Демон внутри меня

Когда последний урок был окончен, Молли обняла меня и уехала домой. Я не просил ее подвезти меня до дома, и, кажется, она догадалась о том, что после школы я куда-то иду. Она о многом на самом деле знала и умела сказать нужное в определенный момент. Многие люди видели ее как просто очень симпатичную девушку, но я был ее другом с самой средней школы и знал, кто она такая. Молли была не просто объективно красива; она была жизнерадостна и весела, всегда умела поддержать, была умна, искренна и точна, и по всей видимости, определенно интересна; в будущем ее ждала карьера амбициозного парикмахера. Немногие люди замечали в ней это, просто потому что плохо видели. Или не вглядывались. Или не вслушивались. Так же и я открыл что-то новое в Бренте, когда пообщался в ним в библиотеке и был уверен, что он предстанет передо мной немного другим человеком, когда я узнаю его достаточно хорошо, чтобы размышлять об этом. А пока я сел на автобус и глядел в окно, замечая пасмурное небо и солнце, что старательно выглядывало из-за туч и прямым лучом освещало вечерние улицы. Адрес, который Брент мне скинул, не был мне неизвестен, но меня крайне удивило то, что он уточнил высоту. И я понял, что он звал меня на крышу здания, почти похожего на небоскреб, только ниже.       Когда я пришел туда, то увидел широкое небо и верхушки других сооружений; оранжевый закат заливался в темном полотне из туч и был невероятно красив, но самым ярким элементом этого вида стал Брент, который сидел на парапете крыши, свесив ноги и держа в руках фотоаппарат. Тихими шагами я приближался к нему, чтобы не привлечь внимания, и одухотворенно наблюдал, как Брент поднимает камеру, чтобы сделать новый снимок. Маленький камешек попался мне под подошву и дал Мэтту знак о моем присутствии. — Ты пришел, — оживленно произнес он, не поворачиваясь ко мне. — Да, здесь очень живописно. Никогда ранее не бывал на крышах. — Тогда ты счастливчик, Гарри. Первый поход на крышу — самый незабываемый и всегда на что-то вдохновляющий. — А ты часто приходишь сюда? — спросил я, наконец, встав около него. — Довольно часто, — ответил он и заметил птицу, летящую над городом, а затем сделал еще один снимок. — Садись на парапет, не бойся. Ты не полетишь вниз, если сам этого не захочешь. — Да, но иногда люди не могут контролировать себя. — И все же, это в их руках. Ветер с осторожностью подхватывал каждое наше слово и развевал футболку Брента, которая сидела на нем очень свободно. Его прямые волосы хаотично летали, и сам он выглядел, как капитан корабля, знающий свое дело и очень уверенный в том, что путешествие, которое он сейчас совершает, определенно стоит того. Но как я уже заметил, в руках у Мэтта был фотоаппарат, а это значило только одно — Брент увлекается фотографией и по виду камеры достаточно давно. — Классная камера, — отметил я, боком садясь на парапет и поставив ноги на крышу. — Спасибо, Гарри. И нет, не садись так, иначе я тебя сфотографирую, ибо ты явно позируешь. — Нет, я просто повернулся к тебе.       — А как же закат? Не трать свое внимание на мой профиль и насладись уходящим солнцем. Сегодня будет дождь, но случится это нескоро. Я попытался повернуться и сесть так же, как Брент. У меня получилось, и неописуемое чувство власти над собой овладело мной — я верил, что не упаду, пока сам не решусь на это. От таких мыслей мне становилось спокойней, и я совсем перестал ощущать кицунэ внутри себя, будто она отправилась спать или что-то вроде того. Брент сделал еще пару снимков, а потом встал на парапет и отошел от края. Он был позади меня и попросил не шевелиться. — Я хочу сделать снимок того, как ты сидишь перед этим затухающим солнцем, — пояснил