Маркартский Медведь

Весеннее солнце окрасило хмурое небо яркими красками, — золота и меди, неся на себе радость. Махровые облака нежились в теплых лучах, едва переваливаясь на бок и растягиваясь на небосклоне утопая в синеве. Смех и песни, согрели стены Виндхельма, преобразив город до неузнаваемости. Казалось, холодный камень остыл навсегда со смертью старшего Буревестника, сделав его таким же мрачным, как и саму твердыню рода. Но в этот день, сделал долгожданный вдох, — преображаясь. Между темных стен скользили люди ярла, облаченные в синие наряды, неся на руках различные сладости и раздавали их прохожим с песнями на устах. Кажется, что этот день не кончится никогда, но светило медленно склонялось к горизонту силясь утонуть в море и забрать с собой все невзгоды севера. Каменный дворец ожил, и подобно беспокойному улью, встревоженный нерадивым медведем, — впускал и выпускал снующих по своим делам слуг с различной утварью, флагами, цветами и яствами. Грубые пальцы коснулись платья, с наслаждением чувствуя на коже нежность ткани, что выбрал специально для нее. Бархат лоснится под тяжестью руки, а серебряные фибулы плоской поверхностью ловили желтый свет факелов, искривляя его на гранях узора — скалящейся пасти медведя, на черном меху плаща. Гонец возник словно из-под земли, почтительно склонив голову и принимая сверток из рук Ярла, спешно покинул дворец. Взгляд голубых глаз снова прошелся по стенам, что теперь украшали знамена Братьев Бури, с яростно скалящимся с ткани медведем. Служанка ловко обогнула своего господина, держа в руках вазу с какими-то цветами, почтительно пряча взгляд. Едва уловимый сладковатый запах доносится до его обоняния, — заставляя цепко окинуть зал, в поисках искомой особы… Аромат, как в насмешку, настойчиво завис в воздухе, не давая покоя — взбудоражив сознание. Взгляд снова и снова скользит от одного слуги к другому, затем по безликим шлемам солдат, в надежде увидеть и окунуться в желанную синеву глаз. Но ее в зале нет, и странное чувство кольцом сжала грудь до тех пор, пока, голубые глаза не остановились на букет в вазе, что служанка поставила на общий стол к бутылкам эля и вина. Любопытство толкает в спину и Ульфрик подходит к столу, рассматривая пестрые цветения и растягивая губы в усмешке: — Язык дракона, кто бы мог подумать, — грубые пальцы осторожно вытягивают хрупкое растение из композиции, поднося к лицу и медленно вдыхая. Опьяняющий сладкий аромат щекочет ноздри, снова волнуя сознание ожиданием встречи, — ты полна сюрпризов… Когда город утопал в радости и песнях, прямо посередине Виндхельма, в одной из комнат, тревога и безысходность заполнили пространство, вытеснив радость из своих стен. Насколько медленно солнце клонилось к закату, так же медленно сердце наполнялось отчаянием, что тяжелыми щупальцами цеплялось за душу. Перед глазами, как насмешка над ее совестью, снова и снова появлялись голубые глаза полные тепла, а кожу жгло от прикосновения шершавых пальцев к подбородку, словно клеймо, напоминая — чем рискует. Она продолжала метаться по комнате, — чувства перемешались и превратились в ядовитый миазм, что разъедал душу и вытравливал всю решимость. Хорошо спланированный и продуманный план был готов вот-вот сорваться из-за сомнений. Из-за чувств. Ощущение предательства засело в груди, током било по сознанию и тугим узлом скрутило внутренности от непонятного ей ныне ощущения засевшего в груди, не давая покоя и вбивая панику в разум. Голова гудела и медленно закружилась, заставляя Элиз опуститься на кровать, — обессиленная и вымотанная собственными переживаниями, — бездумно бродит взглядом по витиеватому узору на брусе потолка. А перед глазами снова — мягкий взгляд и трепетное прикосновение к подбородку, поднимающий желание снова ощутить на себе теплое покровительство. «Он не простит…» — руки обессиленно прикрыли лицо, скрывая медленно наполняющиеся глаза слезами. Внутренний голос метался в голове, перемешивая и без того запутанные мысли и чувства в безумную какофонию, делая подавленное настроение просто невыносимым. Сердце нервно билось в груди, словно загнанная в клетку птичка, безуспешно обрывая перья о стальную клетку безысходности, в которую сама же себя и загнала. Отчаяние сжало горло стальной хваткой, и слезы предательски скатились по щекам, оставляя после себя соленую дорожку по изгибу скул. В дверь тихо постучали, резко оборвав все стенания и заставляя ее порывисто встать и растереть ладонями влажные следы. — Ралоф, я не пойду-у-у… — голос предательски дрогнул от переизбытка чувств, и жалкие попытки его выровнять, лишь сменились хрипотцой. — Я тебя повсюду ищу. Тебе просили кое-что передать — лично в руки, — вздох облегчения и раздражения одновременно сорвался с губ. — Проходи, — Элиз распахнула дверь в очередной подумав о письме от «таинственного друга», но удивленно наткнулась взглядом на массивный сверток, что так аккуратно держал паренек. — Вот, тебе просили передать, лично в руки, — он неуверенно переступил с ноги на ногу, наконец, вручив посылку, — Ну все, я пошел. — А от кого… — но вопрос так и остался не озвучен. Гонец быстро растворился, нырнув в коридор, где собрался народ, уже празднуя первые победы Братьев Бури. Любопытство вытеснило все без остатка, высушивая слезы и проясняя сознание. Пальцы слегка дрогнули от волнения, но ловко развернули ткань. На бежевом полотне бережно свернутое платье из синего бархата переливалось от дрожащего пламени свечи. Черным мех плаща едва виднелся под нарядом, вместе с серебряными фибулами, блекло сверкая в полумраке комнаты. Мелкий сверток лежал поверх наряда, также привлекая внимание. Тонкие пальцы медленно прошлись по грубой бумаге, развернув его и мягко улыбнувшись стянутому синей лентой небольшому букету, голубого горноцвета. Насколько был прекрасен наряд, настолько же сильно в груди поднималось снедаемое чувство беспомощности и опустошения. Она должна присутствовать на празднике, а мысли о том, чтобы просто не прийти, можно было бы отбросить так же ясно, как и намек, — кто прислал наряд. Остывшее весеннее солнце, самым кончиком вяло зацепилось за грань горизонта, одаривая последними лучами радостного дня и окрашивая пухлые облака оранжевым цветом с щепоткой алых брызг. В каменном зале уже было не продохнуть от огромного количества народа, а плеск меда по бокалам не прекращался ни на минуту. Все было слишком напыщенным, — столы ломились от разнообразия яств; поданные животные зажаренными боками манили и звали гостей, приглашая испробовать их, вместе с различными сладостями, кувшинами эля и вина. Йорлейф обеспокоенно посмотрел на Ярла, но тот лишь коротко кивнул, понимая, что этот пир необходим. Расположение кланов важна в этой войне, поэтому пригласив их на празднество в честь побед — покажет не только устойчивое положение Братьев Бури в финансовом плане, но и свяжет многих дружественными узами и укрепит те связи, что разорвала война. Главы знатных кланов и их представители вальяжно восседали на своих местах, кутаясь в дорогих одеяниях, принимая бокалы наполненные медом и вином шустрыми слугами, искоса поглядывали на солдат, что уже затянули песню с бардами наравне. Несколько мест за столом еще пустовали, заставляя Ульфрика нервно стучать по подлокотнику