Let Me Play Among the Stars

Найти водолазку — не проблема; несмотря на раннюю уверенность в том, что она находится неизвестно где, он все же всегда знал, где она хранилась — в сундуке под его кроватью, зарытом среди скудных вещичек, которые ему удалось захватить с собой, прежде, чем его немедленно выгнали из поместья Рагнвиндеров, и ему пришлось сбежать в маленькие комнаты рыцарей. Даже тогда у него не было места в маленькой комнате, которую они ему выдали, так что он не мог убрать вещи, и к тому времени, когда он переехал в новую квартиру, они остались лишь из своей сентиментальной ценности. Кэйа всегда хотел избавиться от него; в течение четырех долгих лет он держал его запертым и скрытым от глаз, и он вытащил сундук, только когда ему удавалось набраться мужества, чтобы спрятать его подальше. Но как только он открыл его и разобрался с содержимым — как только он увидел картины, подарки — его разум превратился в бурю зла. Эти ночи он праздно проводил, выпивая, зарывая свои сожаления в вино багрового цвета — его цвета — и смотрел, вспоминая. Желая, тоскуя. В конце концов, сундук остался закрытым и погребённым. Даже сейчас, разбирая свой тайник с вещами, он чувствовал дежавю, бегущее по его венам, ностальгия застучала в грудной клетке, когда Кэйа вытащил чёрную водолазку. Прошло много лет с тех пор, как он соизволил надеть ее; там, где другие видели тепло и комфорт, Кэйа видел ограничения и беспокойство. Он отряхнул водолазку от пыли, оценивая её вид единственным глазом и чувствует мягкость ткани подушечками пальцев. Скорее всего, теперь она ему немного мала: он не носил ее много лет, а сейчас стал уже большим мальчиком. Конечно, он мог отказаться от этой затеи. Он мог бы гордо ходить с отметинами так же, как когда он был оголён, но это вызовет вопросы, на которые он не захочет отвечать, чтобы они не испортили его настроение до конца дня. Как бы приятно ни было это утро, Кэйа не может просто заявиться на работу, выглядя при этом так, словно он был искусан вампиром-самоубийцей. В конце концов, он ее надел.

_________________________________

Реакции, очевидно, следовало ожидать; Кэйа не был большим позёром, но он наслаждался чувством свободы и ветром, пасущимся по его коже. Так было на протяжении последних нескольких лет, и ни один день не прошел без его чрезмерной выдержки — даже самые холодные зимы не смогли его отговорить. Владелец крио глаза Бога вряд ли бы пострадал от этого. Отчасти забавно, но и немного раздражающе наблюдать, как граждане и рыцари замирали как в беспокойстве, так и в любопытстве, когда Кэйа шел на работу. Они шептались между собой, кивали головой в его сторону, зудели между собой. Возможно, Кэйа недооценил свою репутацию в городе. Небольшой просчет, ведь от него не переставали отрывать взгляд. Никто не останавливает его по дороге, и в тишине своего кабинета, он, наконец, может вздохнуть от облегчения. Водолазка ощущалась удушающей, особенно, когда крепко цеплялась за кожу: как будто на нем был двойной слой одежды. В конце концов, не важно, носил он её или нет, не похоже, что она оставляла широкого простора для воображения. Кэйа оттянул ткань, которая цеплялась за его шею, причиняя дискомфорт, и, когда он повернулся, чтобы посмотреть на окно, он увидел следы укусов, которые стали отчётливо фиолетовыми. Кэйа ухмыльнулся. Какой собственник, хм?.. Он отпустил ее и хлопнул по шее. Его пальцы до сих пор покалывали после целого дня, проведённого со своей второй половинкой, а его метка билась под повязкой на глазу. Заняв место за столом, он просмотрел незаконченные дела на своем столе и начал, как он надеялся, очередной медленный рабочий день.

