировать по телефону, и Алла хохотала, как сумасшедшая. Она стоит чуть в стороне от него, прокручивая слова в голове. Такой текст с кучей повторов все еще непривычен, и лучше убедиться, что все осталось в памяти и останется там по крайней мере еще на пять минут. Алла намеренно оделась как обычно — высоченные сапоги и ультракороткое платье, ее визитная карточка — копна волос. Все должно выглядеть так, словно для нее это проходной номер, ничего особенного, ведь это не ее дебют сегодня. Но она тоже волнуется, слишком сложно выбросить из головы то, что засело там еще одиннадцатого августа, когда он пригласил ее танцевать, когда впервые обнял, смотрел этими огромными глазами с пушистыми почти детскими ресницами. — Мы, — говорит Максим, очевидно, имея ввиду, что время их выхода, но звучит это совсем неправильно. Звучит как «мы влюблены», а должно бы звучать как «мы вляпались по самые уши». Она — в это неудержимое влечение к мальчишке, а он — в тонну сплетен, которые обрушатся на него едва они сойдут сегодня со сцены. Максим подходит ближе, и Алла улыбается ему, касается руки мягко. Не важно, что все это видят, совершенно наплевать. — Будет весело, — шепотом говорит она и первой шагает на сцену. Она старше и опытнее, она должна помочь ему расслабиться. Сыграть в любовь на сцене. Приходится признать, что Макса она недооценила. Несмотря на волнение перед концертом, на сцене он чувствует себя куда увереннее, чем на студии звукозаписи. Подмигивает ей, не сбивается ни разу, и даже движения все отработанные и легкие, настолько живые, что Алла и сама верит в эту песенную зажигательную любовь. Они почти не успевают поговорить после — она и забыла совсем, что уезжать отсюда должна с Киркоровым. Как же это выматывает... Но он просто проводит ее до гостиницы, Алла уверена, что ничего особенного не случится, Филипп просто снова будет признаваться в любви и просить ее вернуться, как он делает примерно каждую неделю. И она ошибается. Он не замолкает всю дорогу, и продолжает говорить уже в гостинице, хоть Алла и шикает на него на лестнице. — Хватит заигрывать с мальчишкой, ты меня позоришь! А его пугаешь. — Хочешь — разведемся? — бросает Алла холодно. Хотя его слова цепляют сильнее, чем она показывает. Ей плевать, стыдно ли за нее Филиппу, а вот Максим... она и в самом деле боится его напугать. Боится показать свой интерес как-то, и сломать дружбу, которая между ними сложилась. А номер этот, весьма откровенный в движениях, она сама ставила. Перестаралась? А Максим из вежливости промолчал. Стал бы он вообще молчать из вежливости, если ему что-то не нравится? Не похоже на Макса. — Не смей меня бросать! Мы венчаны! — повышает голос Филипп. Алла вырывает руку и пытается открыть номер, но Филипп перехватывает ее запястье, ключ падает на пол, отлетает в сторону. — Езжай домой. — Чтобы ты тут кувыркалась с малолетками? Пощечина такая звонкая, что у Аллы даже заболели пальцы. А еще она явно перестаралась — поцарапала его щеку кольцом, но отступать некуда, страха нет, хотя ей почему-то приходит в голову мысль, что он тоже может ее ударить. — Ты тоже малолетка, — она видит, как дергается его щека, — что, ударишь меня? Пусть бы и ударил. В каком-то смысле этой пощечиной и оскорблениями она этого и добивалась. Чувство вины и собственной никчемности так душит ее, что если бы только он ее ударил, стало бы легче. Она бы почувствовала себя жертвой, забрала бы эту роль у него хоть на вечер. Он, конечно, не ударит. При всех его недостатках, Киркоров никогда не ударит женщину, он просто уходит молча, швырнув букет цветов в стену в полуметре от ее головы. Алла приваливается спиной к двери и закрывает глаза. Нужно подождать, пока он уйдет, но коридор гостиницы застелен ковром, и шагов не слышно. Еще пара секунд, чтобы взять себя в руки, найти ключ на полу, а упасть на постель без сил уже в номере, там же можно расплакаться — только не здесь, не сейчас. Прикосновение к запястью такое неожиданное, что она дергается, как ужаленная. Максим. Откуда он здесь взялся? — Я не хотел, чтобы наша дружба создавала тебе проблемы. — Он уже поднял ключ с пола и сосредоточенно открывает дверь, другой рукой берет женщину за плечи. — Мне очень жаль, Алла. Это не его вина, конечно. Все развалилось еще до того, как она его впервые увидела, но как объяснить годы мучений в двух словах? Замок щелкает, и Максим толкает дверь, все еще не отпуская Аллу. — Можно войти? Не хочу, чтобы ты была одна сейчас. — Он не