
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Чонгук чувствует себя Золушкой, но тут есть несколько проблем: его родители живы, у него нет злобных сестёр, Хосок – не фея-крёстная, а Юнги – не принц. Но Чонгук всё равно чувствует себя Золушкой и, может быть, немного Рапунцель, которая заперта в замке, но опять же – он живёт один в съёмной квартире и денег у него достаточно
(или: Чонгуку позволяют заниматься в студии танцев бесплатно, думая, что у него нет денег, а он забывает упомянуть, что его мать – владелица здания и арендодатель студии)
1
28 июля 2021, 08:06
Чонгук чувствует себя как чёртова Золушка, у которой не задался день, только у него, к сожалению, нет мышей, которые смогут помочь. Пароль от сигнализации не подходит, сколько раз он бы его не вводил, удостоверяясь, что всё верно, и он спускается на первый этаж к охраннику, чтобы спросить, что случилось. Мужчина, который с самого детства души не чаял в парне — насколько это было возможно, учитывая, что мать Чона — его начальница — говорит, что прошлой ночью система слетела с катушек и её пришлось менять, и диктует ему новый код.
На часах одиннадцать вечера, и это уже четвертая неудача за весь день, и только первая, которую получилось разрешить сразу. Чонгук чувствует себя вымотанным.
Пятая не заставила себя ждать, хотя Чонгук честно надеялся, что за оставшиеся несколько десятков минут этого дня больше ничего не случится.
Когда дверь в студию открывается, он как обычно бросает сумку на пол рядом со входом, включает свет и начинает двигаться в сторону стереосистемы, которая стоит рядом с фортепиано в части помещения ближе к окну. Парень запускает её, не включая саму музыку, зная, что загрузка займёт какое-то время, и идёт в раздевалку, по пути забирая сумку. Всё гладко до тех пор, пока он не возвращается в зал и не слышит лёгкое копошение со стороны хореографических станков.
Он чувствует, как сердце начинает биться быстрее, хотя он ещё не начинал тренировку, и резко поворачивается на звук. Всё, что он может различить в первые несколько секунд — что-то чёрное непонятной формы и с такими же непонятными вкраплениями бледно-желтого цвета. Это пятно продолжает издавать нечленораздельные звуки и шевелиться, и через несколько секунд оно принимает форму человека, укутавшегося в пуховик и сидящего на полу со скрещенными ногами. Чонгук понимает, что это парень — наверное, старшеклассник или студент — сонный, дезориентированный от резкого пробуждения.
Чонгуку, скорее всего, пришел конец.
— Хосок-хён? — мямлит парень, не открывая глаза. Чонгук в этот момент со скоростью света перебирает способы выйти из затруднительного положения. Самый первый и самый адекватный — схватить свою сумку из раздевалки, пока этот паренёк не пришёл в себя, и бежать куда-нибудь на четвёртый этаж, где находится его собственный офис.
Но если быть до конца честным, у Чонгука нет на это сил. Он продолжает стоять в майке и шортах посреди танцевального зала и смотреть на уже открывающего глаза незнакомца. Он не может толком рассмотреть его лицо, так как между ними метров семь расстояния, но парень понимает, что лицо того не выражает злости или страха, которых Чон ожидал. Он делает несколько шагов вперёд, сокращая расстояние между ними, и садится на корточки. Его сердце уже немного успокоилось, и мягкость в лице сидящего напротив парня не вызывает опасения, хотя Чонгук и понимает, что это, вероятно, очень зря. Он всего лишь хотел снять стресс после тяжёлого дня, немного потанцевать и пойти домой — в его планах не было пункта стащить дорогую аудиосистему, выкатить фортепиано или вынести лавочки — поэтому он внутри надеется на понимание со стороны незнакомца, хотя и знает, что это будет незаслуженно.
Это далеко не впервые, когда Чонгука поймали в момент, когда он пробрался в закрытую студию, куда он даже не ходит на занятия. По началу, несколько месяцев назад, он танцевал со включённой музыкой, не в наушниках, как сейчас, и это вызвало подозрения у охраны на этаже. Когда мужчина увидел, что это был Чон, он попросил его сбавить громкость и поставить сигнализацию, когда будет выходить. И все следующие разы, кроме одного, были связаны с охраной. Самые неприятные ситуации случались с новыми работниками, которые не знали, кто такой Чонгук, однако с помощью начальника охраны всё становилось на свои места.
