Демон внутри меня

Возможно, есть то, о чем я не упоминал ранее или забыл упомянуть. Но с вечеринки прошло достаточно много времени, а я все еще прокручивал тот момент, когда запнулся о кувшин. А именно — постоянно думал о Бренте и о чувстве, что испытал тогда. Оно было сильным, и охватывало с ног до головы. И именно сейчас я примерно понимал, что влюбился в ту самую секунду, когда, ослепленный его неповторимой человеческой энергией, забылся в пространстве и времени, запинаясь и падая. Однако в тот вечер я не ощущал, что падаю, я был окрылен и чувствовал себя прекрасно, пока не увидел рой мотыльков. Так странно, что я вспомнил это спустя столько времени, лежа в своей кровати после того, как Молли привезла меня домой. Этот день выдался более чем насыщенным. Но я не сомневался в том, что на самом деле привязан к Бренту своей душой, пусть тогда мы и были плохо знакомы. Мне кажется, что мое знакомство с ним далеко не случайно, и кто знает, может, он и есть «тот самый» с кем мне захочется провести всю свою жизнь до ее конца. Ко мне пришло ощущение уверенности, которое не приходило до этого. Оно и понятно — я ведь избегал мыслей о Бренте, пока не поддался течению дум в своей голове. С одной стороны это освобождало. С другой — вынуждало сказать Мэтту о своих чувствах, но ко мне тут же прицеплялся страх. Я принял решение не торопиться и узнать Брента как можно лучше.       Проснувшись утром за минуту до будильника, я не ощутил себя отдохнувшим. Принял душ, собрал рюкзак и пришел на кухню. Отец как раз накладывал завтрак, пока мама разливала сок по стаканам. Оба пожелали мне доброго утра, оба на перебив спросили, как мне спалось. Иногда мне казалось, что у меня просто идеальные родители и я их не заслуживаю. Но останутся ли они такими же чуткими и заботливыми, когда я скажу им о том, кто я? Мое лицо было каменно-спокойным; я принялся завтракать вместе с родителями, ответив на все их вопросы о моем самочувствии, и, казалось, все хорошо. Но в один момент мой взор упал на рис, а затем на стакан с морковным соком и во мне проснулся инстинкт привередливости, которого раньше не было. — Мам, я не хочу это есть, — произнес я рычащим звуком. — Почему? — удивилась она. — У тебя что-то болит? — Нет, меня все раздражает. С этими словами я почувствовал, что вот-вот опрокину тарелку и взбешусь, но всеми силами останавливал этого маленького демона внутри себя и вместе с этим дышал, как зверь. Порыв натворить что-то только возрастал. — У тебя какие-то проблемы в школе, Гарри? Или ты не выспался? — спросил отец, медленно вставая. Накинуться на него, накинуться и уронить. Я схватил рюкзак и выбежал из дома, параллельно чувствуя, как лиса несет меня высоко над землей — я будто парю, не прилагая особых усилий, чтобы бежать, и этот момент вызвал у меня изумление. Однако я испытал вину от того, как себя вел, мне было стыдно за кицунэ, что поселился во мне, ведь родители никогда не видели меня таким хмурым и неестественным. Суть в том, что они не знали, что это не я. Поэтому мне стало страшно за свою неспособность управлять собой всегда. А ведь раньше с этим проблем не было. Все было по-другому раньше. Я и не заметил, как моя жизнь стала резко меняться, да и я сам, видимо, становился совершенно другим, но головоломка заключалась не в этом. Что из этого — настоящий я, а что — лиса? Вот что ломало мое самовосприятие. И, кажется, искажало мышление.       