вернется, — слабо возражает Алла. Лучше бы ей побыть одной сегодня, ни к чему Максиму видеть ее в таком состоянии. — Физически не вернется, но из твоей головы он и не уходил. Это правда. В номере она садится, чтобы снять сапоги, едва переступив порог, и Максим зачем-то садится на корточки рядом, расстегивает молнию сам. — Ты чего... — Ухаживаю за дамой. Хочется рассмеяться, но почему-то не получается, и Алла только наблюдает за тем, как он осторожно и бережно снимает с нее ботфорты. Почти не коснулся ее ног руками, да он и вправду джентельмен. Алла встает и сразу жалеет о том, что решила разуться, потому что в одно мгновение Максим оказывается намного ее выше. Но ноги так сильно устали. Почему-то Максим не уходит, и Алла делает ему чай. Так приятно быть босиком, но из-за короткого платья без сапог она кажется себе почти голой. На сцене это одно дело, а тут... Но Максим ведет себя максимально корректно. — Что он тебе сделал? — Максим открывает рот только когда они уже сидят на диване с горячим чаем. — Ничего, — честно отвечает Алла. Она сидит, поджав под себя ноги, и щелкает зажигалкой. Пламя вспыхивает в полутьме комнаты — они не зажгли большой свет, только торшер и настенный светильник — и Алла жадно затягивается. — Я не про сейчас. — Максим гладит большим пальцем тыльную сторону ее свободной ладони, и Алла заторможенно наблюдает за этой лаской. Она даже не замечает, как он морщит нос от запаха дыма. — Что он тебе сделал, что тебе так больно? Что ты не можешь ни с ним быть, ни отпустить. Может быть, когда-нибудь она ему расскажет, но не сейчас. Столько всего рассказывать, и в то же время совершенно нечего. Измены она только подозревала, но никогда не могла доказать. Филя ни разу ее не ударил. Пил, конечно, но из них двоих она всегда пила больше, так что в пьянстве Киркорова точно обвинить не получится. Так что же он сделал? Получается, единственное, чем провинился — любил ее не так, как она хотела. И Алла качает головой, не находя ответа. Когда чай выпит, и выкурено три сигареты, Максим наконец поднимается, все еще держа в руке ее руку. — Я пойду. Не грусти, ладно? — Да, сейчас только уйдешь, и начну веселиться, — Алла смеется искусственно, и Максим вдруг наклоняется к ней и касается губами ее губ. Коротко и почти невинно, настолько коротко, что Алла не успевает никак отреагировать, не успевает коснуться его даже, ответить на поцелуй, потому что он уже отстраняется. — Не грусти. Она остается сидеть на диване, в пепельнице тлеет последняя сигарета, и тонкая струйка дыма нетерпеливо взвивается в потолок. Алла закрывает лицо ладонями и смеется, сама не понимая, чему. Тому, что Максим, кажется, тоже ей увлекся. Или тому, что Киркоров ошибался, ведь Макса ее флирт явно не напугал, скорее наоборот. Она засыпает на диване, в платье, и спит словно пьяная, хотя за весь прошедший вечер пила только воду и чай. Алла думает, что им точно нужно поговорить. Нужно поговорить о том, что он поцеловал ее, и губы горят вот уже сутки, а Максим так и не звонит. Они через два дня участвуют еще в одном сборном концерте, а потом еще одном, в текущей ситуации им не удастся исчезнуть друг у друга с радаров на хоть сколько-нибудь ощутимый период времени. Максим набирает ее только накануне концерта и о поцелуе не говорит, много смеется, просит помочь ему с выбором одежды, и Алла критикует абсолютно каждый его вариант. — Слушай, а ты можешь... — он затихает как-то растерянно. Алла смеется в трубку. Да уж, подбирать образ по телефону не лучшая идея. — Я приеду. Через два часа. Жди, в общем. И она едет сначала к Вале, размер Максима она знает прекрасно, и приезжает к нему уже с костюмом, часа через четыре, почти ночью. Макс открывает дверь в спортивных штанах и майке, какой же он худой. Красивый. — Я думал, ты не приедешь... — Невежливо отчитывать даму за опоздание, — она припечатывает чехол с костюмом к его груди. — Примерь, Юдашкин для тебя старался. — Юдашкин? — ошарашено выдыхает Максим. — Я думал, ты поможешь мне выбрать что-то из моего. — При-мерь. Алла смеется, наблюдая за ним. Сонный мальчишка, такой растерянный перед костюмом от Юдашкина. Она знает, что размер подобран прекрасно, знает, что даже если Максу не очень понравится, он не откажется и на концерт наденет. Может быть, это будет единственный выход для этого костюма, но все-таки. Он уходит переодеваться в спальню, и Алла думает, что с удовольствием бы помогла ему застегнуть рубашку. Он же поцеловал ее, поцеловал, и