трона, снова и снова оглядывая зал в нетерпеливом ожидании. Двери открывались, впуская все новых и новых гостей, но ее он так и не находил, среди множества смазанных лиц. Все больше поднимающаяся духота давила так, что он обрадовался, решив одеть вместо доспеха, — черную рубаху с длинным серым камзолом и простыми, кожаными штанами. В то время как лицо Галмара все больше наливалось алым от жары, но словно преданный пес, продолжал стоять возле каменного престола в офицерской форме. — Ульфрик, надо бы произнести первый тост, пока гости не так пьяны. — Нет, еще не все пришли. — Или конкретная особа? — Галмар хрипло рассмеялся, сверкнув глазами из глубины мехового шлема. Норд одарил военачальника холодным взглядом, но тот проложил улыбаться, в светлую бороду. Галмар для Ульфрика был единственным человеком, кому позволялось говорить все, без последствий, но тоже имело свои границы. Доверие для него стало слишком редким явлением после Великой войны. Он тяжело вздохнул, чувствуя, как горечь от разочарования оседает в груди, оставляя после себя гнетущую пустоту. Ульфрик порывисто встал, окинув взглядом притихший в мгновение зал, скользя по множеству лиц взирающих на него. Одна ступень сменилась другую, пока слова медленно складывались в речь, что так ждал зал: — Сегодня мы собрались, не только отпраздновать наши победы в Вайтране и Винтерхолде. Сражения унесли многих, но сегодня мы почтим их смерть, ибо они уже пируют в чертогах Шора за свою отвагу и честь, с велики героями Совнгарда за одним столом, — одна ступень сменилась на другую, а услужливый слуга появился рядом, неся на подносе наполненный кубок, под поднимающееся одобрение гостей, — Мы пьем, за тех кто помог нам, когда мы в этом нуждались… — он снова окинул зал взглядом, пройдясь по знакомым лицам знати и солдат, собранных за одним большим столом. Его слова подхватило одобрительное эхо голосов гостей, разнося его слова как весть. Пальцы сжали бокал, наполняя сердце все большей решительностью. Поднимающийся гул заполнил пространство, радостью наполняя стены. Входная дверь едва заметно скрипнула, впуская запоздалых гостей, привлекая взгляд Ульфрика на другом конце зала, наконец, столкнувшись с той, кого он так ждал. — Мы пьем., — сердце норда на мгновение пропустило удар, встретившись с притягательной синевой, не в силах отвести взгляд от фигуры девушки. Слуги беспокойно заметались, подходя к последним гостям с подносами и забирая плащи, чтобы они успели поднять кубок вместе со своим Ярлом, — За Скайрим! Множество рук поднялось вверх одновременно со своим господином, неся эхо его речи по залу, так чтобы герои Совнгарда услышали, и подняли бокалы с ними в унисон. Элиз едва успела подхватить наполненный кубок, вскинув руку вместе со всеми, через весь зал, чувствуя на себе его взгляд не в силах оторваться от величественно возвышающегося над всеми Буревестника. Ралоф сжал девичью руку, утягивая ее за стол к солдатам, с которыми они бились плечом к плечу, — под общее их одобрение. Взгляд Элиз заскользил по залу, в поисках Ульфрика среди множества незнакомых лиц, наконец, увидев его во главе стола, восседающего на резном стуле и уже что-то обсуждающего с представителями кланов Серая грива и Серебряная кровь. Ее быстро вовлекли в разговор, стирая тяжелую горечь из груди, сменяя ее на радость, что витала в воздухе… В этот вечер ни один воин, павший в бою не остался забытым. Рассказы об их подвигах, во время сражений, эхом отдавались о своды зала, проходя сквозь толщу времен и одобрительно приветствовались героями Совнгарда. Все гости пили, радовали жизнь и почитали смерть. Пир все набирал обороты, звон бокалов разносился по каменному залу радужным перезвоном с песнями бардов наравне. Ульфрик пил, веселился, слушал истории и рассказывал свои, но глаза невольно скользили по множеству лиц, выискивая блеск синих глаз и находил их раз за разом. Элиз сидела в окружении солдат, заслужив их уважения не только именем, что они одарили ее, но и отвагой в битве, став поистине Сестрой Бури — одной из них. Она улыбалась, и норд готов был поклясться, что даже через весь стол слышал ее звонкий смех, видел ямочки на щеках и яркий румянец. Ульфрик снова отвернулся отвлекшись на разговор, в тот момент, когда Элиз в поисках его смотрела в другой конец стола. Ярл сидел расслабленно, медленно смакуя мед из серебряного кубка, смеясь одобрительно и кивая офицеру. Вечно нахмуренное выражение лица сменилось на спокойное, а широкие губы украсила улыбка. На нем не было привычной одежды, отчего он казался другим человеком, не таким холодным и отстраненным. Он казался обычным нордом. Несколько раз их взгляды пересекались, заставляя сердце в её груди совершить кульбит и камнем упасть вниз. В те моменты он поднимал кубок и она поднимала свой в ответ, а зал подхватывал, вознося в воздух сотни других и вызывая у него еще большую улыбку. В который раз, она склонила голову, бросив взгляд на другой конец стола, где сидел Ульфрик в надежде столкнуться с голубыми глазами и улыбкой, — но его там не оказалось, как и несколько пустующих мест рядом с ним. — Ралоф, а где Ульфрик? — Элиз медленно потянула за рукав камзола, в который был одет ее друг. — Возможно, ушли в тактическую комнату, — парень пожал плечами, снова вернувшись в разговор с одним из солдат, рьяно споря о чем то. Элиз осторожно вышла из-за стола, подходя к комнате и скользнула внутрь, притаившись в тени за широкими спинами разговаривающих мужчин. — …меня сейчас больше беспокоят тревожные вести с запада. Туллий что-то задумал. — Я предлагаю усилить наше присутствие в Пределе, — уже немного хмельной голос Галмара одобрительно подхватили несколько офицеров. — Я бы больше беспокоилась о южных границах Истмарка, Ульфрик. На территории участились патрули со стороны империи об этом ты и сам знаешь. Отдавать им Рифтен было плохой затеей.- в мягком голосе Ярла Лайлы проскочили непривычные для нее стальные нотки. — Даже Довакин предает Скайрим… — Ярл Корир, вы хотите что-то сказать? — на стол опустилась тяжелая рука, а голос Буревестника стал угрожающе хриплым, вызвав в комнате почтительное молчание, — Я так и думал. Ярл Лайла, мы все понимаем, что это была необходимая жертва, — из-за высоких спин было не видно Ульфрика, но Элиз просто коже почувствовала его хмурое настроение, что вязко заполнил воздух и ледяными иглами спустился вдоль позвоночника, — Разведчики с юга доложили, что в Рифтене пока спокойно, войска не пересекали границу. Тогда как на западе у Туллия достаточно сил, чтобы отбить Морфал или Маркарт — это тоже нельзя допустить. — Откуда у него ресурсы для наступления? — один из офицеров задумчиво качнулся, позволяя мельком взглянуть на склоненного над картой Ульфрика. Тяжелый взгляд бродил по карте, пока в комнате стояла тишина с редким перешептыванием. Светлые волосы переливались золотом в свете дрожащих факелов, отбрасывая серую тень на лицо заостряя скулы, делая и без того серьезное выражение лица почти хищным. — Фолкрит, — его тяжелый палец коснулся карты на юге, постепенно по горам спускаясь ниже, — Там еще проходит дорога из Сиродиила. — Но её нет на картах… — Рикке могла поднять архив, дорога старая, но все еще действующая. Отчаянные контрабандисты часто провозят товар по