Незаметно для себя я прибежал на стадион школы. Что делать здесь, мне было неясно, но вскоре меня нашел Джек и сказал, чтобы я шел на уроки, ибо спортсмены от меня не отстанут, когда увидят, что я стою тут без дела. Этот совет показался мне хорошим, и я пошел на историю, встретившись с Молли. Она коснулась моего плеча, пока мой сосредоточенный ум просил вытащить учебники, и поманила к себе. Я отряхнулся от мыслей и на время утихомирил зверя каким-то загадочным образом. Сделать это легче, когда он молчит. Приблизившись, я увидел, как Джонсон тянется к моему уху, чтобы чем-то поделиться. Она сказала, что у нее успехи с Кортни и подробности будут за обедом. Хоть кто-то счастлив в это непростое время. После ланча я стал искать Брента и проверил каждый кабинет, пока не понял в чем дело. Переступив порог библиотеки, я тут же увидел его за столом; он был очень сконцентрирован и тихо работал над чем-то. Мне нравилось наблюдать, как он поджимает губы, подыскивая правильные мысли в своей голове или хмурит лоб, когда понимает, что написал что-то не то. Я вернулся к себе и заметил, как уже минуту стою, улыбаясь непонятно чему. Хотя на самом деле знал, и все же чувствовал себя пойманным, когда на деле никто не видел меня там — все были поглощены получением знаний, как ни странно, даже некоторые отъявленные троечники. Я подошел к столу Мэтта и сел напротив него. Он все еще не замечал моего присутствия, витая внутри своего разума, который активно думал и вспоминал. Рядом с ним лежала та большая книга по японской мифологии. Не могу поверить, что он все еще носит эту громадину с собой. Брент посмотрел на стеллажи — его взгляд растворялся в идеях, пока он писал, и друг на секунду отвлекся, заметив меня. Вдохновленный флер улетучился, и теперь Брент смотрел на все совсем обычно. — Оу, привет, Гарри, как давно ты здесь сидишь? — он положил ручку и уже был сосредоточен на нашем разговоре. — Не очень. Извини, что отвлек. — Ничего страшного, иногда полезно отрываться от этого потока заданий. — Ты что-то пишешь? — Да, — протянул он. — Это эссе по литературе, которое я пытаюсь довести до идеала, но не хватает новых, свежих образов, если ты понимаешь о чем я. — А какая тема? — Да самая что ни на есть популярная — любовь. А точнее, не просто любовь, а ее истинное выражение. И написать надо так, чтобы это было интересно читать, а не удручать целиком банальностью и незрелыми мыслями. Хотя, иногда дети думают куда необычней, чем взрослые. Он провел ручкой по бумаге, зачеркнув одну фразу, которая, видимо, давно мозолила ему глаза, и обратился ко мне, выказывая свой измученный и потрепанный текстовыми оборотами взгляд. — Не поможешь мне? Мне просто нужно твое представление об этом, ведь чем разносторонней смотришь, тем лучше получается. Я не писатель, но литература мне нравится, и оценку хотелось бы соответствующую моей заинтересованности в ней. Будь добр, Гарри. — Нет проблем. Я помогу тебе. — Отлично, — произнес Брент и улыбнулся, подыскивая чистый листочек. — Просто постарайся как можно более развернуто ответить на один вопрос. Что для тебя настоящая любовь? Я задумался. Шестеренки в моей голове ржаво заскрипели, но я моргал и напрягался, пока процесс не пошел, как по маслу. Через секунду я уже говорил Бренту все, что думаю, а он быстро это записывал. — Для меня любовь, настоящая любовь, это когда ты видишь в человеке то, что не видят другие. Точнее, ты находишь то, что не находил в остальных. Или, возможно, ты даже не ищешь, а испытываешь это. Как энергия, которую можно почувствовать. Ты чувствуешь человека и подсознательно улавливаешь его флюиды. Вы знакомы или совсем не знаете друг друга, не важно — тебе комфортно рядом с ним, ты ощущаешь внутреннюю гармонию и спокойствие, защищенность, может даже небольшую ответственность, но она не кажется тебе давящей или ограничивающей, ведь если тебе хорошо рядом с человеком, ты уже понимаешь, что он тебе как минимум нравится. Но любить — это