Соцветия

      Кровавые лотосы тянутся к несуществующему солнцу вверх. Цзян Яньли замирает, глядя на алеющий закат. Скоро, очень скоро, не будет ни нежно-розовых цветов, ни уцелевшей Пристани Лотоса. Через минуту её нежная реальность, пестреющая пастельными красками, разобьется на миллиард осколков, что вопьются ей в сердце. Она проснётся в чужом — так и не ставшем своим — доме, с болью оглядываясь назад. Туда, где остался родимый дом. Туда, где пропали братья и были заживо похоронены матушка с отцом. Она уложит послушные волосы в незамысловатую причёску, взглянет в зеркало — красавицей ей не быть — и осторожно, почти не заметно, уберет тень от бессонных ночей. Её сны быстротечны — длятся всего несколько секунд. И ей кажется, что она впитывает в себя лотосовый запах дома, слышит смешки и болтовню адептов. Подойдёт ближе к комнате — и непременно окажется рядом с А-Сянем и А-Чэном, разнимая их и улаживая очередной конфликт. Дева Цзян — так и не ставшая Цзинь — сядет на край кровати, вспомнит нежные покрывала родного дома, на которых спать было удовольствием. Посмотрит в окно, на рассвет Мэй Шани, ни капли не похожий на утро в Юн Мэне. Всё те же, казалось, алые краски, всё та же, вроде, незамысловатая фигура облаков. Под окнами не цветут пышным рядом лотосы, не смеются весело адепты, не бегут по коридору братья, в отдалённой беседке не спорят о чём-то родители… Бабушка ей очень напомнит мать, но та никогда не кричит и не повышает голос хоть немного. Та же статная фигура, прямая осанка, но очень мягкий взгляд. Из сочувствия — а Цзян Яньли никогда не любила жалость по отношению к себе. Она сильная. Она сама справится. Она — дочь своих родителей, ясно вам? Всё с той же улыбкой принимает чужую заботу. В Мэй Шани почти как в Гу Су, только правил на тысячи три меньше. От родного дома остаётся пепел сожженных воспоминаний. В памяти Цзян Яньли они будут жить вечно. Она поднимется с кровати и на ватных ногах дойдёт до кухни. Кухарки доброжелательно накормят сытным завтраком и непременно скажут: «хорошего дня, дева Цзян». И самое, наверное, неправильное — они все понимают, что день по умолчанию не может быть хорошим. Цзян Яньли вежливо поблагодарит и направится в сад. Лотосы в Мэй Шани цветут вяло и на фоне юнмэнских смотрятся блекло, несуразно. Она возьмёт маленький пруд под своё крыло, и через месяц цветы зацветут на удивление всем пышно. Она будет сидеть рядом, положив подбородок на колени, чтобы удобнее было представлять, будто Юн Мэн ещё цел, и она находится дома — просто новый пруд обнаружила. Цзян Яньли на циферблате времени начнёт отсчитывать часы до встречи с братьями. И неважно, на том свете, или — если очень посчастливится — на этом. Хочется укрыться от жалости к собственной персоне. Втоптать, вдавить её (или себя) в землю. А лучше — исчезнуть в ордене, которого теперь нет. Её сердце безустанно рвётся повидать родимый дом последний раз, пускай от него осталась горстка пепла, горячий песок и одурманивающий аромат смерти, витающей по кругу и ищущей себе новую жертву, в горло которой беспрепятственно можно вцепиться. Жизнь блекнет; смысл теряется где-то в расфокусированных огнях чужого дома. Цзян Яньли переступит проведëнную черту, возьмёт в руки меч и тут же его уронит — надо было словам матушки внимать лучше десяток лет назад. Она пойдёт на войну: будет лечить людей. Спасать того, кого ещё можно спасти, она будет идти, пока может, пока ещё вьется впереди дорога. Она поднимет пылающий болью взгляд к небу и протянет к нему ладони. Небо обнимет её, спустится с занятой вершины, чтобы положить на хрупкие ладони крохотный багрово-красный лист как символ продолжать жить. Яньли впервые искренне улыбнется и пустит его корабликом по пруду, чтобы цветущим лотосам не было одиноко. Они вместе. Она одна. Дева Цзян покинет Мэй Шань с надеждой кого-то найти. Вскоре она узнает, что А-Сянь пропал без вести, сопровождая А-Чэна к Баошань-саньжэнь, дабы та взрастила ему новое ядро. Брат молвит под нос тихое: «Я его не спас», а Яньли смиренно улыбнется и потреплет по волосам тёмным. Интуиция её никогда не обманывала — а Вэй Усянь объявится через три месяца, отвергнутым всеми тёмным заклинателем. Юн Мэн не будет как прежде величественно возвышаться сквозь лотосовый пруд, но она сделает всё возможное. Они. Тройное соцветие лотоса. Их пути отныне сплетены умелой рукой.