Единственный раз, когда его поймали не охранники — что ж — произошёл сейчас. Поэтому Чонгуку очень страшно, он даже чувствует, как потеют его ладони, ибо велика вероятность, что об этом доложат арендатору помещения и ему запретят сюда приходить. И ещё хуже будет, если дело дойдёт до его матери.
Чонгук чувствует себя Золушкой, у которой нет верных мышей, которые могут ему помочь, нет феи-крестной, которая его спортивную форму может превратить в форму охранника, чтобы сделать его появление в этом помещении менее подозрительным. Но у него есть тяжёлый день за плечами, усталость и мать, которая против всего, что не связано с семейным бизнесом.
Хорошо, можно так: Чонгуку далеко до Золушки. Кроме мышей и феи-крёстной, у него нет ни злобных сводных сестёр, ни мачехи. Но это не мешает ему чувствовать себя запертым в своём одиноком мирке, где занятия в этой студии после закрытия — одна из немногих радостей.
– О, — удивляется парень, полностью открыв глаза. — Ты «Airpods Чон»?
Чонгуку нужно несколько секунд, чтобы понять, о чём тот говорит: конечно, эта новомодная стереосистема сохраняет список сопряженных устройств и, разумеется, Чон не знает, как удалить свои наушники из этого списка.
Но мало ли людей с фамилией Чон в стране?
Незнакомец улыбается, и если Чонгук и хотел пойти на попятную и всё отрицать, то сейчас он этого делать не собирается, лишь надеется на то, что улыбка не подставная и что его не ждёт полиция за окном.
— Вероятно, это так, — отзывается он эхом в стенах почти пустого помещения. Он держит в руках чехол с наушниками. Когда его взгляд опускается на ладонь, он смеется. — Технологии до хорошего не доводят.
Парень уже выглядит совсем проснувшимся, когда Чонгук возвращает на него взгляд.
— Почему ты здесь? — спрашивает тихо, будто боясь Чона спугнуть. Чонгук же уже никуда бежать не собирается, лишь смотрит на человека перед ним и надеется, что тот поймёт, даже если он ничего толком не расскажет. Чонгук не хочет ничего объяснять — тем более после такого выматывающего дня.
— Танцую, — честно отвечает он, спускаясь с корточек ниже и садясь, скрестив ноги, совсем как парень напротив. На паре по психологии им как-то рассказывали, что избирательное отзеркаливание собеседника может заставить его почувствовать себя более комфортно и доверительно. — У меня нет денег, чтобы оплачивать занятия, — и это даже не ложь, так как несмотря на наличие денег на его банковском счёте, его мать следила за тем, куда он тратит деньги слишком пристально, — я работаю в этом здании, и охранники мне помогли узнать код от сигнализации. — Чон чувствует, как к горлу начинает подкатывать ком, но он продолжает говорить. Главное, чтобы об этом не узнала его мать. Остальное он сможет пережить без нервного срыва. Очередного. — Я не буду сюда больше приходить, но, пожалуйста, пусть это останется между нами? — Он встает с места, где сидел, едва успев сесть, чтобы вернуться в раздевалку, переодеться и уйти. На него резко накатывается усталость, ещё большая волна, чем до этого, будто сгустками энергии, которая у него осталась, которая бьёт его по лёгким, от чего парню становится труднее дышать, и по глазам, от чего накатываются слезы. Он ненавидит, как быстро меняется его душевное состояние в моменты стресса.
Если быть ещё честнее — Чонгук любит танцевать. Любит ещё с детства. В школе, когда его тело ещё не было таким большим, а танцы сложными, он легко тренировался в своей комнате, уже тогда в наушниках и одиночестве. Но сейчас, когда Чонгук на третьем курсе университета на специальности, которую он даже не выбирал — танцы, которые он учил, стали слишком требовательны к пространству, а комната не вмещала его прыжки и сальто. Поначалу он занимал пустые комнаты спортивного комплекса, в который он ходил, но они не бывали пустыми дольше, чем пятнадцать минут, поэтому он был счастлив, когда узнал, что в здании, в котором его мать давно уже выделила для него офис, открылась студия танцев.