не просто испытывать симпатию или страстно чего-то желать. Любить, я считаю, это замечать незначительные детали и полностью принимать его или ее, это терпеть партнера в плохие дни и понимать, что его присутствие веский повод для улыбки. Любить -- это быть привязанным и чувствовать свободу, быть открытым и спокойно решать любую проблему, выход из которой понравится вам обоим. Это с нежностью в сердце смотреть на него, даже если он не замечает или всю неделю обращался с тобой плохо. Это прощать и восхищаться, но в то же время здраво оценивать и замечать недостатки, которые не кажутся такими плохими, если на самом деле придают уникальности, позволяя узнать человека в толпе тысячи других, возможно, похожих, но совершенно тебе не нужных, ведь они — не он. Любовь -- это когда ты топчешь свое эго, чтобы быть готовым слушать и прислушиваться. Чтобы слышать. Уже заезжено говорить о банальном доверии, взаимопонимании, поддержке, внимании и уважении. Но может, любовь -- это когда вы не глядите друг на друга, а смотрите в разные стороны, стоя спина к спине и переплетая руки, осознавая, что вам этого достаточно? Вам не обязательно видеть друг друга, чтобы понимать, что вы оба влюблены. И вы готовы описать друг другу все, что замечаете перед собой, даже если находитесь на расстоянии в тысячи километров. И вам не нужны тело, взаимность или выгода. Любят личность. Вот что такое любовь.       Брент внимательно следил за тем, как его ручка скользит по бумаге и машинально записывал почти каждое мое слово, не вслушиваясь в суть. Вот я закончил говорить, и он перечитал написанное с моих слов, а потом стал дивиться моему ходу мыслей. — Это восхитительно, спасибо за новую пищу для размышлений, Гарри. Твои мысли такие нетипичные… Можешь остаться, пока я вношу некоторые правки в свое эссе, если хочешь, конечно. Я молча смотрел, как его глаза бегло перескакивают с листка на листок и останавливаются, чтобы выразить мысль немного иначе, возможно, чтобы та звучала красивей. Мне все еще хотелось с ним поговорить, столько всего спросить и узнать. Поэтому я решил зацепиться за уже сформировавшуюся нить. — Брент, а как ты смотришь на любовь? — Как все. По крайней мере, я позже смогу дать тебе свое эссе и ты все узнаешь, — пробормотал он. — А тебе нравятся… девушки? Мэтт поднял на меня свои глаза и одна из его бровей взлетела до лба. Это выглядело забавно, но он все еще оставался серьезным. Видимо, эссе было очень важным. — Ну конечно мне нравятся девушки, Хилл. И нет, не спрашивай, я не встречался с кем-то. Мне они нравятся, и я просто знаю это. Эти слова звучали, как горький проигрыш. Ну конечно, мы с ним довольно разные, однако я всегда чувствовал, что нас что-то объединяет, и все же решил не сдаваться от одного ответа. — Тогда… что насчет… парней? — Да-да, и парни мне тоже нравятся, в этом нет ничего зазорного. Произнося это, он все еще следил за тем, что пишет, и не заметил удивления, смешанного с радостью на моем лице, когда я услышал от него такое высказывание. «То есть как это?» — поинтересовался я, уже не думая, что спрашиваю. — Все просто — мне нравятся и девушки, и парни, но я не выбирал такие предпочтения, знаешь ли. Вижу девушку, считаю ее милой, вижу парня — то же самое. А у тебя не так? В любом случае, ты можешь любить кого захочешь. Да, пожалуй, добавлю эту мысль в эссе. — Мне не нравятся девушки. Я воспринимаю их только как подруг, — проговорил я, ожидая, что Брент на это скажет. — Что же, это невероятно, и я рад за тебя, дружище. Тут я уже не знал, что ответить, и произнес робкое «спасибо», тихо восторгаясь произошедшему и ожидая, когда Брент закончит эссе, что произошло приблизительно через десять