_________________________________

Время таяло, солнце заходило вдалеке, и свет, отражающийся через окно, гаснул. Его стопка бумаг, над которыми он неустанно работал, уменьшилась, но почему-то он чувствовал, что они никогда не закончатся; столько административной работы, столько невыполненных поручений, так мало личных, и так много нужно сделать. Его день начинался хорошо. Теперь же он был слегка раздражен и испытывал головную боль, достойную называться мигренью. В дверь постучали, раздался легкий стук костяшек пальцев, и впервые за этот день Кэйа оторвал взгляд от стола. Теперь он вспомнил, почему не любит заниматься административной работой. — Войдите, — позвал он, и его голос хриплый от долгого молчания. Он кашлянул в ладонь и скорчил лицо. В горле пересохло, и ему очень хотелось пить. Ручка повернулась, и вошла Лиза, без своей фирменной шляпы. Она закрыла дверь, бросила на него взгляд — как будто бы не слышала сплетен, которые ходили по городу, — и спокойно подошла к нему. — Здравствуй, дорогой, похоже, тебе не помешает отдых, — улыбнулась она ему с присущей ей сладкой, ядовитой нежностью. Кэйа положил перо на место, сжимая руки над столом и ответил на ее улыбку. — Ты права, я бы с удовольствием отдохнул, — хмыкнул он. — Но у меня такое чувство, что ты здесь не для того, чтобы пригласить меня на чаепитие, не так ли? Лиза хихикнула; обогнула угол стола, чтобы прислониться прямо к нему. Кэйа следил за ней, не двигаясь со своего места на стуле. — Нет, на самом деле мне нужна твоя помощь в одном маленьком дельце. Кэйа фыркнул. Если уж Лиза здесь, значит, дельце совсем не маленькое. — Тогда рассказывай. — О, ну не ты ли здесь самый милый мальчик, — похвалила она, мягкими, теплыми и покалывающими кожу руками растирая и массируя его напряженные плечи. — Сегодня утром я разговаривала с Джинн по поводу, м…реформы библиотеки. Она сказала, что передаст этот вопрос тебе, — Кайя посмотрел на свою стопку папок. Лиза вздохнула. — Признаюсь, я немного волнуюсь. Фестиваль Виндблюма уже не за горами, и со всеми приготовлениями, я боюсь, что это дело могут отодвинуть на два месяца. — О? Так ты хочешь, чтобы это дело было в приоритете? — Именно, — сказала она с твердой настойчивостью, ловко скрывая ее за маской вежливости. — Если это не слишком сложно, — добавила она. Кэйа задумался на секунду. Изгиб его губ дрогнул. «Это далеко не такое простое одолжение, как ты говоришь», — подумал он, ища нужный файл. «Как это похоже для тебя, мисс Лиза». Он достал файл и быстро просмотрел его содержимое. Выполнимо. Лиза наклонилась ближе, делая вид, что сосредоточилась на файле, а затем оттянула водолазку Кэйи, выставляя на обозрение расцветающие следы. Кэйа хлопнул по ее ладони рукой, но не успел. Лиза присвистнула. — Кто-то повеселился. Кэйа шумно задышал через нос. — Это было не очень мило с твоей стороны, мисс Лиза, — язвительно ответил он с оскалом. — О, извини, дорогой. Не хотела тебя расстроить, — она попыталась протянуть к нему руку вновь. Кэйа отстранился. — Мне просто было любопытно, вот и все. Не каждый день я вижу тебя таким… прикрытым! Я боялась, что ты заболел, — она покачивала бедрами, явно наслаждаясь ущемленным видом Кэйи. — Ты никогда не бываешь таким беспечным. — Прошу меня извинить, — вежливо пробормотал Кэйа, — у меня есть несколько важных дел, — он жестом указал на папки. — Давай оставим сплетни на время чаепития, а? — Конечно. Прошу прощения, что так долго отрывала тебя от работы, — она развернулась, топот ее каблуков разнесся по тихой комнате. Но прежде чем уйти, она обернулась. — Приглядись к этому, хорошо? Палец Кэйи дернулся. — Обязательно. Береги себя, мисс Лиза.