Он был счастлив всего одиннадцать месяцев, до этого момента.
Несмотря на то, что он не выбирал программу высшего образования, ему нравилось учиться, а танцы делали всё ещё немного проще, несмотря на то что ему приходилось прикладывать много усилий, чтобы прятать это от матери. А сейчас, когда Чонгук чувствует, что единственное его настоящее увлечение, которое не навязано ему семьёй, исчезает, в его грудной клетке образуется тяжёлый камень, который не даёт словам оказаться сказанными.
Лицо незнакомца меняется, когда Чонгук начинает резко вставать с пола. Его глаза расширяются, брови поднимаются в изумлении, руки тоже тянутся вверх, вслед за движением Чона, будто пытаясь его схватить.
— Эй, стой, — слишком громко произносит тот, на что Чон сразу оборачивается, не успев сделать третий шаг, — я не собирался тебя прогонять. Мы давно заметили, что кто-то пользуется нашей стереосистемой, прогоняя одну и ту же песню снова и снова. Хосок-хён несколько раз вечером видел тебя, ты тренировался в наушниках.
— Хосок-хён? — Чонгук не знает, как отреагировать на то, что говорит парень, поэтому хватается за единственную соломинку, которую ему подают. Мысль о том, что его мог видеть кто-то из самой студии, казалась слишком ошарашивающей, чтобы оставаться спокойным: его сердце снова начало биться с бешеной скоростью, даже быстрее, чем когда он увидел, что в помещении ещё кто-то есть.
— Да, — парень ведёт головой в сторону, наклоняя её и осматривая Чонгука с ног до головы. Чону от этого взгляда не по себе, но он позволяет парню-без-имени рассматривать себя дальше. — Это его студия. По его словам, хотя он и не слышал, попадаешь ли в такт вообще, ты неплох для того, кто выучил тот танец без хореографа.
Чонгук знал, что танец поставили в этой студии — именно так он его и нашёл. Песни в интернете не было, но она была в аудиосистеме, и именно поэтому он продолжал ей пользоваться, подключая к ней свои беспроводные наушники.
Чон чувствует, как к его щекам приливает кровь, и они в миг начинают гореть, а сердце всё никак не замедлится. Его ладони моментально становятся мокрыми, а мысли путаются. Он не знает, мог ли день закончиться ещё хуже. Не зря утром он не хотел вставать: было предчувствие, что всё пойдёт не так.
Над ними повисает тяжёлая пауза, и Чон не знает, что с этим делать. Он просто стоит в нескольких шагах от парня и смотрит в стену над его плечом. Тот же, кажется, не замечает неловкости момента, вскакивает с места, двумя шагами сокращая между ними расстояние до одного метра и протягивает руку. На его лице яркая улыбка, будто он и не спал несколько минут назад.
— Меня зовут Пак Чимин, я учусь на хореографа и работаю тут, — Чонгук пожимает руку в ответ. Внутренний голос подсказывает ему тоже представиться, когда в молчании проходит чуть больше времени, чем Чону показалось бы комфортным.
— Чон Чонгук, 3 курс, но моя программа не имеет никакого отношения к танцам, — он разжимает руку и трёт затылок. Он думает, как лучше обратиться к парню, который только что обрёл в его голове имя. — Вопрос, наверное, не очень уместный, но что ты тут делаешь так поздно, Пак Чимин-щи?
Чимин начинает снимать куртку, под которой оказываются спортивные штаны и толстовка. Он кладет её на пол под станком, где несколько минут назад лежал сам.
— Несостыковка небольшая, я переезжаю в новую квартиру через пару дней, а со старой уже надо было съехать. Юнги-хён обещал, что я смогу остановиться у него, но у него дедлайн, и он не смог выбраться с работы пораньше. Хосок-хён разрешил мне остаться тут до тех пор, пока Юнги меня не заберёт.