ней, — взгляд Ульфрика поднялся, медленно переходя от одного лица офицеров и ярлов, на других. В этот момент Элиз тихо вжалась в стену, надеясь, что он ее не заметит. Но взгляд голубых глаз все-таки остановился на ней, пригвоздив на месте ледяным шипом без тени удивления и прошелся дальше. — Но она опасная, дикие твари заполонили ее… — Для одиноких путников — возможно, но не для вооруженных солдат. Фолкрит слабо укреплен, но надо отправить разведчиков, а потом… — Отрежем руку, что кормит змею, — басовитый смех Галмара подхватили офицеры. — Верно, — довольные нотки проскочили в хриплом баритоне Ульфрика, а в комнате поднялся гул обсуждаемых голосов, — Ладно, возвращайтесь на пир, все распоряжения отправит Йорлейф. — Конечно Господин… Помещение постепенно опустело, взгляд Ульфрика так и продолжал смотреть на удаляющихся офицеров, пока он хрипло не заговорил: — Давно ты здесь? — Достаточно. — Элиз медленно выскользнула из тени, пересекая комнату и встав возле стола, чуть облокотившись на него, привлекая внимание Ульфрика. Взгляд голубых глаз невольно заскользил по нежному бархату, что словно вторая кожа, струилась по изгибам тела, лаская взгляд мягкими переходами фигуры. Белая ткань, тонкой каемочкой подчеркивала края рукавов и боковых разрезов подола, что были до середины бедер. Широкий ворот наряда начинался лишь с предплечья, — оголяя хрупкие плечи и округлости груди. Волосы по правому краю были заплетены в тонкую косу, с мелкими мириадами горноцвета между локонов, подчеркивая наряд и глаза. Остальная половина, непослушными волнами обрамляли лицо и ниспадали за плечи, оголяя тонкую шею. Ульфрик тяжело вздохнул, чувствуя, как сердце тяжело забилось в груди, разливая по венам не просто жар, а раскаленную лаву. Соблазнительная и смертоносная красота. Ему потребовалось всего пару шагов, чтобы сократить расстояние между ними, подходя к Элиз, снова и снова оглядывая стройную фигуру, взволнованно вдыхая сладкий аромат. -Ты прекрасна, — его рука поднялась, проведя тыльной стороной ладони по скуле, и медленно опустилась по предплечью, пока взгляд скользил все ниже. -Это благодаря вам, Мой Ярл, — она чуть склонилась, приседая в неумелом реверансе, оголяя округлости груди еще больше и вызывая хриплый грудной смех у Ульфрика. — Галмар рассказал мне о том, как ты билась в Вайтране, — его голос был пропитан волнующим баритоном, а слова вились и сочились довольными нотками, — Первая преодолела баррикады у ворот и опустила мост, заставив имперцев отступить в город. Теперь, мне даже кажется, что густая кровь этой земли просочилась и в твое сердце, — щеки опалил жар, волной опускаясь вниз и заставив ее сердце трепетно забиться в груди от его слов, — Но ты не только храбрость меня порадовала, но и уважением солдат, что прозвали тебя Ледяные жилы. Думаю, это звание тебе к лицу. — Для меня большая честь слышать эти слова, мой Ярл. Довольная ухмылка коснулась губ Ульфрик подмечая смущенный румянец на девичьих щеках почти скрывающий мелкую россыпь бледных веснушек. Словам Галмара он верил, преувеличивать старый вояка не умел. Элиз вздрогнула от движения руки норда, что медленно соскользнула по предплечью и притянула ее пальцы в легком касании губ к ним, продолжая свою речь: — Ты сделала многое, чтобы доказать свою верность мне. И я это ценю. Но, — он чуть отстранился, улыбка медленно сползла с лица, сменившись озадаченным выражением на лице, — ты не сказала, что была таном Вайтрана. — А… Тогда я… не думала… что это важно, — на самом деле не подумала об этом. Не подумала и о последующих последствий… в некотором роде, предательства Балгруфу. Нехорошее предчувствие ледяным холодом заскользило по коже, обжигая и поражая сердце стальной иглой. Она вскинула глаза, в попытке уловить хоть что-то в его взгляде, намек на то, что последует за этим или его разочарование в ней. — Я уже написал Вигнару, чтобы твой титул во владениях в Вайтране остался в силе. Хускарл и все привилегии будут сохранены за тобой, — голос Ульфрик не был строг, но все же заставил Элиз опустить взгляд, чувствуя, что ее словно ребенка пожурили, мягко и серьезно одновременно, — Впредь, я надеюсь, такого не будет. Его взгляд цепко впился в лицо, словно он знал что-то и ждал её реакции, заставляя Элиз замереть. Внутренний голос в зарождающейся панике загудел в сознании, -»…он знает…». Мысли заметались, перемешивая все в настоящий хаос, а предчувствие сжало горло холодной хваткой, заставив бретонку резко побледнеть; рот медленно открылся, в попытке хоть что-то сказать. — Ты хочешь что-то еще сказать? — Ярл чуть прищурился, впиваясь в ее лицо взглядом, ловя любой намек на то, что силилась выдавить из себя девчонка. Но она молчала, все-таки тяжело сглотнув, наконец, преодолев внутреннюю борьбу с собой. — Нет… Ничего, мой Ярл — она мягко улыбнулась, насколько смогла, но на его душе все же остался осадок, что стальными когтями нехорошего предчувствия проскреб душу, — ярлы, похоже меня недолюбливают. Попытка сменить разговор не укрылась от норда, и чуть прищурившись, он шагнул к ней, разрывая то небольшое расстояние между ними, что сам же выставил. Тяжелые руки перехватили талию, и порывисто развернувшись, усадил ее на стол, словно бретонка ничего не весила. Разрезы платья бесстыдно распахнулись, слегка оголяя стройные ноги, по коим Ульфрик незамедлительно провел руками, вызывая мелкую россыпь мурашек по телу на тепло его рук но, не заходя дальше дозволенного нарядом. — Их расположение несложно получить, — массивная рука перехватила тонкий подбородок, чуть отводя его в сторону и оголяя шею, — Путь к благосклонности ярлов, через их народ… — его слова медленно тянутся с уст словно густой мед, как и то, на сколько медленно он склонялся к шее, осторожно касаясь нежной кожи, срывая с ее губ хриплый стон, и заставляя сердце нервно трепыхнуться и сладостной негой опуститься вниз, — помогай жителям… — второй поцелуй был еще более невинный и легкий, едва коснувшись кожи, сжав ее грудь волнующим предвкушением и желанием снова почувствовать обжигающее дыхание, граничащее с легким скольжение колкой бороды и касанием уст, — тогда получишь благосклонность и даже титул тана. Играл ли он с ее чувствами, скользя по тонкой грани вожделения над трепещущим девичьим телом, осталось загадкой для нее. Каждое движение, дыхание и касание горячих уст — яркими импульсами плясали в сознании и били током по коже, которой он едва касался — желая этого снова. Казалось, что прикажи в этот момент Ульфрик ей сделать что-то, она, — словно марионетка бездумно шагнула бы даже в пропасть, лишь бы снова и снова плыть на грани его мнимой нежности и лёгкой боли. Она прикрыла глаза, опираясь руками на стол между мелкой россыпи флажков. Сладостное удовольствие сочилось по венам, раскаленной лавой заполняя сознание и тугим узлом скручивала внутренности. Сердце вытворяло в груди невыносимое, билось о ребра, в спешке разгоняя кровь настолько сильно, что скользящие его губы по шее, чувствовали трепыхание венки. Руки слишком благопристойно скользили лишь по оголенной коже ног, не заходя за рамки дозволенного разрезом платья, вызывая волну дрожи и желание большего. Она лишь приоткрыла глаза, встретившись с его, что бродили по лицу и ловили любой отклик эмоций на его