не выглядит как человек, которому неловко за это. — Ты думаешь? — Макс возвращается к ней, переодевшись, и Алла смотрит на него с удовольствием. — Очень хорошо. — Она подходит ближе. — Если моей даме нравится. — Твоей даме? — Ну да. — Он улыбается и смотрит на нее теперь почти в упор, так, что в горле пересыхает. Пора уезжать, но Алла почему-то медлит и незаметно для себя начинает травить байки о коллегах с прошлых концертов. Максим слушает увлеченно, буквально глядя ей в рот, и смеется в голос. — Если бы можно было вставить это в концерт! — Только попробуй. Максим провожает ее до машины, и перед тем как отпустить держит за руку чуть крепче и дольше, чем следовало бы. Как будто не хочет отпускать. Но им обоим нужна эта ночь отдыха перед завтрашней работой, и Алла уезжает, мыслями оставаясь в тихой квартире Максима на другом конце Москвы. После концерта они засиживаются в гримерке и что-то пьют, кажется, Басков подливает ей еще, и Алла его не останавливает. Ей нравится с ними, весело и спокойно, и Киркорова нет почему-то. Непонятно, кто принес столько алкоголя, но он просто льется рекой, и стаканы ни на минуту не остаются пустыми. Кажется, только ленивый не похвалил костюм Максима, и тот густо краснеет всякий раз, не зная, как реагировать. Ее это веселит непередаваемо. Нужно будет сказать Вале, ему будет приятно. — Тебе надо домой, — говорит Максим едва слышным шепотом, почти задевая губами ее ухо. — Не надо. — Алла, пожалуйста, — просит он все также тихо, пока все увлечены тем, как распевается пьяный Басков. — Давай уедем. Она переводит на него замутненный взгляд. Уже глубокая ночь, и она правда пьяна, но так весело, и все смеются, и ехать никуда не хочется. Максим вздыхает и отходит от нее, что-то шепчет Баскову на ухо, и тот неожиданно для всех предлагает закругляться. Кто-то вспоминает, что и правда пора, вечеринка угасает сама собой. — Ты что сделал? — спрашивает Алла, едва не оступаясь. Максим поддерживает ее под руку. — Я провожу тебя до машины, хорошо? Провожает он ее не до машины, конечно. Макс садится вместе с ней на заднее сидение, Аллу мутит, клонит в сон, и словно в полудреме она чувствует, как он тянет ее голову себе на колени, касается волос. Машина тормозит как-то резко, и просыпается Алла только от этого. В окно видно огни гостиницы, Максим все еще монотонно гладит ее по волосам. — Надо встать, — говорит он мягким шепотом, — если я тебя отнесу, будет очень много слухов. — Вот еще, нести! — Алла садится, сжимает пальцами виски. Главное не моргать, потому что стоит опустить ресницы, как появляются «вертолетики», мир кружится и не останавливается. Выходит из машины она опираясь на руку Максима, тот что-то говорит водителю, но она не успевает разобрать. Ноги заплетаются на высоких каблуках, но Макс очень крепко держит ее за талию, еще чуть крепче, и он действительно просто понес бы ее к лифту. — Пусти... — Я не держу тебя, это пальто, — говорит Максим терпеливо, помогает ей выпутаться из рукавов и шарфа. Как неловко это все, Алле хочется сквозь землю провалиться, но просто не хватает сил выставить его вон. Она чувствует его руки на своих плечах, и реальность окончательно уплывает куда-то из-под ног, все заволакивает спасительная чернота. Тиканье часов просто оглушительное, и просыпается Алла тоже от него. Как громко, почему так громко? У нее ведь нет часов в номере, здесь совершенно нечему тикать. Она с трудом разлепляет глаза осознает, что ее все еще обнимают чьи-то руки со спины, и прямо на ее груди лежит мужская рука с тикающими наручными часами. Галкин. Галкин тут до сих пор, и она силится вспомнить, что произошло тут ночью. Не помнит. Неужели они... Максим не просыпается, но крепче прижимает ее к себе. Пока он спит, есть время подумать. Подумать и попытаться вспомнить, что она вчера натворила. Алла прекрасно помнит все, что было после концерта. Как они пили, как Максим попросил Баскова закругляться с вечеринкой, и тот почему-то моментально свернул пьянку без каких-либо вопросов. Как Максим вел ее под руку до машины, а она спотыкалась. Как спала у него на коленях, пока Толя вез их в гостиницу, но дальше все как в тумане. Было ли что-то между ними? Маловероятно, Максим ведь джентельмен, и был почти трезвым. Обуви на ней нет, но белье на месте, и платье тоже. Она прикрывает глаза, заставляя себя сосредоточиться, и вчерашние сцены наконец возникают перед глазами стыдным плохим кино. К счастью, очень фрагментарно. — Ты что домой