Чонгук решает не спрашивать, кем был обладатель ещё одного всплывшего имени, и просто кивает в ответ. За последнюю минуту напряжение почти ушло, его сердце билось не так сильно, и желания заплакать от усталости и разочарования уже не было. Чимин улыбнулся чуть шире, и от этой улыбки стало ещё чуточку легче, и день уже не казался таким кошмарным.
— Так вы меня не выгоните? — он произносит тихо, когда Чимин уже отвернулся, чтобы подойти к аудиосистеме. Тот включил уже знакомую Чонгуку песню и ответил, снизив громкость музыки:
— Если ты хорош, возможно, Хосок-хён разрешит тебе заниматься у нас бесплатно, — он улыбается ярко, Чону кажется, что даже через те метры, что сейчас между ними, он может чувствовать тепло этой улыбки. — Раз у тебя нет возможности оплачивать занятия.
— Бесплатно? — он хмурится в неверии, скрещивая руки на груди и потирая плечи ладонями. Он хотел бы заниматься в студии подобной этой, но ситуация с матерью и его семьей в целом делала все его попытки эти деньги найти тщетными. Если бы у парня просто не было бы на это денег, было бы намного проще. К сожалению, все немного сложнее, и Чону совсем не хочется объяснять это кому-то, кого он встретил впервые всего несколько минут назад. Даже если этот кто-то оказался добрее, чем многие до этого и, по сути, простил ему уголовно наказуемый поступок. Но чисто технически, Чонгук даже не соврал.
— Юнги-хён придёт через час-два, а сейчас я хочу, чтобы ты показал, на что способен.
Чимин поворачивает тумблер, чем делает музыку громче и перематывает на начало композиции. Уже знакомая песня заливает пространство вокруг Чонгука и отражается эхом в его голове и венах. Он понимает, что терять ему уже особо нечего, поэтому начинает танцевать, пройдя в центр зала и не обращая внимания на присутствие постороннего человека.
Из-за того, что он не успел размяться перед началом танца, многие движения отзываются болью и излишним напряжением в мышцах, парень чудом умудряется не подвернуть ногу, хотя он очень близок к этому уже через тридцать секунд после начала. Некоторые элементы выходят скомканными, и, если бы Чонгук не был таким вымотанным после учебы и работы, он бы переживал по этому поводу, потому что Чимин всё ещё стоял в углу комнаты и наблюдал. Он так же не рискует делать прыжок через себя без подготовки, поэтому к концу танца он уверен, что хореограф просто вежливо попросит его на выход.
К большому удивлению парня, этого не происходит.
— Ты очень мудро поступил, пропуская некоторые элементы, — говорит Чимин, выключая музыку совсем, когда Чонгук закончил. Он не улыбается, не хмурится — на его лице не написано буквально ничего, поэтому Чон уже не знает, чего ожидать от Пака. Ни одно из ожиданий Чонгука до этих пор пока не сбылось. — Теперь мне интересно, на что ты способен после разогрева, — на его лице снова улыбка, и Чону кажется, что это хороший знак.
— Я знаю, что и половина движений не вышла, — он начинает оправдываться, понимая, что, раз его шанс остаться в студии ещё не полностью потерян даже после реальной попытки что-то станцевать, за эту возможность нужно хвататься. Чонгук никогда не танцевал перед кем-либо, не выставлял видео в интернет и на самом деле не знал, насколько у него что-то получалось или нет. То, что он видел в зеркале студии или на экране своего телефона его вполне устраивало, и он не пытался получить мнение со стороны, веря, что в его ситуации это единственный выход. Именно поэтому в свой двадцать один год, после нескольких лет занятий в одиночку он рассматривает комментарий Чимина как самую большую похвалу и широко улыбается, что идёт в разрез с его словами, но он ничего не может с собой поделать.
— Давай мы с тобой разомнёмся немного, а потом ты уже попробуешь снова, хорошо? — Чимин берет пульт от аудиосистемы с окна и снимает толстовку, оставаясь в одной футболке. Он кидает её на место, где лежал пульт и продолжает: — не знаю, что из этого получится, но пока мне нравится то, с чем мы будем работать.
