
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Птица знал многое. А если это касалось Олега, Птица знал всё. Только вот никогда с Олегом не говорил. А если что-то и хотел, то просил через Серёжу. Волкову было любопытно почему — вроде бы, скучали по нему в лечебнице оба, а на контакт шёл всегда один — но вслух этого не произносил.
Примечания
Я честно пыталась понять, какого цвета глаза Серьожи в фильме (то ли линзы, то хуинзы, то ли освещение такое, пять тыщ раз пересмотрела отдельные кадры и не определила, синие они чи какие), поэтому подарила ему цвет глаз актёра.✌🏻Вот. Не осуждайте женщину за слепоту.
i.
18 июля 2021, 12:18
С момента возвращения Олега — настоящего, живого Олега из плоти и крови — прошло три недели.
Квартира, что они купили на средства Серёжи, которые не удалось изъять после его заточения, отдавала не меньшим лоском, чем и его прежний офис. Олегу это нравилось. Другая обстановка была Серёжи и недостойна.
Серёжа после освобождения от мнимой, бесполезной и болезненной терапии чувствовал себя немногим лучше. Олег видел. Хоть Серёжа и пытался скрывать.
Ещё Олег видел, как тяжело Серёже даётся быть собой. Не выпуская его на свободу.
О нём Олег узнал из отчётов и заметок лечебницы, в которую наведался с отрядом наёмников.
«Я по тебе скучал.
Мы по тебе скучали». — разбито, словно кусочки разноцветного стекла, донеслось тогда до Олега.
А дальше — холодные руки с дрожащими, только-только освобождёнными от жёсткой ткани смирительной рубашки пальцами. По щекам, по глазам, по волосам, по шее. Словно освобождённый не верил в подаренную ему реальность.
Это только потом Олег понял почему.
Сейчас, вспоминая всё это и смотря на Серёжу в окружении мягкого золота картин и мраморных скульптур их квартиры, Олег, конечно, видит разницу. Но не большую.
Дрожащие руки, искусанные губы, косые, чужие взгляды в его сторону — всё это из лечебницы Серёжа забрал с собой. Забрал и аккуратно разложил по полочкам, распределив по одной черте на каждого демона.
Он засыпал с этими демонами, как ребёнок с игрушками, а Олег мог только смотреть и ненавидеть себя за то, что не может их прогнать.
Серёжа часами, не отрываясь, блуждал в последовательностях двоичных чисел очередного написанного в попытках заглушить тревогу кода и лишь тогда не пускал всех этих демонов наружу. Не пускал его наружу. Удивительно.
Казалось, что его вторая личность не умела или просто не хотела решать эти двоичные задачи. Потому и не мешала.
____________________________
«Как его зовут?»
«Птица».
«Он меня знает?»
«Да».
____________________________
Тот разговор состоялся между ними спустя три дня после серёжиного высвобождения. Так Олег узнал и про галлюцинации, и про краденый Птицей образ. Его образ.
Птица знал многое. А если это касалось Олега, Птица знал всё. Только вот никогда с Олегом не говорил. А если что-то и хотел, то просил через Серёжу. Волкову было любопытно почему — вроде бы, скучали по нему в лечебнице оба, а на контакт шёл всегда один — но вслух этого не произносил.
«Он что, меня ненавидит?» — решил всё-таки однажды спросить Волков, поняв, что Серёжа достаточно ему доверяет хотя бы для попытки продолжения разговора. Странно, но ему действительно было важно завоевать доверие их обоих.
Серёжа, до этого мирно сидевший за столом недалеко от расположившегося на диване Олега, тут же закрыл ноутбук и заметно вздрогнул.
Оба понимали, о ком речь.
«Нет», — слегка напуганное, будто в чём-то провинился. Будто Олег станет его в чём-то упрекать.
Олег бы не стал.
«Тогда почему он...» — мысли ещё не обрели нужной оболочки, но Олег не собирался отступать. — «Почему он… не говорит со мной?»
Сразу вспомнился разговор первого дня после лечебницы.
____________________________
«Он хочет, чтобы ты взял нас за руку».
«А ты хочешь?»
«Он и есть я в какой-то степени».
«Он сказал тебе сам?»
«Да».
____________________________
Дрожь, охватившая тело Серёжи, казалось, передалась и воздуху, заставила дрожать каждую молекулу кислорода.