не уехал? — спрашивает она хрипло и почти пугается своего голоса. Руки на ее плечах разжимаются очень медленно. — Ты не отпускала, — усмехается Максим наконец, разминая затекшее плечо. — Сказала, нам нужно обсудить важные вещи. Алла едва не стонет. Какие важные вещи она могла захотеть обсудить? Что хочет его? Ничего более важного на ум не приходит, она ведь точно вчера думала об этом. Но вот сказала ли, трудно угадать. Насколько же она была пьяна, если сказала Максиму о том, как он ее привлекает? И не спросить об этом сейчас нельзя, не спросит — он сам расскажет. — Какие? — Не знаю. — Максим касается ее плеча снова, мягко улыбается. — Но я пообещал, что мы обсудим все важные вещи утром. — И я просто согласилась? — Макс медлит, и от этого промедления ей становится страшно. Что еще она натворила вчера? — Ты меня пугаешь. Макс? — Да нет, конечно, не согласилась. Ты все равно хотела это обсудить, но тебя стошнило на костюм Юдашкина, и мы легли спать. Так вот почему он только в рубашке и трусах. Алла утыкается в подушку, больше всего хочется провалиться сквозь землю, а Максим тем временем снова ее обнимает, наклоняется к ее уху. — Все хорошо. Никто даже не видел, что ты пьяная. — Да ну? — Коля успешно перетягивал все внимание на себя, — смеется Максим, снова зачем-то касаясь ее волос, но это так приятно, что Алла расслабляется даже. — Как ты заставил его всех разогнать? — Этот вопрос не давал ей покоя еще вчера, но вчера было сложно что-то сформулировать. — А. — Макс медлит, касается подбородком ее плеча. Такое странное ощущение, есть в этом какая-то неопределенная, неясная нежность. — Он мой лучший друг, и догадывается, что ты мне нравишься. Так что я просто попросил, и он сделал. Алла резко разворачивается к нему лицом, хмурится. — Что? — Лучший друг, несколько лет уже, — терпеливо повторяет Макс. Повторяет совсем не то, о чем она переспросила, вот нахал. Он же прекрасно понял, о чем был вопрос, невыносимый выпендрежник все-таки. — Галкин, не зли меня. — Ты ведь знала, — спокойно говорит Максим. Догадывалась, но одно дело догадываться, а другое — вот так, прямым текстом, после того, как она настолько постыдным образом испортила ему костюм. — Это мы вчера тоже обсуждали? — Нет, зато ты вчера несколько раз сказала, что никогда не разведешься, — вспоминает Максим. — Я, правда, так и не понял, почему. Разумеется, он не понял, почему. Она себе несколько лет не может придумать внятного обоснования ни для развода, ни для сохранения брака. Даже смысла нет пытаться выразить это в двух словах. Алла улыбается невесело, и Максим касается кончиками пальцев ее щеки. — Я не лезу, не лезу. Но ты ведь ушла от него. — Давно. Он подается ближе и невесомо касается губами ее губ. Алла не отвечает — слишком свежи воспоминания о том, что вчера побывало у нее во рту, а до зубной щетки она в таком состоянии вряд ли добралась. Максим смеется, замечая ее смущение. — Из нас двоих это я не чистил зубы. А ты даже макияж смыла. Алла усмехается, утыкается лбом в его плечо. Мысли он читает, что ли? Такого у нее в самом деле никогда не было, за столько лет ни с кем она не чувствовала себя так взволнованно и так спокойно одновременно. С Максом все происходит иначе, немного нереально. Но чувство безопасности, которое окутывает ее, как теплое одеяло всякий раз, когда он рядом, не перепутать ни с чем. Максим касается ее волос в очередной раз, но теперь быстро отпускает и поднимается. — У меня нет мужских брюк здесь, — замечает Алла, разглядывая его. Ноги красивые, да и в целом его фигура завораживает, взгляд отвести очень трудно. — Я постирал их вчера, уже точно высохли, — отмахивается Максим и скрывается в ванной. Переведя дыхание, она откидывается на подушку снова и прокручивает в голове обрывочные воспоминания о прошедшей ночи. В какой момент они разговаривали о ее браке и о Филиппе? Трудно сказать. Алла помнит, что сидела на полу в ванной, помнит разочарованный взгляд Максима и «Ты его очень любишь, видимо». А она ответила... что же она ответила? Ах, да. «Давно уже нет» — «Так уходи от него. Уходи ко мне». Она вздрагивает и смотрит на дверь ванной, за которой сейчас Максим. Вода уже шумит, и слышно, как он там что-то напевает, только слова не разобрать. Вчера Максим был трезвый, он должен помнить все, о чем они разговаривали, но главное даже не это. Он, будучи трезвым, сказал «Уходи ко мне». А теперь еще и знает, что она сейчас одна. Растерянность полностью вытесняет собой похмелье.