он. — Да, затухающим, как спичка, которая превращается в уголек, когда теряет огонь на себе. Погружает все во мрак. — Тебе очень идет эта рубашка, Хилл. Очень идет… Я слышал, как он щелкает фотографии и молчал. Даже ветер был не в силах смести меня с этой крыши, и я тут же испытал волшебство, прелесть обычной подростковой жизни, которая перевернется еще много раз, прежде чем я уеду в какой-нибудь колледж. Обернувшись, я увидел, как Брент возвращает камеру в футляр, что стоит у входа на крышу. После этого Мэтт подошел ко мне и сел рядом, теперь полубоком, утратив всякий интерес к закату мангового цвета. — Так что ты хотел сказать мне в библиотеке? — вспомнил он и посмотрел на меня так, как не смотрел прежде. Под его взглядом я вздрогнул или, возможно, здесь было слегка холодно. Я рассказал ему о случае за завтраком, о том, как лиса диктовала мне действия, которым я противился. — Это хорошо, что ты смог удержать себя. Но пойми, что так будет не всегда. — Да, я понимаю. Солнце все еще оставалось на горизонте, словно не хотело уходить, а я смотрел в карие глаза Брента, освещаемые тусклым светом и все более убеждался в своих чувствах к нему. Он же смотрел настойчивым взором, и не отрывал его, будто ему было нечего скрывать либо же он поглощен настоящим моментом настолько, что забывает моргать. И все же в его глазах не виднелось напряжения, он был так расслаблен, что иногда мне казалось, что он вот-вот наклонится и свалится с крыши.       — Сегодня в школе я еле как нашел тебя, — сказал я, вдыхая игривый воздух. — Ты был в библиотеке, но я все равно редко вижу тебя, например, в коридорах. — Это потому, что обычно я нахожусь в темной комнате. Такое маленькое помещение на первом этаже школы. Там я проявляю фотографии и провожу огромное количество времени, а иногда прячусь. В этой комнате легко спрятаться, так как никто не придает ей значения, когда проходит мимо; она будто невидимая, и мне это нравится. — Нравится быть невидимым? — Точнее, незаметным. Когда захочешь поговорить со мной в школе, приходи в эту комнату и увидишь меня, если я не пишу очередное эссе. Когда хочешь поговорить вне школы и без Молли и Джека, приходи на эту крышу по вечерам. Здесь я бываю почти каждый день, за исключением тех, когда мне хочется сделать съемку в поле или на холме. Но в основном я обитаю тут. Люблю крыши, они захватывают всю красоту города с такой невообразимой высоты, что кружится голова. — Да, крыши невероятные, и я понял это благодаря тебе. Он улыбнулся и поправил волосы, которые решили станцевать энергичный вальс с ветром. — А что тебе нравится фотографировать? — пришло мне в голову спросить. — Больше всего — здания, любые здания. Меня увлекает архитектура, но не тогда, когда все это приходится чертить. Постройки в готовом виде иногда бывают настолько прекрасны, что начинаешь думать о том, как легко люди привыкают к этой красоте. Но знаешь, что лучше всего сочетается с домами и небоскребами? Люди. Люди, которые живут здесь или проходят мимо. Или, к примеру ты, наблюдающий за городскими огнями. Я нахожу это эстетичней природы, хотя и она мне тоже нравится. Так что да, здания.       — На самом деле это круто. Фотограф. Столько простора для творчества, столько ракурсов и углов зрения, столько способов посмотреть на этот мир… Брент, в какой колледж ты собираешься пойти? — Пока не решил, — ответил он, завороженно наблюдая за моей парящей прядью. — Но этот колледж точно не здесь, а наверное очень далеко. Знаешь, не хочу думать об этом, о том, что нужно будет куда-то уезжать. Я здесь и сейчас. Заметив, как я начал обнимать себя руками, чтобы согреться, Брент вернулся к своему рюкзаку и вытащил из него тонкую красную кофту на замке, а затем протянул ее мне. — Благодарю. Я быстро соргелся и удивился тому, как Мэтт сидит в одной футболке и не реагирует на погоду. — А тебе не холодно? — Нет, на самом деле я даже обожаю холод и то, как он окутывает меня со всех сторон. Странное ощущение, и довольно своеобразное. Что насчет тебя, Гарри? Уже выбрал колледж? Мои глаза опустились на парапет, рука застенчиво потерла шею, а сам я и не знал, что сказать. — Я еще не определился с тем, кем хочу стать. О колледже и речи быть не может. — Как это? — произнес Брент и сложил руки перед собой, слегка улыбаясь. — Хилл, ты не видишь того, что вертится перед твои носом. Сегодня в библиотеке, когда я просил тебя помочь с эссе, ты проявил просто блестящие способности не только в неординарном мышлении, но в и навыке писательства. Очнись! В будущем ты талантливый писатель с гениальными мозгами — вот ты кто! — Ты правда так считаешь? — А как считаешь ты, мой друг? — Ну, мне нравится писать, однако я не думал об этом так глобально.       Брент сделал губы полоской и развел руками, как бы говоря, что я никуда не опаздываю. — Спасибо, — произнес я, преисполненный зарождающимся энтузиазмом, который Брент вселил в меня одними словами, что мне не приходилось слышать прежде. — Жду твои шедевры на книжных полках магазинов, приятель. — Да, обязательно… Думаю, будет интересно спросить о том, как ты пришел к тому, что тебе по душе фотографировать. — Ох, это было так давно, но помню как сейчас. Еще в средней школе, кажется, в шестом классе, я нашел дешевую маленькую камеру у дяди в подвале и пошел снимать. Меня так занял этот процесс, что я забыл о времени и вернул камеру только к позднему вечеру. Дядя заметил это и подарил мне камеру получше той, что у него была. Так я нашел свою страсть. Прошло столько лет, сейчас мне восемнадцать, а я все еще горю этим делом. — Потому что это твое призвание. — Верно. Так люди и находят себя. А случается это несколько раз, и с каждым новым разом эмоции все такие же яркие, как если бы ты впервые увидел закат малинового оттенка или алое солнце, разъезжая при этом на машине. Я выдержал долгую паузу, любуясь тем, каким жаром пылают его глаза, когда он говорит о своем предназначении или о тех людях, что когда-то поверили в него. — Ты часто упоминаешь дядю, когда говоришь о своем прошлом. Это какой-то особенный человек в твоей жизни? — А вот здесь ты попал прямо в точку, дружище, — сказал Брент и снова повернулся к ушедшему за горизонт солнцу, подобрав ноги к себе, обхватив их руками. — Дядя был просто замечательным человеком.       Взгляд Брента стал вновь грустным, как тогда у стеллажей в библиотеке, когда мы всем сбором искали книги и говорили об интуиции. Передо мной тут же всплыло это воспоминание, и я понял, что Брент потерял своего дядю, и говорит о нем, как о давно ушедшем человеке. — Если ты не хочешь, то можешь не толковать об этом, я не принуждаю. — Нет, наоборот, я хочу говорить об этом, потому что это распространяет память о моем дяде, как бы больно не было рассказывать… Ты же помнишь мое полное имя? — Брент Митчелл Мэтт. У меня хорошая память на имена. — Да. Раньше я считал свое имя глупым, ведь и моя фамилия была похожа на имя. Меня часто задирали, ссылаясь на этакую нетипичность. Но больнее всего было, когда эти недоумки называли меня Митчеллом, потому что так звали моего дядю. — А как так вышло, что ты получил его имя в качестве второго? — Мама. Она сделала так, потому что ее брат не мог иметь детей, и назвала меня в его честь. Он очень любил меня… — Мне жаль, что его нет. — Мне тоже. И если ты готов, то я смогу рассказать тебе свою историю. — Я всегда готов слушать тебя. — Тогда я, пожалуй, начну.