движения. Казалось, не только она стояла на тонкой грани животного инстинкта, но и он, — взгляд скользил по лицу, по телу, а язык медленно прошелся по пересохшим губам. Немного дольше пальцы задержались у края наряда, чуть сжав пальцами бедра. Элиз медленно подняла руку, скользнув к широкому запястью, по грубой коже шрама, поднимаясь выше к предплечью, наконец, остановившись на шее едва коснувшись скулы. Но он перехватил ее, мягко коснувшись губами пальцев, тяжело выдохнув в попытке развеять возбуждение, что вилось в воздухе между ними. — Нас ждут, — сильные руки перехватили талию, помогаю Элиз спуститься со стола, — У меня для тебя подарок. — А платье… — разочарование мелькнуло в синих глазах, но тут же утонув в появившемся любопытстве. — Платье лишь моя прихоть, — его взгляд снова прошелся по фигуре, понимая, насколько идеально наряд шел ей, — А подарок — это дар, достойный воина. Но он подождет окончание празднества. — немного разочарованный вдох покидает девичью грудь, но алеющие губы окрашивает благодарная улыбка, — Теперь, отдохни, повеселись — это и твой день. Она осторожно выскользнула из комнаты, оставив после себя легкий цветочный аромат. Руки Ульфрика прошлись по волосам, убирая назад непослушные светлые локоны и поправляя черную рубаху и камзол, — медленно вернулся в зал. Скрывая волнение, хмурым взглядом, Ярл коротко кивнул гостям и быстро направился к своему креслу, судорожно хватая бокал и осушая его за раз. Терпкий мед сладко наполнил рот, горячей волной опускаясь в желудок, немного успокаивая разгоряченный разум. Галмар присел по правую руку от своего Господина и налил ему новый кубок, хитро поглядывая на него… Ни один герой не был забыт, их имена еще не раз эхом звучали под сводами каменного зала. Но время медленно переползло за полночь, заходя дальше в глубокую ночь. Бóльшая часть гостей разошлась по своим домам, и вернулась в комнаты таверны. Ульфрик и Галмар, прихватив с собой пару бутылок эля, ушли в покои ярла. Ралоф в компании нескольких солдат покинули каменную крепость в поисках Мясника на свою хмельную голову. Среди множества смазанных лиц, неожиданно мелькнула ярко — рыжая копна, но тут же растворилась среди слуг. Сердце пропустило удар, но она решительно поднялась, попрощавшись с Сестрами Бури, которые небольшой компанией собрались вокруг нее. Пальцы прошлись по платью, расправляя мелкие складочки, словно давая себе время, передумать. Но…она должна следовать плану. На втором этаже в спальном крыле, из нескольких комнат уже доносился знатный храп, знаменую крепкий сон их хозяев. Она медленно скользит по коридору, мимо чужих дверей, все дальше, отчитывая ударом сердца каждую ступень. Ульфрик не был частью этого плана, но не прийти она просто не могла, было ли это его желанием или ее, сейчас не имело значение, по сравнению с тем, что будет «после». Вход в его спальню ничем не отличался от остальных, только находился в конце спального крыла. Элиз остановилась в нерешительности, из-за двери слышались мужские голоса и басовитый смех, давая понять, что Галмар еще там. Но она уже надавила на дерево, с железными клепками и стальными пластинами, окунаясь в теплоту помещения. Камин радостно жевал сухие бревна, резко выплюнув горсть искр от подброшенного Ульфриком полена в дымоход. Он не удивился ее тихому появлению, скорее уже начал различать поступь ее мягких шагов и лишь тепло улыбнулся, поднимаясь и положив лишнее в плетенную стальную поленницу у очага. — Галмар, тебе пора, — военачальник медленно поднялся, поставив за раз выпитую бутылку на маленький столик у кресла, — скажешь… — Конечно, вас не побеспокоят, — Галмар растянул губы в улыбке, глянув на стремительно краснеющую Элиз и прикрыл за собой дверь. Взгляд синих глаз снова заскользил по Ульфрику, в который раз примечая статную фигуру. Он медленно сбросил камзол, оставшись лишь в рубашке, расстегивая пару мелких пуговок воротника. Черная ткань скользила по плечам, оплетая широкие плечи и немного оголив мерно поднимающуюся грудь с медальоном Талоса. Пламя камина плясало на волосах, опаляя пшеничный цвет, делая их почти золотыми. — Я рад, что ты пришла, — Ульфрик повел плечами, пройдя к комоду и откидывая светлую ткань со свертка. Любопытство все-таки взяло вверх над бретонкой, — уже пытаясь заглянуть через плечо, в который раз примечая, что он выше ее на целую голову, а широкие плечи не дают удовлетворить ее интерес до того момента пока он не повернулся: — Подарок, достойный воина. — огонь от камина радостно заплясал на гранях стали, и мягко переливался на новой коже рукояти. — Это… твой…? — Копия, — он ухмыляется, совершив несколько круговых движений кистью примеряясь с весом топора и перехватывая его второй рукой, — идеальная балансировка, укороченная рукоять и крепкая кожа. — Он прекрасен, — Элиз восхищенно выдыхает, не в силах оторвать взгляд от узора, по которому неоднократно скользила пальцами, пока топор Ульфрика был у нее, почти запомнив узор, осторожно принимая из его рук, — он легкий! — По сравнения с остальными — да. Легкая, но плотная древесина и чистая сталь — создают идеальный баланс. Я заметил, ты все ходишь с древним нордским топором. — Ты говоришь так, как будто восхищаешься им. — мягкая улыбка касается ее уст, и она поднимает лицо, вглядываясь в голубые глаза, в которых уже играл озорной огонь. — Возможно, — Ульфрик улыбается тепло и по-простому, скрестив руки на груди, — Я не думал, что Онгул сможет повторить мой за короткий срок, но он превзошел сам себя. — На нем руны, такие же как у твоего? — тонкие девичьи пальцы прошлись по едва заметным рунам на деревянной рукояти. Магия, медленно вспыхнула голубым огнем под ее рукой и тут же потухла, принимая новую хозяйку. — К сожалению нет, Вунферт не смог повторить, но наложил свои чары на оружие. — У меня… Охх, у меня нет слов, — оружие приковывало взгляд, начищенная сталь сверкала и переливалась от магии и пламени камина, искривляясь на узорах. Он казался продолжением руки, легким и невесомым, а магия, заключенная в рунах, теплым потоком струилась в руку, — он прекрасен… Топор с легкостью продолжил ее легкое круговое движение кисти, с шелестом рассекая воздух и подчиняясь любому отклонению. Баланс не давал стали искривить направление или выгнуть запястье и держал уровень, что выставила рука. Руны пульсировали голубым светом, с каждым ударом сердца посылая поток магии, теплый и ненавязчивый, готовый сразить врага через сталь. — Достойное оружие против имперцев, — широких губ снова коснулась улыбка, а взгляд не мог оторваться от нее, — завороженный мягкими движениями кисти Элиз. Грубые пальцы медленно перехватили тонкое горлышко бутылки меда, что стояла на комоде, и чуть оперевшись на него, — наблюдал за ней. Ее рука двигалась легко, невесомо, направляя топор немного скованно, бросая на Ульфрика смущенный взгляд. Каждое движение, каждый жест — словно танец не ведомый ему, другой. Стиль боя бретонки отличался от его, это он понял еще, когда они сражались на деревянных мечах, слишком ловкая, быстрая и разящая, спонтанная, — когда он каждый шаг выверял, каждое движение продуманное и вытренированное в нем с годами. Каждый жест въелся в сознание, в мышцы делая их почти рефлекторными. Взгляд медленно переместился с оружия