«Эй», — Олег быстро оказался рядом, нависая, но без угрозы. — Всё хорошо, я рядом, всё хорошо.
Демоны не беспокоили Серёжу во время работы со строчками кода, если только он не беспокоил их сам. И сейчас, обратившись внутрь себя, ко второму себе, к нему, всего лишь задумавшись над вопросом, Серёжа невольно выпустил демонов наружу.
Он зажмурился, обхватил одной рукой другую и начал мелко царапать.
«Почему тебе… Так важно, чтобы он говорил с тобой?» — голос разбитый и уставший, прямо как в день освобождения.
Олег аккуратно перехватил беспокойную руку, мягко отнял от потревоженной кожи.
«Я хочу, чтобы вы оба говорили со мной. Потому что ты мой друг. Вы оба. Потому что я хочу всегда защищать тебя. Его. Вас».
«Защищать вас».
После всего?
Серёжа снова вздрогнул. Слова защиты действовали отрезвляюще. В слова Олега хотелось верить. Серёжа сделал глубокий вдох и наконец открыл глаза. Тёмное полотно зелёной тревоги встретилось со спокойным синим океаном.
Олег смотрел выжидающе. Не с давящим нетерпением, нет. Терпеливо и с уважением личных границ.
«Тебе не понравится то, что он говорит», — снова виноватым тоном, будто ребёнок.
Олег медленно и с осторожностью — совсем как возле дикого раненого зверя — опустился перед Серёжей на корточки, не выпуская дрожащую руку из своей и не разрывая зрительного контакта.
«Он хочет, чтобы я ушёл?»
В ответ — только вновь зажмуренные глаза и лихорадочное качание головой.
//Такой хрупкий и разбитый//, — билось у Волкова в голове, но он разумно держал эту мысль необлачённой в звуки.
Серёжа снова не смотрел в глаза. И это должно было пугать. Но Олег привык. Олег понимал, как Серёже это трудно давалось — выдерживать чей-то взгляд. Выдерживать его живой взгляд.
«Что он говорит? Он чем-то на меня обижен? Пожалуйста, Серёж, скажи мне».
«Он… Не хочет, чтобы я тебе говорил».
И на этом их разговор был окончен. Олег больше не поднимал эту тему, стараясь в принципе не напоминать Серёже о том, что знает о Птице.
С того момента подозрительные взгляды в его сторону участились. Олег был уверен, что это он смотрит серёжиными глазами. Будто… Не доверяет? И рассказывает об этом Серёже? Что Олегу нельзя доверять? Тогда почему до сих пор не выставил — или хотя бы не попытался выставить — за дверь? Нет. Серёжа отрицал, что Птица этого хочет. Значит, дело не в доверии.
Серёжа смотрел на Олега искренне, иногда с грустью, иногда — с глубочайшей, непонятно отчего зародившейся тоской, но чаще — с детскием восхищением, обрамляющим тёмную зелень радужки. И никогда — с опаской.
____________________________
«Олег, можно нам с тобой… К тебе...»
«Конечно. Идите сюда. Снова кошмары?».
«В этот раз почти как настоящие».
«Хотите обняться?»
«Хотим».
____________________________
Обращение во множественном числе Олег использовал только в моменты сильной эмоциональной поддержки, потому что знал, что Серёжу оттолкнёт непринятие. В другие моменты Серёжа был не против традиционного обращения.
С той ночи они всегда спали вместе. И кошмары тревожили Серёжу и, наверное, Птицу, меньше. Им ведь снятся одинаковые сны? Олегу интересно. Безумно хочется спросить. Но Серёжа, в таких разговорах подобный крошеву битого витража, — слишком высокая цена любопытства.
Наверняка ему тоже были сильно неприятны эти кошмары. Серёжа как-то рассказывал, что Птица во сне — когда они ещё спали отдельно от Олега — расцарапал им руки. Олег тогда бережно обработал раны и даже наложил бинты, чтобы избежать повторения в будущем.
«Он говорит „спасибо”».
«Пожалуйста».
В одну из тихих спокойных ночей, когда Олег думал, что Серёжа с Птицей мирно спят, он словил себя на мысли, что вот уже пару минут неотрывно смотрит в полутьму подвесного потолка перед собой. А спустя ещё несколько секунд понял, что смотрит в этой комнате не один.