_________________________________

В сторону балкона, где расположился Кэйа, дул приятный ветерок. Ночи в Мондштадте тихие, что резко констатировало с дневной суетой, улицы кишели людьми, магазины были заполнены толпами — как только солнце садилось, все возвращались в свои дома, к уютному огню, запаху теплой еды и радости разделить ее с теми, кого они любят. Кэйа покрутил вино в бокале, взглянул на пустые улицы и выпил его залпом. Утешение семьи, радость быть любимым… Его рука потянулась к повязке, замерла на ней и опустила. — Какая холодная ночь, — горько улыбнулся он. В голове мелькнула мысль о том, чтобы открыть все бутылки с вином, которые он накопил за последний месяц, но его ноги остались словно приклеенными к месту. Он игрался со стаканом, вертел его в пальцах, стараясь не уронить. Капитан смотрел в небо, где отражение небосвода отражало его собственное. Вдали не было видно облаков. Было видно все остальное, как будто вселенная решила обнажиться для своего единственного одинокого зрителя. — Небольшое утешение для одной маленькой души, — горько усмехнулся Кэйа. Маленькая душа — только половина ее. Между невидимыми трещинами смог пробиться наружу вопрос о том, что может задумать Дилюк, но его быстро поймали, удавляя. Он снова покрутил бокал. Ему действительно не помешало бы еще вина. Но тут его внимание привлекло что-то вдалеке — тень, летящая над Мондштадтом, темная при лунном свете и все более приближающаяся. Сначала его захватило любопытство, а потом настороженность, когда тень приблизилась к нему, становясь все больше и больше. Орел Дилюка сел на его руку. Кэйа моргнул. — Привет, — мягко поприветствовал он птицу. — Давно не виделись. Как поживает моя любимая девочка? Орел распушил перья, и Кэйа с удовольствием обнаружил, что он не уворачивается, когда капитан тянется погладить его по шее. Она помнит его. — Что ты делаешь здесь, так далеко от дома? — она закрыла глаза, наклоняя шею, и Кэйа увидел: что-то было привязано к ее левой лапе. Кэйа покачал головой, осторожно доставая бумажку, развернул ее, чтобы просмотреть содержимое. Хм. Он фыркнул, свернул записку и бросил ее на свой стол. — Подожди здесь, — проворковал он птице. Взяв лист бумаги, чернила и перо, он быстро написал ответ и привязал его тем же шнуром. — Спасибо, что прилетела в гости, — прошептал он пернатой по секрету. — В следующий раз я что-нибудь приготовлю для тебя, — успокаивающе погладил по голове. — А теперь лети, возвращайся к своему хозяину. Он стоял в стороне, отчасти потрясенный тем великолепием, с которым орел расправил крылья и взмыл в даль.

_________________________________

Наладить привычный распорядок дня не так уж сложно; благодаря тайне, которую обеспечивал орел, и частоте их встреч в уединенном поместьи Дилюка, Кэйа мог с уверенностью сказать, что им удалось установить удобный график, с которым можно работать. Дилюк был удивительно уступчив к любым прихотям Кэйи, даже самым трудным и надоедливым — он мог жаловаться, но все равно соглашался на каждую из них. (Кэйа не хотел раскрывать их, никогда, ни сейчас, но он думал, что тепло тела Дилюка, прижатого к нему, безопасность в его сильных руках и щекочущее ощущение в ложбинке на шее, куда Дилюк решил прижаться своим лицом, засыпая, — это плата за то, что рыжий решился на требования Кэйи). Это не отношения, они никогда не договаривались об этом. Не было ни разговора, ни упоминания о таковом, ни даже попытки затронуть эту тему; единственное, что было в том первом письме — четкое, если не сказать требовательное, приглашение в поместье Дилюка на следующий день, сразу после того, как солнце спрячется за горизонтом. Так все и продолжалось. У Кэйи не было причин считать это отношениями просто потому, что это ими и не являлось. И все же, когда он бродил по тишине своего дома с обнаженной меткой, без повязки на глазу, только он сам был свидетелем того, как она медленно меняла цвет и яркость, он чувствовал крупицу надежды где-то там, где должно быть сердце, и всегда каким-то образом умудрялся без сомнений эту надежду подавить. С того дня Дилюк ни разу не попросил показать метку; Кэйа тоже не предлагал. И почему-то всякий раз, когда ему удавалось мельком взглянуть на идентичную метку Дилюка, он всегда терял дар речи. Его пальцы дрожали от желания дотянуться, мозг гудел, дыхание сбивалось, а разум повторял имя Дилюка как мантру — но когда Дилюк поворачивался к нему, чтобы задать вопрос, маска Кэйи оставалась на месте, на поверхности не появлялось ни трещинки сомнения. Ему жаль, что среди диких завитков гривы Дилюка он не видел ничего, кроме простых полос цвета. «Нет, — думал он. «Нет», — лгал он так же легко, как дышал. Метка — это проклятие и благословение, и он наказывал себя — он не позволял тоске взять верх — тем, что смотрел на нее каждый день, когда просыпался один — без аромата вина и лилий. Он не признавал, что его охватывало чувство, похожее на страх, потому что капитан знал, что теряет и сосредоточенность на своей миссии, и контроль над своим разумом — они ускользали сквозь пальцы, как грубый, крупный песок, устилающий точку Штормтеррора. Люди никак не смогли бы узнать об этом недавнем развитии их отношений; все было скрыто от посторонних глаз, они оба весьма щепетильны в вопросах личной жизни и предпочли бы не выносить это на всеобщее обозрение. Внимание было бы нежелательным для обеих сторон, а распущенные слухи, скорее всего, вбили бы клин между ними еще глубже. Однако уединенные улыбки Лизы и извиняющиеся хмурые взгляды Джинн заставляли его что-то подозревать. Он знал, что был осторожен и старался никому не позволять следить за собой. Но, впервые за все годы после расставания с Дилюком из Мондштадта, он терял контроль над ситуацией и начинал бояться того, что будет дальше. Потеря контроля над ситуацией необычна, как и всплеск эмоций, который она вызвала. Поэтому он пытался вернуть его себе. Это ему великолепно удалось. Они, конечно, не могли знать — даже если Кэйа запирался дома в свободные дни или умудрялся переутомляться, это кажется странно знакомым, как будто он уже проходил это. Алкоголь притуплял эмоции, затуманивающие его сердце, не позволяя ему увидеть цель, поставленную перед его глазами. Он сжал повязку на глазу, уже на пятом бокале вина, определенно не собираясь переживать еще одно расставание — первого не было, потому что не было отношений, которые можно было бы разорвать. Костер разожжен, и он без раздумий бросил тряпку прямо в него. Наблюдение за тем, как она горела, пока он допивал оставшееся содержимое бутылки, приносило некоторое облегчение.

