Осколки

«Вряд ли бы тебя расстроила эта потеря. Х.» Хосок был уже давно и хорошо знаком со всеми обитателями квартиры, он знал их характеры, знал их истории, знал все их странности и привычки, а они также знали его. Но Мин Юнги для него всё еще был закрытой книгой с весьма противоречивой аннотацией на обложке. «А может быть, и расстроила бы? Может быть, я вообще ревную? Ю.» Хосок знал, что у него есть какие-то проблемы со здоровьем, что у него вроде бы была какая-то травма и что он плохо ходит. Знал о его тяжелом характере и не менее тяжелой руке с палкой, о которых едва ли не ходили легенды. Еще он знал, что Мин Юнги очень аккуратен, ненавидит беспорядок, яркие цвета и любит Oreo со вкусом клубники. Ах да, и еще – что он читает очень странные книги, в основном учебники по музыке, и работает охранником в торговом центре практически на другом конце города. «Ты даже ни разу не удосужился со мной увидеться. Какая ревность? Х.» А еще Мин Юнги был одним из самых заботливых и внимательных людей на его пути. Он помог оплатить Хосоку его обследования и лечение, он постоянно помогал Чимину, и если кому-то из ребят требовалась помощь, то первым отзывался именно Мин Юнги; а еще он имел просто фантастическую способность узнавать, что нравится Хосоку, и оставлять ему под подушкой его самые любимые вкусности в самый подходящий момент. И, конечно же, жутко дорогой, но жутко полезный красный женьшень. И кем этот человек был на самом деле? «Самая обыкновенная. Ты, вообще-то, тоже. Так что будь добр остаться в нашей постели хотя бы до того момента, когда мне выдастся шанс посмотреть тебе в глаза. Вживую. Ю.» Но в последнее время Мин Юнги в своих посланиях, порою слишком игривых, открылся с совершенно иной, очень волнующей и будоражащей его стороны. «👀👀👀 Х.» И Хосок теперь возвращался домой по вечерам с особым трепетом. Нет, он обожал их квартиру, ребят – всё, что сейчас происходило в его жизни, но эти послания под подушкой… от них ему становилось чуть менее больно дышать. «А ты, я вижу, тот еще художник. Йа, тебя что, Тэхён покусал? Ю.» И поскольку эти записки стали куда более откровенными и значимыми, чем простые приписки к сладостям, то и прятать эти послания они стали куда более тщательно, зная, что у большинства обитателей их квартиры напрочь отсутствует понятие «личное пространство», а Чимин и вовсе был регулярным третьим лишним в их постели. «Скорее ты. Х.» Однажды он нашел один из их стикеров, тщательно спрятанный Юнги в наволочку, и чуть не прочитал написанное на нем послание. Тогда Хосок в первый и последний раз в жизни разозлился на Чимина. Потом ему было очень стыдно за эту злость, но эти записки Юнги… были лишь для него. «О нет, ЭТО я бы запомнил. Ю.» Хосок бережно хранил каждый стикер, вклеивая каждый из них в свою тетрадь для занятий, которую он практически никогда не выпускал из рук и до которой, как он надеялся, никто, кроме него, не сможет добраться. «Надеюсь, что и впредь запоминать тебе будет нечего. Х.» Порою в этих посланиях Хосок поражал сам себя – своей смелостью и игривостью. В жизни он никогда не был таким. Даже до Хёнджина. Даже с Хёнджином. Но вся эта переписка воспринималась им исключительно как игра. И, кажется, Юнги тоже. Ведь кто бы стал вести такие диалоги с почти незнакомым человеком на полном серьезе? «А я все-таки надеюсь, что будет. Но точно решу, когда наконец-то увижу тебя. Ю.» Их переписки длились неделями, словно пятиминутный диалог в мессенджере растянули во времени и пространстве. И в этом было свое особое удовольствие. В предвкушении. И в ожидании. И в волнении, которое пробирало от макушки и до кончиков пальцев каждый раз, когда в его пальцах оказывалось очередное, написанное мелким убористым почерком послание. «Лучше не надо. Х.» «Я обещаю: тебе понравится. Ю.» Наверное, эти их странные разговоры могли бы зайти куда дальше этих обещаний, но… беда, пришедшая в их дом, внесла свои коррективы. И с тех самых пор все послания на их стикерах были строгими, сухими, лаконичными и исключительно по делу.

***

– Недалеко отсюда мы с Чимином нашли Хосока. Уже почти семь месяцев назад, – задумчиво протянул Тэхён, глядя куда-то в темноту, и еще ближе придвинулся к Чонгуку. Осенние вечера уже стали слишком холодными, чтобы сидеть на скамейке в парке одному. Впрочем, они с Чонгуком всегда делали это вместе. Садились на эту лавочку на отдаленной аллее, где ранними утрами или поздними вечерами никогда не было никого, кроме них самих, и… просто сидели. Иногда разговаривали. Иногда молчали. Иногда Чонгук целовал Тэхёна. Или Тэхён целовал Чонгука. Впрочем, последние два пункта случались очень редко. Что уж тут поделать, это место и это настроение плохо подходили для романтики. Да вообще все их отношения. – Ты каждый раз говоришь это, – тихонько хмыкнул себе под нос Чонгук, который с удовольствием бы сейчас обнял всегда мерзнущего Тэхёна и погрел его, но его руки были заняты немного другим, не менее важным занятием: с помощью влажных салфеток он оттирал с пальцев Тэхёна следы синей краски, которую тот, как всегда, забыл смыть, торопясь на встречу с ним. Можно ли было назвать это свиданием? Точно нет. Но для них обоих были очень важны эти посиделки. Вдвоем. И все слова, что тут звучали, пусть даже в них не было какого-то особенного смысла. – Он так сильно изменился… – с улыбкой выдохнул Тэхён, гордившийся этим мальчишкой так, словно он был его собственным сыном. – Еще бы, – не сдержавшись, фыркнул Чонгук и, наконец-то разобравшись с краской, метко закинул перепачканную салфетку в стоящую вдалеке урну и сжал замершие пальцы Тэхёна в своих руках. – Позер, – проследив за полетом салфетки, беззлобно фыркнул тот, наслаждаясь этими теплом и нежностью. Тэхёну было так хорошо и спокойно сейчас, что невозможно было описать словами. Просто нужно было чувствовать. Холод осеннего вечера. Сырость. Тусклый свет уличных фонарей. Тишину, изредка нарушаемую шумом словно простирающегося где-то очень далеко мегаполиса. Запах Чонгука – сладкий, чуть горьковатый и острый, заставляющий все внутренности Тэхёна скручиваться в узлы, когда его становилось слишком много. Его тепло, такое родное, такое усыпляющее и умиротворяющее. В этот момент для Тэхёна существовали лишь они. Не было больше никаких других людей в этом мире. Не было никаких мыслей. Никаких переживаний, проблем и тревог. Были лишь они и их одно на двоих одиночество. Жаль только, что сегодня их уединению не было суждено продлиться слишком долго. Уже буквально спустя пару минут телефон Тэхёна разразился отвратительно громкой трелью, и когда он решил, что весь мир и все люди в нем могут подождать еще немного, и не стал брать трубку, следом зазвонил телефон Чонгука. И это значило лишь одно – дома произошла беда, и все дурные предчувствия Тэхёна, которые преследовали его последнюю неделю и которые он так старательно отгонял от себя, сбылись. И случилось что-то нехорошее. С Чимином. Который не вернулся вовремя домой и сейчас не брал трубку, доведя до истерики Джина и Намджуна, пытавшихся вызвонить его уже битый час.