на платье, что подчеркивало изгибы, и не будь она безродной, смогла бы дать фору знатным дамам. Но она все же была бретонкой. Вольной бретонкой, коим присуще не сидеть у теплого очага, а искать приключения. И она была ею. Драконорожденной… Непонятная горечь осела на языке, и он тихо выдохнул, сместив взгляд с нее, на рьяно пожирающий поленья огонь, что рвал древесину, выплевывая яркие искры в черный дымоход. Тонкие пальцы коснулись запястья, выводя его из дум. Рефлекс сработал сам по себе, — слишком резко перехватывая тонкую руку, слегка сжав ее. — Охх … — она вздрогнула, но не вырвала руку. От прикосновения горячих пальцев, по коже электрическими импульсами прошла дрожь по телу, неся за собой зарождающуюся волну эмоций, — Я… я должна… кое-что… Их взгляды пересеклись, замерли пальцы на запястье, не в силах оторваться друг от друга… Бутылка, жалобно звякнув о пол, вылила остатки жидкости вместе с жалобным звоном топора, оставшись без внимания хозяев. Стальная хватка рук прижала податливое тело к себе, ощущая каждой частичкой своей кожи, ее трепетную дрожь. Губы прижались в поцелуе, а язык властно, жадно и не ненасытно проник в полуприкрытый девичий рот, лаская и подчиняя одновременно. А в голове Элиз, набатом забились мысли в надежде что-то изменить — «… после этого он точно возненавидит…» но все они тут же пожираются, испепеляются желанием, возбуждением и снова желанием… снова почувствовать его. Широкие пальцы ненасытно скользят по бархатной ткани изгиба тела, нетерпеливо притягивая и сжимая округлости ягодиц почти вдавливая ее в себя. А она уже не в силах противиться ему, с наслаждением подчиняясь его воле, его рукам… языку. Похоть и желание, словно вросли в ее тело рядом с ним, став частью его и ее, став частью чего-то нового, — объединив их лишь одним. Поцелуи стали все грубее, властнее и жаднее, пальцы словно клеймили ее раскаленным жаром сквозь ткань наряда, прижимая к себе. Похоть опалила щеки и вожделение, опустившись вниз живота и скрутив ее внутренности тугим узлом, — желая большего. Резко начавшийся поцелуй, прерывается Ульфриком, — хрипло хватая ртом воздух. Крепкие руки прошлись по талии, поворачивая и прижимая ее к себе, склоняясь к шее губами. Горячее дыхание коснулось кожи Элиз, сменяясь на мелкую боль от жесткой бороды, — он медленно вдохнул сладковатый запах ее тела, окунаясь в ее аромат с невыносимой для него жаждой, едва касаясь губами изгиба. От контраста нежности и боли, мурашки рассыпались по коже раскаленными иглами, пронизывая каждую частичку тела желанием, вырывая из ее груди стон, а сердце замереть в предвкушении. Он уже терзал ее тела, едва касаясь и заставляя ее задыхаться в его руках, ощущая твёрдость груди позади себя и тяжелое хмельное дыхание в волосах. Рука Ульфрика, насильственно медленно коснулась оголенного вырезом платья бедра, не спеша поднимаясь и сминая за собой синий бархат, с тяжелой пыткой предвкушения. Тело непроизвольно дернулось, прогнулось на встречу, откинувшись на мужскую грудь, в попытке, наконец, закончить это медленное насилие над ней, над ее сознанием, что терзала мука желания. Дыхание Ярла обжигает, а рука клеймит каждую частичку кожи бедра, что он касается, заставляя ее таять, растворяться и задыхаться одновременно, в слепой жажде снова ощутить его внутри, — как он пульсирует и сжимает ее в своих руках. Синий бархат лоснится, переливаясь желтым светом от камина, под движением руки, — наконец, скользнув по внутренней стороне бедра вверх. — Ты… — его голос ломается под движение руки, окрашивая ласкающий баритон хрипотцой. — Да? — она улыбается, понимая, насколько это сводит его с ума, ощущая прерывистое дыхание и замерший поцелуй на шее, пока, наконец, рука не скользит дальше. Он срывает стон удовольствия с ее уст, вторгаясь между ее ног, — уже не понимая, кто больше хотел этого она или он сам. Внизу живота тяжело пульсирует, а сознание заволакивает похоть, требуя большего. Свободная рука прошлась по изгибу груди, слегка сжимая небольшие округлости и медленно стягивая ткань вниз бесстыдно оголяя белеющую кожу с набухшими розовыми сосками и зажимая их между пальцами. Небольшая игра над телом Элиз, что затеял он сам, уже казалась пыткой над ним самим. Он видел желанное тело, касался ее трепещущей кожи и чувствовал, как она тает от его неспешного движения руки, прогибаясь навстречу и доверительно кладет голову на тяжело вздымающуюся грудь, прикрыв глаза. Она позволяет, она доверяет и отдается его воли, как и в тот вечер. Желанная, горячая и влажная — она подчиняется его власти, позволив своей руке скользнуть к голове норда, зарыться пальцами в жесткие светлые волосы, прижимая его ближе к шее и сходя с ума окончательно от его неразборчивого шепота над самым ухом. — …сладкая… дова… — дыхание обжигает, стирает и испепеляет хуже драконьего пламени на ее коже. Он сам воплощение огня, его пальцы, движения, что набирают обороты внутри нее, неся за собой безумную волну ощущений накрывающих ее с головой и заставляющих лишь беспомощно всхлипнуть и прогнуться, желая большего…наполнения… Неожиданно в сознание прорывается оно …горечь от того что будет…того, что она больше не почувствует его так… Как сегодня ночью… Колебание пронзило тело бретонки и она замерла, застыла, беспомощно распахнув глаза и медленно открыла рот, силясь сказать это ему…и будь что будет… И он почувствовал это, медленно выскользнув из горячего тела, оставляя на оголенном плече легкий поцелуй и поворачивая ее к себе, затуманенным взглядом голубых глаз проходясь по ее лицу и останавливаясь на губах. — Ульфрик… я… — но он не дает сказать. Возможно, предчувствует что будет, накрывая ее рот своим, вовлекая в поцелуй, — горячий, жадный, ненасытный — стирая все ее попытки изменить что-то. Он властен, каждое движение подчиняет, каждый брошенный взгляд выворачивает душу наизнанку перед ним, и Элиз бессильна в своей попытке изменить или остановить его, и хочет ли? Крепкие руки подхватывают бедра, и всего за пару шагов он оказывается возле кровати, опуская ее на покрывало. Русые волосы с мелким горноцветом окрашивают синюю ткань одеяла беспокойными волнами. Лишь снова донося до туманного сознания Ульфрика, насколько она прекрасна. Он не позволит ей все остановить, не сейчас, когда он уже почти сошел с ума от жажды, что терзала его тело и душу все это время. То, что произошло в тот вечер, было лишь слабым глотком, в попытке затушить пожар, что жжёт в груди, испепеляя все человеческое, что осталось у него. Губы тут же находят оголенную грудь, нетерпеливо втягивая сосок и проходясь языком по нежной ареоле под встречный прогиб ее тела. Руки нетерпеливо проникли ей за спину, хватая мелкие петельки пальцами в попытке избавить ее от платья. Элиз хрипло смеется, когда тихая ругань срывается с губ Ульфрика — пуговок слишком много, много для его нетерпеливого желания, но тут же жалобно скрипнув, поддаются его силе, мириадами сапфировых пуговиц разлетаясь по покрывалу. Она водит плечами, помогая ткани сползти ниже. Жесткий и властный взгляд останавливает ее, и он медленно стягивает платье, наслаждаясь, как бархат струится по ее телу. Губы скользят по угловатости ребер, опаляя дыханием дрогнувший живот, и скобля нежную кожу грубой бородой, под ее жалобный всхлип. Бархат