***

Седьмой класс. Брент встал в пять утра, чтобы фотографировать здание школы. В его руках была камера, на которую он упорно копил месяцами, и Брент крутил объектив, что дядя подарил ему когда-то на Рождество. Стояла туманная погода, но Бренту это играло лишь на руку, ведь снимки выходили загадочными и необычными. Неподалеку от школы ходила толпа его сверстников, бурно провожая уезжающую машину. Сначала они кричали «до встречи, друг!», «мы будем скучать, приятель!», но позже все резко переменилось. Как только автомобиль стал отъезжать, один парень из толпы взял дорожный камень и кинул его в заднее стекло машины, которое попало в голову сидящего на заднем сиденье подростка. Затем послышался крик. Испуганный, и до чертиков зашуганный парень в очках и сером свитере обернулся на обидчиков. Он кинул камень обратно и нахмурился, так как знал, что ему ничего не грозит, пока его родители за рулем. Впоследствии выяснилось, что этот малый поменял школу из-за издевательств в его сторону. Просто не выдержал — оно и понятно, ведь директор школы не собирался как-то это исправить. Холодное равнодушие — вот, что ждало учеников средней школы, в которой учился Брент. И в то утро ему ужасно не повезло. Потому что тот, над кем издевались, уехал, и задиры стали искать новую жертву, а Брент оказался не в том месте и не в то время. Их было пятеро, самый крупный и черноволосый звался Джонасом; он приказал другу с битой отобрать у беззащитного Мэтта камеру и вдребезги, прямо на глазах, ее разбить.       Когда случается что-то плохое и ты этого не ждешь, то следом за страхом приходит оцепенение, которое не дает двигаться и быстро думать. Так и Брент застыл на месте, видя, как его новая камера превращается в осколки, а объектив дает трещину, которая копией отражается в его молодом сердце, вырезая рану, словно острым ножом. Таких ран предстояло много накопить, но первая, и самая душераздирающая, конечно, была создана здесь и при таких обстоятельствах. Когда осознание проблемы пришло и дало реакцию «беги!», Брент побежал, преследуемый обиженными на жизнь придурками. Он не мог бить, не мог обмануть или схитрить, но всегда подсознательно знал, что же произойдет следующим. Он угадал — задиры догнали его и слегка избили. Таких мучительных минут было много, пока Брент продолжал учиться в средней школе, и его главным спасением стал его близкий человек — дядя по имени Митчелл. Он отчасти его воспитал, он знал, как именно поддержать, он стал ему другом и лучшим советчиком, заменил отца, внушил племяннику веру; веру в себя и свою интуицию, которая, по его словам «передалась по наследству». Благодаря Митчеллу, Брент знал, что он не один, и что внутри него живут необыкновенная сила и талант. Вместе с дядей Брент переживал драки, эмоциональные всплески, падения, бесчисленные потери своих камер, которые Джонас разбивал. «Всегда отстаивай самого себя, чего бы это не стоило», — говорил Митчелл, сидя с племянником на ступеньках домашнего крыльца. -- Ты, Брент, необычный и одаренный парень, которого ждет невероятное будущее, стоит этому парню поверить в себя и свой потенциал. Ну, и в интуицию, конечно. Она никогда не соврет, ведь ты мой племянник! Полагайся на нее почаще, и будешь сильнее в любых драках и спорах, в бегах или в ситуациях, требующих немедленного решения. Не топи лодку, в которой плывешь, перешагни себя и научись летать. Я верю, что однажды ты станешь уверенным в себе и подающим надежды молодым человеком, который будет парить над водой, в которой когда-то плавал. Поэтому бери выше — когда захочешь снова пофотографировать здания, заберись на крышу, подальше от всех, и наслаждайся видом. Так мало кто делает, но ты можешь. Ты способен на многое, и я знаю это. Я вижу тебя сейчас и восхищаюсь тем, каким чудесным и добрым парнем ты остаешься, несмотря на все плохое, что происходит с тобой. А оно и временно — эти отморозки никогда не увидят тебя после окончания средней школы. Ты будешь вспоминать через что прошел и обязательно гордиться собой. Не забывай гордиться собой, потому что ты стоишь того.       