Silent night

Стив нарезает круги по парку и вокруг него, и в норме у Сэма бы кружилась голова и перехватывало дыхание от их так называемого «соревнования» и постоянного «слева от тебя», но он едва ползет, а перед глазами, как наяву, стоит мягкая даже на вид радужная шевелюра.  — Слева от тебя, — выкрикивает Стив в очередной раз, едва ощутимо шлепая его по плечу.  — Да-да, — мычит Сэм ему вслед и продолжает методично, размеренно переставлять ноги. Он думает, что подумал бы Стив, если бы увидел новый образ своего «друга детства» вживую. Он думает, что бы Стив сказал. Он думает, что «слева от тебя» в этом случае не было бы даже опцией, да и правило насчет ругательств, скорее всего, перестало бы действовать. Сэм пытается придумать цензурную версию. Воображение отказывает Сэму.  — У тебя все в порядке? — озабоченно спрашивает Стив, когда они уже прогулочным шагом (да ладно, давайте признаем, что Сэм с него на бег и не переходил) бредут к воротам Централ Парка. «А что, блядь, похоже?!» — орет Сэм мысленно.  — Да, дружище, конечно, — говорит он вслух и криво улыбается. Синяками под его глазами можно измерять глубину Ист-Ривер.  — Ты выглядишь усталым, — не менее озабоченно говорит Стив и останавливается около тележки с хот-догами, чтобы купить им воды. — И, знаешь, немного отстраненным. Ну, в последнее время.  — Я осваиваюсь, — Сэм с благодарностью принимает бутылку. — Новый город, ты знаешь, новая работа. Стив широко улыбается — та самая, Всеамериканская улыбка, — и делает несколько быстрых глотков.  — Как тебе местное отделение ВА? — спрашивает Стив. — Как ветераны? Перед глазами Сэма, как наяву, танцует радужноволосый Зимний Солдат.  — Достойно, — отвечает Сэм. — Достойно. Цветочная гирлянда покачивается и гипнотизирует, покачивается и гипнотизирует. Сэм очень, очень, очень хочет спать. ***  — Помнишь, ты предлагал мне сделать пирсинг, — слышит Сэм сквозь сон и пытается провалиться в подушку.  — Хмн, — мычит он.  — Уилсон, — опасно цедит Солдат сквозь зубы, — я знаю, что ты не спишь.  — Да, — быстро откликается Сэм и заставляет себя разлепить глаза. — Я помню, пирсинг. Сэм Уилсон очень благоразумный. Никто не может обвинить Сэма Уилсона, что Сэм Уилсон недостаточно благоразумный. Даже если посреди ночи к нему приходит отбитый на всю голову убийца и желает поговорить о пирсинге. Стоп. Блядь. Стив его убьет. Если Стив когда-нибудь узнает об этом, Стив его на хрен убьет. Сэм очень осторожно оглядывает Солдата, но компрометирующих проколов, штанг или колец на лице и в ушах не наблюдается. Сэм выдыхает.  — Я решил воспользоваться твоим советом, — продолжает мысль Солдат. Блядь.  — Ты…  — Хочешь посмотреть? — перебивает он. Сэм обреченно кивает. Солдат наклоняется и расстегивает верх формы. Мозг Сэма отказывается обрабатывать картинку. То есть, он смутно фиксирует, что видит. Шрамы вокруг металлического плеча, очень много очень грубых шрамов, бледная кожа, годами не видевшая солнца, темные пятна сосков, блестящие, пронизывающие их штанги. Штанги. Штанги. Штанги.  — Блядский блядь, — говорит Сэм.  — Меня тоже впечатлило, — откликается Солдат. Сэм крепко жмурится и начинает считать овец. Овцы прыгают через штанги. Штанги. Штанги. Он не доживет до смерти от руки Стива. Он, блядь, не доживет. *** Сэм просыпается от звука и вибрации чужого дыхания, и долго моргает в попытках вернуть себе зрение и прийти в себя. Когда чудо происходит, он совершенно по-женски взвизгивает и подпрыгивает на постели. Тело рядом не реагирует. Не шевелится даже, словно в Сэме нет его полутора сотен фунтов, и он не тренированный мужчина, а невесомый младенец. Дева Мария, мать Божья, прости грехи его. Тело… Зимний Солдат… нечто. Да, нечто рядом с ним лежит поверх одеяла. На нечто яркие розовые лосины, неоновые кроссовки, в которых ярко-розовый переходит в не менее яркий голубой, радужная футболка, где смешались все тона ЛГБТ флага и блядский ободок. Розовый. Пушистый. С розовыми же блестящими пластиковыми звездами на пружинках. Эти звезды светятся, Сэм знает точно. Сэм, блядь, уверен. Сэм садится на пятки и оглядывает нечто снова, отмечая тщательный маникюр с пацификами и закрашенную ЛГБТ флагом же красную звезду на металлической руке. Сэм НЕ ХОЧЕТ знать. Сэм с обреченным вздохом протягивает руку и трясет нечто — Солдата, блядь, Баки, блядь, Стив убьет его! — за живое плечо.  — Чувак, — зовет Сэм. — Что с тобой случилось, чувак?  — Ты когда-нибудь был в гей-баре, Уилсон? — сквозь сон спрашивает Солдат.  — Нет, — признает Сэм, старательно не думая. Не позволяя себе думать.  — Ты гомофобная задница, Уилсон, — мычит Солдат. Сэм вздыхает. Сэм с еще одним тяжелым вздохом поднимается с кровати и натягивает штаны. Он все еще не хочет знать.  — Будешь кофе? — спрашивает Сэм.  — Иди нахуй, — бормочет Солдат сквозь сон. — Я фея. Сэм вздыхает еще тяжелее, делает себе кофе и долго сидит, даже не прикладываясь к чашке. Сэм смотрит в окно и переосмысляет свою жизнь.  — Але… — в какой-то момент мычит Солдат, и Сэм подпрыгивает на стуле. Сэм знает, что такое кошмары, Сэм читал достаточно файлов Солдата, чтобы догадаться, что «Але» — Александр Пирс, Сэм знает достаточно же, чтобы догадаться, в каком контексте может видеть его Солдат в своих снах. Сэм не уверен, как лучше разбудить его от кошмара, но…  — Але-алехандро… — неожиданно мелодично напевает Солдат, не просыпаясь. Сэм запрокидывает голову, закрывает глаза и долго ругается сквозь стиснутые зубы, прежде чем встать и долить себе в кофе виски из свежепополненных запасов. До краев. ***  — Что еще я тогда сказал тебе? Покраситься, сделать пирсинг, татуировку? Что еще? Пойми, была ночь. Я хочу знать. Мужик, мне необходимо знать. Что еще? — спрашивает на одном дыхании Сэм, умоляюще спрашивает, войдя благостным утром в кухню. Ну. Он шел в кухню, а вошел в ступор. По крайней мере, понятно, почему этой ночью он спал спокойно. Ну, что ж. За все приходится платить. За спокойный сон — тоже. Блядь. Стив очень крепко спросит с Сэма за это. Стив, блядь, убьет его. Как-то слишком часто Сэм Уилсон думает о том, что Стив Роджерс его убьет. Но. Солдат сидит в кухне Сэма, на табурете Сэма, с чашкой Сэма в руке, светя неподготовленному зрителю в глаза блестящими подвесками на пирсингованных сосках и закинув ноги на стол. Его, Сэма, обеденный стол. За которым он, Сэм, ест. Ноги. Да, блядь. Сэм вздыхает, моргает, щурится, трясет головой. Оседает на второй табурет, как пена в забытом коктейле. С одной из ног Зимнего Солдата, с, надо заметить, завидовательно вылепленной икры, на Сэма смотрит странно-страшный большеухий плюшевый медвежонок, в обнимку с Губкой Бобом. И у Губки, и у медвежонка в лапах очень достоверно изображенные гранатометы. Исключительно, блядь, достоверно. Незадекларированные