переливается, лоснится под его пальцами, а тело девушки прогибается под неспешными движениями уст, медленно сминая дорогой наряд. Он не видел ее тела, ни тогда в поздний вечер, ни в те сумерки. Теперь же взгляд жадно заскользил по коже, с наслаждением вглядываясь в редкие мелкие шрамы, что были почти незаметны на светлой девичьей коже. Его собственное тело было одним сплошной уродливым шрамом, неся на себе словно клеймо — его жизнь… войну… талмор… снова войну… А ее тело было лишь прекрасным дополнением этих войн, показывая мелкие росчерки того, что она совершила, ее побед, ее жизни. Губы снова коснулись шрама, что шел к низу живота, под медленное стягивание наряда, все больше оголяя ее тело. Она приподняла бедра, помогая ткани медленно соскользнуть по стопам на пол, бесформенной синей массой. Нарочито медленные движения рук и губ сводили с ума, насмехаясь над ее пылающим телом. Широкие пальцы заскользили по бедрам вверх, заставляя и без того пожирающее вожделение, стянуть низ живота тугим узлом и пульсацией между ног. Ульфрик склонился над бретонкой, ногой раздвигая ее бедра и становясь между ними. И только тогда она поняла…увидела в его взгляде жажду. Невыносимую испепеляющую жажду, готовую превратить в прах и ее. Он нуждался в ней… Как и она… Тонкие пальцы нетерпеливо перехватили широкий подбородок, утопая в колючей щетине темной бороды, притягивая Ульфрика к себе и впиваясь губами в него. И он отвечал еще более жадно, придавливая ее тело своим всего наполовину. Руки Элиз опустились ниже, к разрезу рубашки в такой же слепой жажде окунуться, утонуть в его пламени, что терзала его. Ладони нетерпеливо потянули вверх ткань, оголяя его живот и припадая ладонями к тяжело вздымающейся твердой груди, с темными волосками, что тянулись вниз живота. Он отстранился всего на мгновение, подхватывая полы рубашки и стаскивая ее через голову, отбрасывая назад, тут же возвращаясь к желанным губам, что словно скума, сводили с ума, — желая их снова и снова. Низ его живота уже стягивает тугим узлом, тяжелой пульсацией разнося по телу требование желанного освобождения. Она стонет сквозь поцелуй, даже через толщу штанов ощущая его твердость. Спина прогибается, а бедра медленно обхватывают его, бессильно выгибаясь на встречу. Тонкие пальчики едва уловимо прошлись по животу, неся за собой россыпь мурашек и хриплый стон на его коже, в попытке схватить завязки штанов. Но запястья перехватывает рука, с силой заводя над ее головой. Она удивленно распахнула глаза, чуть отстранившись от него, в немом вопросе заглядывая в голубой омут… Только сейчас увидев в его взгляде, что не позволит… Будь секс между ними таким же поединком, как в казарме, она бы проиграла сотни раз, не в силах сопротивляться его хищному и властному взгляду… Губы смяли поцелуем, и он сильнее прижался, позволяя ее ногам обвить его бедра. Пальцы крепко прижали ее запястья к кровати, вытесняя все попытки сопротивляться до того момента, пока вторая его рука не опустилась ниже, с предательским терпением вытягивая одну завязку его штанов за другой… Ульфрик умел подавлять, подчинять и управлять людьми, — управлял ею, нависая над едва подрагивающим девичьим телом и жаждущем его. И она подчинялась, замерев под ним, легонько проведя языком по пересохшим губам и не в силах оторвать взгляд с низа живота, ожидая…когда он позволит ей получить то, чего она жаждала. Он поддался чуть вперед, их взгляды пересеклись, когда он резко вошел и она выгнулась навстречу, в попытке облегчить легкую боль. Слишком идеально, слишком желанно…слишком всего. Было ли это его безумием, лишь только ее, она не знала, но куталась в ней, окунаясь с головой, лишь не думать о том, что будет после…о том, что ОНА сделает после… Каждое медленное движение бедер кажется насильственным, слишком медленным, когда она чувствовала пожирающую его жажду. Каждый взгляд голубых глаз был волнующим, что он окидывал ее тело раз за разом в перерывах между поцелуев, любуясь изнывающей… Элиз. Голова шла кругом от его терпкого запаха, от его похоти и желания, что заставляла его бедра совершать более резкие движения. Губы Ульфрика скользят по шее, оставляя после себя огненное послевкусие, скользят по груди едва касаясь соска, — он ласкает каждую частичку кожи, до которой может дотянуться, словно извиняясь за каждый более резкий толчок, что он не контролировал …. Мощное мужское тело над ней прогибается, каждая мышца напрягается от поступающих движений, что она чувствует всем телом. Его силу, его величие, его мощь… Властность в глазах смешивается с похотью, разбавляя ледяную синеву, и смягчая резкие черты лица. Первые движения были медленными, контролируемыми, сменившись уже более нетерпеливыми, резкими, терзая девичье тело сладостным наслаждение. Она хотела этого, — наконец ощутить резкую страсть, что движет им, окунуться и растворить, запечатлеть в воспоминаниях каждую секунду рядом с ним. Его стон смешивается с Элиз, слишком резко, — легкая боль пронзила сознание и тело, заставляя ее выгнуться навстречу Ульфрику, в попытке облегчить боль. Но стон притупляется поцелуем, выпивается и смешивается с последующим наслаждение, что несет следующий толчок, что достигает предела. Тонкие пальцы впились с обветренную руку норда, оставляя алые полумесяцы на светлой коже, от накрывших сознание ощущений. Наслаждение пронизывает и его, когда он хрипло вдыхает, оторвавшись от ее губ, вновь смотря на покрасневшую от удовольствия бретонку. Он продолжает держать ее руку, довольствуясь властью не только над телом, но и сознанием всесильного Довакина, что дрожала под ним уже стоя на грани оргазма. Синие глаза прикрыты, а темные брови вскинуты вверх в немой мольбе не останавливаться, — чему он только рад. Она пытается сдержать стон от резкого движения бедер, прикусив губу, но его палец не дает, медленно оттягивая нижнюю вниз, желая слышать все. В комнате становится просто невыносимо от ее стонов и всхлипов, его хриплого дыхания и постыдных шлепков тел. Его губы продолжают мучать и терзать ее тело все дальше подталкивая ее к заветной грани, лаская каждый кусочек кожи, до которого мог дотянуться, уже выбивая ее не прикрытый стон оргазма, взорвавший сознание и пронзивший тело сладостной обжигающей волной, от которого она могла бы сойти с ума. Каждое движение пытка и сладостная нега одновременно для Ульфрика, но он остановился отпустив хватку на ее запястьях и опираясь на кровать, разглядывал подрагивающую Элиз под ним. Девичья грудь беспокойно вздымалась, а темные ресницы дрожали от переполняющих ее эмоций, пока наконец она их медленно не открыла, виновато взглянув на норда. Широких губ касается улыбка в тот же момент когда он медленно выходит почти на всю длину, и резко толкается бедрами вперед, заставляя ее тело содрогнуться. Она мокрая, податливая, пульсирующая еще после своего оргазма, сводящая с ума. Он дал ей время прийти в себя, сейчас эгоистично преследуя свой. Элиз стонет, выгибается на встречу — после оргазма, все кажется еще более чувствительным, еще более ярким и насыщенным. Каждое его движение внутри, словно раскаленное копье, пронизывающее ее тело, заставляя руки в бессильной поддержке вцепиться и скомкать одеяло. Сердце готово было разорваться грудь от безумной пляски