Чонгук не может поверить, что такой отвратный день может закончиться настолько хорошо.
Следующий час Чимин показывает ему быструю и действенную разминку, они немного растягиваются и переходят непосредственно к самому танцу. Пак просит станцевать его ещё раз от начала и до конца, и в этот раз Чон ошибается в меньшем количестве движений, но он всё ещё понимает, что может лучше. Он уже танцевал лучше, но решает не говорить об этом Паку, продолжая делать то, что тот ему говорил. Хореограф указывает на некоторые мелкие ошибки, о которых Чонгук не знал, и они прорабатывают некоторые переходы, которые Чон не уловил с видео, когда разучивал танец. Они оба забывают, что на часах уже полночь или уже даже немного за, и Чон не чувствует усталость, слишком поглощенный собственным восторгом от своего первого занятия с настоящим хореографом.
Перед тем, как Чимин включает песню с начала в третий раз, он просит Чонгука повторить прыжок через себя несколько раз на мате, который сразу приносит из маленькой комнаты, в которой лежало разное снаряжение, что могло пригодиться во время тренировок и репетиций. Чон, уже достаточно разогретый и уверенный в своих силах, с легкостью выполняет элемент несколько раз сначала с оборудованием, затем уже без него, и тогда Пак снова включает песню, чтобы посмотреть, чего у них получилось добиться за час занятия.
Чон всё ещё допускает ошибки в некоторых местах, но их в разы меньше, чем было. Некоторые переходы всё равно не закрепились у него на подсознательном уровне и ему сложно изменить привычный способ двигаться, но он всё равно чувствует, насколько лучше у него стало получаться исполнять этот танец. К концу прогона у него даже появилось чувство, что у него есть реальный шанс остаться в студии.
— Не идеально, конечно, — посмеивается Чимин, когда музыка останавливается, а Чонгук садится на пол, уже изрядно уставший, — но Хосок-хён был прав, когда сказал, что ты хорошо справился без хореографа. Я ожидал меньшего, если быть честным.
Чонгук улыбается, чувствуя невероятную эйфорию, разливающуюся в груди, и это ощущение настолько сильное, что ему кажется, что он случайно выпил несколько бокалов вина.
— Сильно устал? — спрашивает Чимин, смотря в экран своего телефона. Чонгук устал, но говорить это Паку не хочет, поэтому мотает головой в стороны. — Если у тебя ещё есть силы, можем станцевать вместе и записать на видео. Так я смогу показать тебя хёну, и ошибки будет видно лучше. Юнги-хён придёт где-то через полчаса, он мне только что написал.
Чон не мог бы отказаться от такой возможности даже со сломанной ногой, поэтому, позволив парню отдохнуть несколько минут, Пак снова включает композицию и ставит свой телефон на штатив перед тем, как они начинают танцевать под громко играющую музыку. Впервые Чонгуку не страшно, что его могут застать за этим занятием.
Когда приходит упомянутый Чимином ранее Юнги-хён, парни сидят на полу и смотрят видео в третий раз. Пак указывает на отлично отработанные и всё ещё не получающиеся у Чонгука элементы, но по общему настрою хореографа Чон понимает, что тот в целом им доволен.
Первое, что парень замечает в зашедшем в студию человеке — это огромный пуховик и тонкие ноги, которые резко контрастируют с верхней одеждой. Его лица не видно за ярко-красным шарфом и под длинной чёрной челкой.
— Прости, Чимин-а, что поздно, мы можем идти, — произносит незнакомец, закрывая за собой дверь и стоя спиной к парням. Пак не отвечает до тех пор, пока тот не поворачивается к ним лицом и не смотрит на Чонгука с вопросом во взгляде. Чон тушуется, надеясь, что Чимин всё объяснит и ему самому не придётся этого делать.
— Это «Airpods Чон», — показывает ладонью на Чонгука, который сидит почти плечом к плечу с хореографом и делает вид, что не заметил вошедшего в студию человека. — Чонгук, это Мин Юнги — человек, который написал песню, под которую мы танцевали.