минут. — Я все, — сообщил он и протянул мне черновик. Его почерк был довольно крупным, но достаточно вместительным и аккуратным. Еще одна вещь, которая мне в нем нравилась. Он внимательно наблюдал, как я читал его творение про себя, и ждал оценки. В целом его эссе вышло хорошим, много интересного встретилось в процессе читки, однако в тексте присутствовали корявые обороты и речевые ошибки. Я сказал ему об этом. — Могу ли я внести некоторые изменения в твое эссе карандашом? Мне кажется, с ними будет лучше, — предложил я. — Конечно, а почему бы и нет? Он протянул мне карандаш вместе с черновиком, и я прошелся почти по каждой фразе, делая ее заковыристей и звучней, а также более логичной, но не менее своеобразной. Через некоторое время я вернул ему лист, и он бегло прочел все исправления, а затем медленно положил тетрадь на стол, изредка останавливаясь на каком-то предложении и широко улыбнулся именно мне, а не правленному эссе. — Это прекрасно, Гарри. Он быстро переписал свое сочинение с моими изменениями в чистовик и снова взглянул на меня. — Спасибо большое, приятель. Думаю, я у тебя в долгу, — сказал Брент и хихикнул, светясь от счастья. — Сдам это эссе сегодня же. — Всегда пожалуйста, — весело выговорил я. Брент Мэтт поправил прямо стоящий стул, намекая, что теперь он не так серьезен и обратил свой взор ко мне, как бы говоря «я знаю, что ты пришел не за тем, чтобы помогать мне, и я внимательно тебя слушаю». Я тут же вспомнил об этом и собрался рассказать про то, что случилось до школы, а затем задать ряд вопросов, касающихся его личности и прошлого. Конечно, мне было любопытно узнать. Но для начала я заинтересовался книгой о мифологии, что нетронутая лежала рядом. — Где бы ты ни был, она всегда с тобой, — рассмеялся я, указывая на черную обложку и сияющие белые буквы. — Могу я бегло что-то оттуда почитать? — Ну естественно, — разрешил Брент. — Я планировал сдать ее сегодня, и найти что-то более конкретное о кицунэ, а еще не такое большое и тяжелое.       Я стал листать постаревшие от времени страницы, пока Брент улыбался. В одном месте я заметил кое-что интересное, и оно гласило: «Одна из главных слабостей кицунэ — жареные крысы. Кицунэ не может устоять увидев этот, по её мнению, деликатес, и жадно накинется на угощение» или «В одном сочинении XVIII века приведено интересное объяснение в кого вселяются кицунэ. Когда человек испытывает сильные чувства, — ярость, злость, удовольствие, любовь, ненависть, — он становится пустым, и эту пустоту заполняет дух лисы (864: p.101)». Некоторые сведения говорили о том, что кицунэ не может вселиться в человека физически сильного или бесстрашного перед лицом духа лисы, но основную информацию Брент нам уже донес. — А ведь я стал пустым на вечеринке, из-за эмоции, — произнес я и указал Бренту на второе из узнанного мною. «Что ты тогда испытал?» — спросил он, а я ответил «трудно сказать, однако эта эмоция определенно была сильной». Тогда Брент закрыл книгу, положив на край стола. Он стал собирать рюкзак, пока я снова не вспомнил про свое утро. — Слушай, Брент, сегодня за завтраком случилось что-то непривычное для меня, и мне кажется, что в этом виноват лис. Я хотел было продолжить, но громогласный треск школьного звонка не дал мне закончить. Брент взял рюкзак, похлопал меня по плечу и обернулся в мою сторону, перед тем как отправиться на оставшиеся уроки. — Вижу, ты о многом хочешь поговорить, Гарри. Давай встретимся вечером после школы, я скину тебе адрес в сообщении, если не забуду. Мне оставалось кивнуть и дать ему уйти, а затем я и сам отправился учиться. Меня посетило ощущение легкости и непринужденности, которое оставалось со мной до конца занятий.