ощущений, что заставлял Ульфрик пройти через ее тело, желая повторения. Он пульсировал, прожигал с каждым толчком — ненасытным, грубым и резким толкаясь в нее до предела. Только сейчас она поняла, насколько ему было тяжело сдерживаться в сумерках. Каждое движение напряженного тела, словно раскаленное клеймо на ее теле — она принадлежит ему, покорная его власти не только телом. Ее фигура привлекала, даже несмотря на многочисленные шрамы — была красива, манила снова и снова касаться губами лоснящейся кожи, груди. Невыносимая пытка над его телом становится просто невозможным, и крепкие руки перехватывают талию, присаживая ее к себе на бедра и прижимаясь к ней ближе. Она тихо охнула и слабо застонала, он сменившего положения и еще более глубоко проникновения. Элиз приоткрыла глаза, окунаясь в ледяной омут, понимая, что он дает лишь мнимую власть над ним, позволяет ей задать ритм, чтобы доставить удовольствие обоим. Одно плавное движение женских бедер сменились на более резкие, постепенно выравнивая его с дыханием. Тонкие пальцы заскользили по плечам, медленно обхватывая широкую шею в поддержке и окунаясь в терпкий медовый запах его волос. Хриплый стон перемешался с ее, под каждым толчком бедер, когда шершавые мужские руки уже снова заскользили по телу, изучая, натыкаясь на новые шрамы на ее спине, затем обхватывая бедра и приподнимая, в уже не выносимой жажде освобождения. Постыдные шлепки тел перемешались с хриплыми стонами и сбитыми дыханиями обоих, — губы снова нашли друг друга, прерывая череду уже бессознательного блуждания по шее, сменяясь жадными движениями языков. Ульфрик поддавался бедрами вперед, помогая ей и доводя до наслаждения себя. Рука уже скользнула в ее волосы, несильно сжимая тонкий волос между пальцами. От новой волны острой боли тело пронизывает наслаждение, заставляя ее дрожать и жалобно всхлипнуть, вновь подходя к сладостной черте. Не в силах сдержаться, Элиз стонет снова от резких и нетерпеливых толчков, сходя с ума, и оказываясь уже на невыносимом волоске от второго оргазма, что Ульфрик доводил ее. Тело дрожит, а низ живота уже начинает разрывать он зарождающейся пульсации, что стремится заполнить тело пожирающим жаром, пламенем испепеляющим ее, и накрывающий сознание сладостной негой. Хриплый стон, смешивается с ее, ощущая как девушка пульсирует вокруг него, уже нетерпеливо преследую свой, — резкими, грубыми толчками вдалбливаясь в нее…пока наконец тугой узел внизу живота не ослаб и сладостное освобождение волной прошлась телу. Элиз замерла, застыла под его пульсацией внутри нее, чувствуя долгожданное заполнение, дополнивший ее оргазм более ярким наслаждением. Все было слишком правильным в этот момент, необходимым и нужным ей и ему. Грудь разрывало от перемешавшихся чувств, разгоняя сердце в немыслимом ритме. Она задыхалась, от ощущений, от его запаха и жара тела. Ульфрик чуть отклонился, все еще тяжело дыша, заглядывая в синие глаза. Ее щеки пылали, внизу живота невыносимо пульсировало и сознание заволокла сладостная нега. Она открыла глаза, наконец пройдясь по лицу норда. На широких губах замерла довольная полуулыбка, а в голубых глазах плясали теплые нотки. Он уже казался другим, не таким голодным, ненасытным или властным. Светлые волосы были немного взъерошены и спадали за спину одним потоком, глубокие морщинки расправились — из-за чего он стал казаться немного моложе. В который раз Элиз поняла, что все они носят маски, он и она, каждый играет свою роль на доске мира и каждый порой устает от нее, перенасыщается настолько, что становится частью ее. Вот и он играл свою роль, был солдатом, был предателем, был бунтовщиком, но так и оставался под маской — простым мужчиной. Рука Ульфрика, коснувшаяся ее скулы, развеяла легкую задумчивость Элиз, затем медленно прошлась по шее, неся за собой толпу мурашек от шершавой ладони с мозолями, коснулась груди слегка ущипнув сосок и скользнула вниз живота, наконец там и остановившись, с загадочным блеском в глубине глаз… Она так не смогла уснуть, лишь притворилась, позволяя сильным рукам прижать к себе. Камин почти потух, но нес еще в себе тепло и свет. Она накинула на себя рубашку Ульфрика, утопая в его запахе, одела штаны и сапоги. Обернулась у самой двери, в который раз оглядывая мирно спящего мужчину на боку. Светлые волосы беспорядочно рассыпались пшеничным огнем на белых подушках. Грудь, покрытая множеством шрамов с темными волосками, мерно поднималась с таким же мирным дыханием. Его рука все еще лежала на том месте, где была она, напоминая о пустоте и тяжёлым бессилием зажимая ее грудь, заставляя глаза медленно наполниться слезами, но резко повернуться и скрыться за дверью. Внизу уже было тихо. Все как по плану. Все по плану… и она пересекает казармы, слыша мерный храп спящих солдат. Один из стражников, что охранял вход, прислонился к стене тихо посапывая. В воздухе витал легкий сладковатый запах зелья, что заставил всех тут уснуть. «Бриньольф сделал свое дело, пора и мне…» — пальцы вцепились в ключи, в слепой решимости шагая по ступеням в тюремное помещение. Она уже знает в какой он находится, лишь в свете тлеющих факелов скользит по длинной тени, скорее по привычке. Связка жалобно звякнула о решетку, заставив пленника подняться с кушетки. — Кто там? Элиз? Что ты тут делаешь? — Спасаю тебя, — ключи холодно лязгнули о решетку, с каждым щелчком в замке напоминая звон топора между ней и Ульфриком, что закончит то, что между ними… Несколько часов спустя дверь тихо приоткрылась, и она словно тень проскользнула внутрь, присаживаясь на нижнюю ступень пьедестала, на которой стояла кровать. Бутылка лязгнула от опустившегося сапога, и Элиз замерла. С постели послышалось шуршание и тяжелый вдох. Она напряглась, замерла, боясь повернуться, уже чувствуя на себе его взгляд. — Мне стоит задаваться вопрос, куда ты? — Ульфрик медленно перекатился по кровати, чуть свесив голову с края и сонно протерев лицо рукой. Она лишь виновато улыбнулась, подняв бутылку: — Захотелось пить, — взгляд голубых глаз прошелся по комнате, остановившись на кувшине, что стоял на комоде. — На комоде кувшин. Элиз медленно, чуть ослабив завязку штанов, вышагнула из опустившейся ткани, пересекая комнату и медленно наливая в бокал воду. Ульфрик усмехнулся, откинувшись на подушки и закинув руки за голову, в свете еще тлеющего камина снова пройдясь по силуэту, что огонь нещадно просветил сквозь ткань. — Или ты хотела оставить меня? — темные брови вопросительно приподнялись, по-своему принимая ее попытку улизнуть, впрочем, понимая ее. — Или украсть твою казну, — синие глаза лукаво блеснули по вверх стакана, пока она делала несколько глотков. — Мне впору вскидывать руки к небу с мольбой богам «За что?»