Мгновения вкупе с армейскими рефлексами хватило, чтобы перехватить столь любопытный, осторожный, чужой лисий взгляд. И увидеть сразу столько нового.
Интерес, испуг, смущение, азарт, тревога, страх. А потом молниеносная отстранённость. После непродолжительных гляделок, обладатель этого взгляда резко отвернулся.
А Олег не сомневался, кто только что на него смотрел.
На следующий день они об этом не говорили. И через день. Серёжа будто не знал или не помнил. А через два это случилось снова.
Уже знакомое присутствие второй неспящей пары глаз он считал за секунды. И снова молчал.
Заполнявшее комнату ночное марево с проблесками лунного света тянуло в сон, но Олег, по старой армейской закалке, проснувшись от неоднозначного пристального взгляда, уже не мог заснуть обратно.
А наблюдатель, казалось, стал смелее. И не отвернулся, когда Олег медленно устроился на бок, чтобы посмотреть в ответ.
У него взгляд совсем не такой, как у Серёжи. Но тревога в них одна на двоих. Блеск уличного света, отражавшийся от роговицы, утягивал глубже за собой. Он смотрел с опаской, всё так же по-лисьему. Будто ожидая подвоха. Будто Олег ещё не доказал, что безопасен. Для них обоих.
Но молчаливая игра, невольным участником которой он стал, Волкова вполне устраивала. В конце концов, он тоже был не из любителей многословности.
Сколько они провели вот так, рассматривая друг друга в проблесках лунного света, сказать было нельзя. Просто он в какой-то момент зарылся в подушку носом и щекой поглубже, устало вздохнул и медленно прикрыл глаза. Последнее, что Олег в этих глазах запомнил — спокойствие.
И спустя какое-то время тоже уснул.
А на утро никто из них троих об этом не говорил. Либо Серёжа знал и не хотел, либо Птица ему не сказал — Олег понимал, что, в любом случае, эта тема не являлась доступной для обсуждения. И не поднимал её первым.
***
Тихий шелест одеяла.
Свежий ветер, проникший через окно.
Сухие горячие губы на собственных.
Когда Олег проснулся ночью, это первые вещи которые он распознал.
Прикосновение было робким, едва уловимым. И всё же очень горячим. Обладатель сухих горячих губ старался почти не дышать, чтобы не разбудить. О том, кому в данный момент принадлежали эти губы и это прикосновение, Олегу оставалось только догадываться. Нельзя было понять, не распахнув глаза.
Прикосновение закончилось быстро и так же внезапно, как началось. Разумовский отвернулся и, судя по шуму, укутался в одеяло с головой.
А Олег ещё минут двадцать пытался обработать произошедшее.
На следующее утро Серёжа вёл себя, как обычно. Думал над строчками своего кода, по-прежнему просил подержать их за руку, если вдруг начинал нервничать, пил таблетки, которые Олег достал ему без рецепта. В общем, проводил типичный день типичного Сергея Разумовского.
И теперь Волков вообще ничего не понимал. И его начинало это напрягать.
Ночью Серёжа долго не мог уснуть из-за очередного приступа тревожности. Кусал себя за пальцы, царапал предплечья и, конечно же, быстро пресекался в этих действиях Олегом. Просил обнять их. Но, измотавшись полностью, всё-таки уснул. А потом это случилось снова.
Сухие тонкие губы. В этот раз будто горячее. И тихие-тихие вздохи, которых — Олег уверен — не было в тот раз.
Если в прошлый раз они действовали осторожно и бесшумно, то в этот раз одним лёгким касанием не ограничилось.
Олег по-прежнему не понимал, кто перед ним. И чего добивается.
Но одного украденного поцелуя им явно было мало. Вслед за смазанным касанием губ последовало ещё одно. И ещё. Олегу было невыносимо трудно притворяться спящим и дальше.
Когда поцелуи закончились, Разумовский не отстранился. Он продолжал смотреть. Олег это чувствовал. И очень хотел посмотреть в ответ. Увидеть, что за демоны полыхали в зелёном огне глаз. Но у Серёжи очень хрупкая душа, и, если эти поцелуи принадлежали ему, Олег остался бы лежать в осколках.
Утро Волков встретил в постели один.