— О, — Чон резко поднимает взгляд на Юнги, чьё лицо теперь не закрыто одеждой. На вид он старше Чона на добрых лет пять. Присмотревшись внимательнее, парень думает, что именно так, должно быть, выглядела бы усталость, будь она человеком: лицо мужчины не выражало эмоций, кроме желания лечь и уснуть. С небольшого расстояния, на котором они сейчас находились, Чонгук видел, что глаза того красные, как бывало у самого парня после долгого дня в офисе, а под ними красуются достаточно темные пятна.
Чон никогда не задумывался, как мог выглядеть человек, написавший песню, которую он за последние несколько месяцев слушал несколько сотен раз. Не то что ему не было интересно, просто его внимание всегда было обращено больше к самому танцу и танцорам, нежели к композиции. Конечно, она ему нравилась: будь это не так, он не стал бы учить конкретно этот танец. Он просто не думал о ней так же глубоко, как о каждом движении. Но сейчас, когда парень видит музыканта, он понимает, что если он попытался бы представить его раньше, то представление никогда бы не было близко к реальности.
— Чонгук хороший танцор, особенно если учитывать, что он самоучка, — Чимин убирает телефон в карман и поднимается с места. Он помогает Чону подняться, протягивая руку. Парень чувствует себя физически вымотанным, поэтому полагается на помощь Пака при подъеме чуть больше, чем ему хотелось бы, заставляя того немного напрячься.
— Спасибо, Чимин-щи, — шепчет он, стоя уже полностью на ногах.
— Если ты на третьем курсе, значит, я старше, так что зови меня хён, — Пак улыбается и треплет Чонгука по волосам, будто они знакомы не пару часов. — Надеюсь тебя ещё тут увидеть. Может, ты оставишь мне свой номер, чтобы я потом отписался по поводу решения хёна? Или ты можешь зайти сюда, раз ты работаешь в этом здании.
— А можно мне видео, которые Вы… вернее, ты? Да, ты. Снял… Чимин-щ… хён? — немного сомневаясь и запинаясь, спрашивает Чонгук. — Для себя.
Чимин достает только что спрятанный в карман телефон и протягивает Чону, открыв приложение на странице с созданием нового контакта. Юнги всё это время стоит в нескольких метрах от них, видно, дожидаясь, когда Пак закончит и они смогут пойти домой. Чонгук быстро вбивает свой номер, никак не называя себя, оставляя эту задачу на Чимина, чтобы больше их не задерживать, и подрывается в раздевалку, чтобы накинуть на себя верхнюю одежду и вызвать своего водителя до дома.
— Я включу сигнализацию, вы можете идти, — стоя у двери в раздевалку, произносит парень. Юнги смотрит на него и кивает в ответ.
— Хорошо, донсэн, — первое предложение, которое Мин адресует Чону. Он слабо улыбается, одновременно жестом поторапливая Чимина. Чонгук удивляется такому странному обращению — кто вообще называет кого-то донсэном при личном контакте? Он старается не заострять на этом внимания. — Ты сам доберешься до дома? Уже поздно.
— Да, Юнги-щи, — слишком оживленно кивает Чонгук, всё ещё возбужденный от всего произошедшего за последний час и слишком удивленный заботой незнакомого человека.
— Отлично, — Чимин стоит у выхода рядом с Юнги уже в пуховике и шапке. — Тогда мы пойдём. Удачи! — он машет рукой, и новые знакомые Чонгука исчезают за дверью студии.
В помещении становится тихо, и какое-то время парню кажется, что ему всё это приснилось. Это чувство исчезает, когда он сидит в машине на заднем сидении и его телефон вибрирует, оповещая своего владельца, что у него новое входящее сообщение. В чате с незнакомым номером начинает загружаться видео с танцующими Чимином и Чонгуком.
Парень ярко улыбается, когда он видит в коротком превью то, как они синхронно выполняют элементы в середине танца.
— Удачный день в офисе, Чонгук-щи? — спрашивает Седжин — водитель парня – смотря в зеркало заднего вида прямо на Чона. Последний не может перестать улыбаться, поэтому не впервые за день недоговаривает правду:
— Да, удачный день.
И технически он всё еще не врёт.