_________________________________

День, проведенный в страданиях, это не то, чего бы Кэйа хотел, но как только он проснулся на том месте, где упал без сознания, и обнаружил, что точно опоздал на работу, он не мог не пожалеть о каждом решении, которое привело его к этому. Даже если работа казалась медленной, это, скорее всего, из-за нежелания Кэйи выполнять ее, а также из-за раскалывающей боли в передней части головы. Возможно, это было связано и с Джинн, сжалившимся над ним, и с ужасным зрелищем, которое, должно быть, представлял собой рыцарь, тащивший своё тело, как на похоронный марш, через двери штаб-квартиры Фавониуса; ее там не было, Кэйа ее не видел, но рыцари точно остановились, как только увидели его, разинув рты от удивления и необходимости прийти на помощь своему капитану, но их недоумение не давало им стоять на месте и быстро закрыло им рты. Шепотки не прекращались все утро, прокладывая себе путь в кабинет Кэйи, слабые слова и слухи, плохо скрываемые, заставляли его кожу покрываться мурашками, а тошнота усиливалась; он не выходил из кабинета все утро, даже, чтобы перекусить столь необходимой едой или выпить воды. По правде говоря, это был не первый раз, когда он показывался в таком виде перед остальными рыцарями. Он смутно помнил несколько лет назад — теперь уже смутно, но вкратце — те случаи, когда ему удавалось оставаться трезвым более двух часов. Он просто не мог взять и выйти на улицу в таком виде. Его гордость и так достаточно пострадала за последние несколько дней, и он не хотел надевать маску беззаботности, когда заботы настигали его за каждым поворотом — в буквальном смысле, с тех пор как он стал узнавать и запоминать места, и ассоциировать их с неким Дилюком Рагнвиндром, — поэтому он остался в своем кабинете, работая так медленно, как только мог, сохраняя баланс между достаточной продуктивностью и самым раздраженным состоянием, в котором он вообще был в своей жизни. В горле у него пересохло. Он начал выходить из себя. Он чуть не сломал перо пополам, когда кто-то постучал в его дверь и сообщил, что его вызвал исполняющий обязанности Магистра. Он едва сдержался, чтобы не нахмуриться, прежде чем вспомнил, что в кабинете один, и позволил себе опуститься на стул. — Я буду через секунду, — отрывисто ответил он. Удивленное выражение лица Джинн, которое появилось, как только он закрыл за собой дверь, пылает какой-то тошнотворной забавой; девушка, безусловно, испугана, причем очень сильно, до такой степени, что ее перо замерло, а капли чернил, падающие с кончика, испачкали ее драгоценные папки и бланки. Лиза, которая, что неудивительно, чувствовала себя как дома на полках, выстроившихся вдоль стен комнаты, тоже, кажется, потеряла дар речи, ее книга чудом не упала на пол благодаря ее быстрым рефлексам. — Как любопытно… — пробормотала она себе под нос и снова опустила взгляд на книгу. Кэйе доставило удовольствие лишить обоих дара речи, и будь он в более благоприятном состоянии, то не терял бы ни секунды, чтобы подшутить над старательной Джинн и мисс Лизой. Как бы то ни было, стало не так весело, когда Джинн сменила выражение лица на более серьезное, которое Кэйа не смог прочесть, и сообщила ему, что у него выходной до конца недели. Настала очередь Кэйи лишиться дара речи, и с его затуманенным мозгом он едва успел ответить, прежде чем его выпроводили за дверь с видом грустного, потерянного, побитого щенка.