Восьмой класс. Бренту понравилась одна девушка, но она не обращала на него внимания, и просила уйти, когда тот что-то предпринимал. Однажды вечером после вечеринки ей было страшно идти домой в одиночестве, и она попросила Мэтта ее проводить. По дороге он отважился взять ее за руку, и интуиция крикнула ему, что надвигается опасность. Они пошли другим путем, и позже девушка поблагодарила Брента, уходя в свой дом. Но стоило парню завернуть за угол, как Джонас и его компания накинулись на него с кулаками. Эту девушку, оказывается, нельзя было трогать, даже смотреть на нее. Но Брент этого не знал, они никогда не объясняли ему правила. Осенний бал. Брент оставил затею с девчонками и узнал что-то новое о себе. Например, симпатию, что он ощутил по отношению к парню, который стоял в толпе и улыбался. Вечер закончился поцелуем, который был самым первым в жизни Брента. Однако впечатления быстро стерлись, когда, после бала, толпа задир схватила его за шиворот и увела в темный закоулок, чтобы «преподать мерзкому гомосеку урок». В очередной раз Брент пришел к дяде, потому что чувствовал себя в безопасности рядом с ним. Когда тот спросил причину избиения, Мэтт выложил все без опаски на осуждение. И дядя принял его. «Брент, я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Но Джонас и его шайка этого не хотят, они сами очень несчастны и, может, даже завидуют тебе. Бисексуальность, как и любая другая ориентация — это не болезнь, мой племянник. С тобой все так. И не важно, что они говорили о том, что это неправильно или неестественно — природа никогда не ошибается. У нее были большие планы на тебя, и она их успешно осуществила. И любовь не может быть неправильной. Она может быть разной. Все равно, нравятся ли тебе парни или девушки, или все, или никто — ты уже великолепен в каждом своем проявлении. Проживи эту жизнь так, как ты хочешь, ибо после смерти ты поймешь, что чужое мнение все это время не имело никакого значения для твоей истинной ценности».       Девятый класс. Прошел ровно год с того момента, как дяде Митчеллу поставили диагноз «гипертония», который на самом деле можно было выявить и раньше, не будь у Митчелла такого пренебрежительного отношения к своему здоровью. Была весна, и Брент фотографировал случайный домик у озера, находясь в двадцати минутах езды от своего дома. Снимки получались великолепными, а ракурс был подобран на редкость очень удачно, что радовало юного фотографа. Он ощущал продолжительное спокойствие и научился давать сдачи своим обидчикам — его жизнь становилась лучше с каждой новой неделей, пока в один момент Мэтт не получил звонок от своей матери. Та тревожным голосом просила сына срочно приехать в больницу, и Брент поймал попутную машину, чтобы затем торопливо приехать к дяде, у которого поднялось давление и ухудшилось самочувствие. Врачи делали все возможное, но смертельная отметка на тонометре почти не менялась. Тогда Брент сел рядом с ним и стал держать за руку, ожидая, когда его мама тоже сможет войти в палату. А пока она не пришла, дядя Митчелл улыбался сквозь боль, что испытывал и решил сказать племяннику что-то важное. «Брент, ты самое лучшее, что было в моей жизни. Все равно, умру ли я или мне удастся выжить, просто знай одну вещь… Если ты найдешь человека, который будет ценить твое существование и вызывать в тебе бурю положительных эмоций, держи его рядом с собой. Держи и не отпускай».       Не успела сестра Митчелла войти в палату, как сердце ее брата перестало сопротивляться надвигающемуся дыханию смерти и остановилось. Брент почувствовал жгучие слезы на своих щеках и прислонился к бездвижной руке своего дяди. Так случилось то, что полностью изменило его, и вскоре в жизни Брента случился переходный период. Выбирая старшую школу, Мэтт все еще не мог перестать отрицать смерть близкого человека, и часто полагался на то, что мама ему поможет, что вместе они справятся. Однако ей тоже пришлось несладко, и тогда Брент принял решение. Решение, которое называют судьбоносным. Он выбрал быть самостоятельным и отныне полагаться только на себя; он стал делать то, что всегда считал верным и, конечно же, полагался на интуицию, которая в последствии привела его в школу, где учился Джек. Как капитан спортивной команды, Льюис оценил стойкость к жизни у Брента и просто нашел в нем приятного собеседника. Он видел в нем человека, который обязательно добьется своей цели, а Брент видел в Джеке надежного и на деле очень умного парня, что бросил футбол ради музыки, покорившись водовороту искусства. Так лучшие друзья нашли друг друга, а Брент стал считать себя самым везучим и одновременно неудачливым парнем. Но Джонас и его банда остались в прошлом, как и былые избиения, а также попытки забраться под теплое крыло родственника. Настала пора принять то, что произошло и просто повзрослеть. Брент отрастил собственные крылья, научившись летать над водой.