мультяшные коммандос смотрят на Сэма презрительно и равнодушно одновременно. Сэм знает только одно существо, способное так смотреть. Вот как раз которому принадлежит вышеозначенная нога. Стив будет убивать его медленно, понимает Сэм. Стив тоже читал документы по Зимнему Солдату. Сэм готов спорить, что Роджерс запомнил каждое слово и, в случае чего, весьма способен воспользоваться такими неординарными источниками знаний. Поэтому Сэм спрашивает. Чтобы знать, какую еще безумную идею он случайно заронил в плодородную почву поврежденного мозга Зимнего Солдата. Чтобы быть готовым. Чтобы просто знать, за что, со всей вероятностью, ему придется отвечать впоследствии. Татуировка свежая. С учетом скорости суперсолдатской регенерации — именно ей, действительно, Сэм обязан полноценным ночным сном и спокойным пробуждением в кровати и одиночестве. Блядский блядь. *** Сэм Уилсон просыпается. Еще во сне он знает: что просыпается, знает причину. Она уже какое-то время не меняется, ну, или меняется слишком сильно. Это как посмотреть. Сэм не хочет смотреть. Сэм открывает глаза. Солдат, по обыкновению уже, сидит рядом, смотрит куда-то мимо Сэма. Почти задумчиво, почти меланхолично. Уилсон ждет подвоха — он всегда есть. Зимний Солдат сам — ходячий подвох — под двести пятьдесят фунтов внезапности, абсурдных вопросов, нелепых реакций и бесконечного количества вариантов быть убитым. Двести пятьдесят фунтов смерти, неожиданно заинтересовавшейся жизнью. Знакомьтесь, Зимний Солдат. Типа. Класс. Сэм в восторге. Так что Сэм просыпается. Открывает глаза. И ждет.  — Пирсинг увлек меня, Уилсон, знаешь, — вот, дождался. — Я сделал еще принца Альберта, знаешь, что это? Сэм знает. Сэм, кажется, икает и вжимает голову в плечи. Он начинает подозревать. Но его глаза открыты, и он видит, как Зимний встекает своим огромным телом вверх, с кресла — в стойку, полу-модельную, полу-боевую, и ухмыляется. Сэм видит. И ему не нравится то, что он видит.  — Сейчас покажу, подожди, — просто бросает Зимний, и это словно он бросает гранату под кровать Уилсону. «Спаси меня господь», — думает Сэм и, совершенно не контролируя собственные движения, прячет голову под подушку. Сэм не хочет, чтобы Солдат ему показывал. Где-то на середине его молниеносного змеиного броска под подушку, он слышит щелчок пряжки и шорох кожи — с таким звуком расстегивается дорогой кожаный ремень. Сэм брыкается под тяжелой подушкой и одеялом, стараясь не завопить от ужаса, но отступать ему некуда: с одной стороны от него стена, а с другой — долбанутый киборг-киллер со склонностью к безумным экспериментам. Сэм падает. Запутавшись в одеяле, он падает с кровати прямо в ноги свежепирсингованному призрачному убийце. Прямо скажем, не лучшее место для падения. Сэм падает и слышит смех. Сэм Уилсон замирает на полу в бандаже из постельного белья и ахуя и даже не дышит. Он слушает и не верит. Зимний Солдат смеется. Прозрачно и легко, чуть тихо, чуть хрипло, таким же звуком, который, как и его голос, идет, кажется, из глубины его грудной клетки. Сэм Уилсон лежит на полу своей спальни, слушает смех Зимнего Солдата и внезапно понимает, почему Стив так бьется за своего Баки Барнса. Как раз потому, что вот этот вот звук — приводит в дом жизнь. Зимний Солдат — жуткий мифический киллер — смеется, и кажется, что за окном восходит солнце. Как может смеяться Баки Барнс?