_________________________________

В перерывах между шепотами и неуверенными взглядами в его сторону, Кэйа направился к единственному месту, где он чувствовал себя хоть капельку комфортнее — Доля Ангелов. Объективно он знал, что идти в заведение, которым управлял его бывший — человек, с которым он поддерживал отношения, — не самая лучшая идея, но Дилюк редко появлялся в таверне в обычные будние дни, не говоря уже об обеденном перерыве. Кэйа был уверен в этом, даже когда он слегка колебался, проходя мимо Доброго охотника и чувствуя запах вкусной, свежеприготовленной еды, а в животе у него заурчало, он не сбился с направления. Как бы там ни было, удача распорядилась иначе. — Добро пожаловать в Долю Ангелов… — голос Дилюка затих, как только тот увидел, кто вошёл внутрь. Хватка на бокале стала крепче. Проклятье. Наступило неловкое молчание, которому способствовали сложные чувства и невысказанные слова, факты, не проясненные на кончике языка, и лёгкое напоминание об их последнем общении. Тоска пульсировала в венах. Они смотрели друг на друга слишком долго, настолько, что остальные посетители таверны обратили внимание на странную атмосферу между ними, опасаясь конфликта, который мог возникнуть между ними — и они не ошиблись. Вот только драки не произошло. Вместо этого лицо Дилюка странно дернулось, эмоции начали скакать между гневом, замешательством и паникой, а Кэйа — Кэйа находился на грани между падением в веселье и абсолютным замешательством. Какое совпадение: это первый раз, когда он видел Дилюка таким эмоциональным с тех пор, как тот давно уехал. — Кошка язык, случаем, не проглотила? — Кэйа приподнял бровь. Сегодня все, кажется, теряли дар речи при его появлении. Радость, о радость, видеть, что Дилюк тоже был поражен этой его таинственной аурой. Рыжеволосый, кажется, очнулся, посмотрел на то, что держал в руках, на Кэйю, на посетителей, держащих ухо востро, на Кэйю, а затем снова на стакан. Он нахмурил брови, раздумывая о чём-то, опустил стакан в раковину и повернулся, даже не потрудившись ответить рыцарю. — Чарльз! — крикнул он на полпути к двери. — Принимай смену, — и исчез из поля зрения Кэйи. Кэйа прикусил губу, чтобы сдержать ухмылку. Ай. Он сел на стойку и начал ждать. Дверь снова открылась, рыжего уже было не видно. — Что, черт возьми, на него нашло… Ох. Сэр Кэйа, — Чарльз поприветствовал его. Кэйа хмыкнул в ответ, обмениваясь понимающим кивком. Чарльз приготовился приготовить напиток — и вдруг замер на месте. Медленно поднял голову, чтобы оценить стоящего перед ним рыцаря. — О, — глаза Чарльза расширились, он впал в шок при виде лица Кэйи. За сегодняшний день он точно успел стал более стеснительным. — Сэр Кэйа, — прошептал Чарльз, и его голос эхом разнесся по таверне. — Где… где сегодня ваша повязка?. Кэйа моргнул, мысли не в первый раз плыли в беспорядке, прежде чем он, наконец, догнал. Его лицо побледнело. Он шлёпнул рукой по тому месту, где должна была быть знакомая ткань — а ощущение от неё на коже почему-то уже казалось ему знакомым — и обнаружил, что ее нет. Внезапно шепот и шок обрели смысл, как и реакция Дилюка, и то, как все сегодня выглядело… по-другому. — Черт.