? — широких губ касается улыбка, а в голубых глазах уже пляшет похабный огонь, становясь все ярче от ее приближения к кровати. Элиз все-таки не выдерживает и улыбается вместе с хриплым смехом Ульфрика, присаживаясь на край постели. Тонкие пальцы коснулись края рубашки собираясь ее стянуть, но крепкие руки перехватывают ее за талию и уволакивают назад, в ворох одеял. — … сам… — все также властно и не терпя возражений хрипло рычит Ульфрик, смешиваясь с девичьим смехом, эхом отражаясь от каменных стен спальни. Утро наступило неумолимо и просыпаться не хотелось совсем. Рука бессильно заскользила по постели в попытке наткнуться на его тепло, но вместо этого нащупала лишь пустоту. Глаза резко распахнулись и Элиз села на постели. Сердце набатом застучало в висках понимая, где сейчас Ульфрик и почему она не проснулась когда он ушел. Синие глаза заскользили по комнате в поисках хоть какой-то одежды, с благодарностью заметив свернутое одеяние и сапоги у комода, быстро натягивая их. Сталь жалобно блеснула в свете зажжённых свечей, привлекая ее внимание, и темным осадком опускаясь на душе. Тонкие пальцы заскользили по узорам, словно прощаясь, а руны вспыхнули синим огнем, приветствуя хозяйку. Элиз отворачивается, заправляя серую рубашку в кожаные штаны и медленно выходит из комнаты. Стражники шныряли по комнатам, а весь дворец был на ушах. Как только она подошла к концу крыла, что шел сразу к тактической комнате, уже услышала знакомые баритоны Ярла и военачальника. — …юг Истмарка теперь в еще большей опасности. — Рифтеном тогда займемся сейчас, в Фолкрит пока отправь разведчиков… Дверь предательски скрипнула и Элиз вздрогнула, насколько звук петель стал оглушительным в резко возникшей тишине комнаты. Как она и слышала, в помещении был лишь Ульфрик и Галмар, склоненные над картой. От звука двери, военачальник резко вскинул голову, прожигая ее взглядом. — Хммм… — Галмар отправляйся в наш лагерь в Рифте. Ярл Лайла уже там со своими людьми, — Ульфрик так и не поднял головы, блуждая взглядом по карте. — А что с…. — Я сделаю то, что посчитаю нужным, — ледяные нотки пронзили хриплый голос Ярла, что даже Галмара заставили замолчать и склонить голову. — Да, мой господин. — военачальник последний раз зыркнул на Элиз, окончательно укрепляя паническое ощущение. Но она была готова принять последствия. Пара шагов дались тяжело, словно ноги сковало холодом, что витал в воздухе. Тяжелое нависшее напряжение зависло и вибрировало в воздухе, готовое вот-вот взорваться. Она понимала, все понимала, но все-таки осталась, хотя Бриньольф и предлагал уйти, укрыться, но тогда это было бы еще большее предательство по отношении к нему. — На рассвете меня разбудил стражник, с новостью о побеге пленника, — Ульфрик медленно поднял взгляд, пригвоздив девушку на месте ледяным шипом. Была ли это ненависть или что-то большее, она так и не поняла, не смогла понять, что скрывалось под его безразлично спокойной маской. — Ульфрик, я могу все… — Во имя Талоса молчи! — тяжелая ладонь с грохотом опустила на столешницу, опрокинув стакан и мелкие флажки за собой, — Ты ослушалась меня! Послала в Обливион мою просьбу и подвергла юг Истмарка опасности! — Мавен нет дела до… — Элиз медленно шагнула к столу, в попытке заглянуть в потемневшую синеву его глаз из-за гнева. — Да что ты знаешь о войне девочка! — каждое слово — раскаленная лава, прожигает испепеляет, и сковывает льдом страха на месте. Он был зол, нет он был в гневе, на столько, что только стол спасал ее того, что мог он сделать хоть и не хотел, — Мавен Ярл, и как любой ярл будет держаться за свое место, — его грудь тяжело вздымалась, с шумом выдыхая через нос едва сдерживая пожирающий гнев снова и снова заглядывая в синие глаза девчонки ища хоть каплю раскаивания, — ты подвергла опасности не только каменную крепость усыпив стражу, но и своего друга. — Что? — ее сердце пропустило удар, — Вы поймали его? — Пока нет, — Ульфрик сжал руки в кулак, хоть в какой попытке немного выплеснуть гнев, что просто пожирал его изнутри. Элиз видела Ульфрика только холодным, расчетливым и продуманным, сейчас же он был испепеляющим. Гнев клубился внутри, и лавой скользил по венам. Если бы он мог обернуться, то стал бы воплощением Алдуина, — на столько же гнев и злоба проникли в саму его сущность, что она чувствовала, как она витает в воздухе и медленно заползает в ее сознание вызывая первобытный страх.  — Не считай себя умнее остальных. Пытки особы, знакомой с Темным Братством думаю, будет ему хуже, чем наша тюрьма, — Элиз опустила голову не в силах уже выдерживать его испепеляющий взгляд, нехорошее предчувствие засело в груди, заставив сердце пропустить удар, — Думаешь, будет не подозрительно, когда вернется вор, который изначально был назначен на задание? Думаешь, она настолько глупа или слепа? Как и любой ярл, Мавен вцепится в любую попытку угодить Империи и сохранить себя на своем месте. Пока он был у нас, он не представлял ценности. А сейчас… Вязкий ком едва продвинулся по горлу Элиз, собрав в себя все волнение и холодную истину, что норд медленно цедил из себя. Тело забила мелкая дрожь, переживание и тревога беспокойным ульем загудели в голове, разбавляя все это ядовитым отчаянием, что нахлынуло на нее одной лавиной. «Они должны были успеть…» тревожная мысль металась в голове с такой отчаянной надеждой, готовая разбиться вдребезги о беспомощность. Ульфрик же медленно отвернулся, скрестив руки на груди, вглядываясь в синеву моря, что колыхалось под порывами северного ветра, ловя на плоскости холодное солнце, — ища хоть какое-то утешение в ее синеве, в попытке проглотить гнев, пожирающий и разъедающий изнутри. Руки сжимались и разжимались, а мысль сделать что-то с девчонкой, наказать за непослушание — роила в голове все более и более ужасающие мысли. Но он не мог, не мог как норд предать честь… Довакина. — Отправляйся в наш тайный лагерь в Рифте. Мы не можем двигаться дальше, когда приходится постоянно волноваться о южной границе Истмарка, — его голос был все так же холоден со стальными иглами между слов, пронзая Элиз и добивая, выжимая ее до дна, — Это твоя вина, что он оказался в руках имперцев. Так что верни Рифтен — или умри с честью, что еще осталась. — Что… мне нужно будет там делать, — Элиз склонила голову, пряча под волнами волос наполняющиеся глаза слезами. Слова пронзали, словно приговор, который он уже вынес, желал ли он этого ей на самом деле, так и не было понятно ни самому Ульфрику ни девчонке. Но боль сжала сердце, стальной иглой пронзая душу и кровоточа чувствами, что возможно она больше не почувствует…от него. — Ты будешь делать то, что скажет тебе Галмар, — слова, словно ударом кнута пронзили тело и разум девчонки, заставив кровь схлынуть с лица и затеряться где-то в пятках, — И моли всех богов, чтобы мы захватили Рифтен, и твой…друг не оказался в руках Мавен раньше. Иди. — Да… Мой Господин… Ноги дрожали, а сердце трепыхалось настолько неровно, что готово было разорвать грудную клетку от нахлынувших чувств, но она повернулась и вышла из комнаты. Гнев застилал глаза, не давал дышать, сжимал горло стальной хваткой словно ошейник. Руки сжались в кулак и он порывисто повернулся, выискивая глазами хоть что-то, чтобы утолить пожирающее его огонь изнутри. Пальцы вцепились в край столешницы до боли в суставах, а мелкие флажки разноцветным калейдоскопом мерцали перед глазами, выводя из себя еще сильнее. Ушла ли Элиз или еще была тут, стало маловажной вещью. Гнев пропитал сознание, въелся в кожу и в мышцы на столько, что руки схватили столешницу с легкостью отправляя ее в ближайшую стену с такой силой, что раздробленное дерево мелкими цепками осыпались на пол с разорванной картой на пополам. — ЙОРЛЕЙФ! — голос рокотом пронесся по залу, заставив нескольких слуг испуганно скрыться на кухне и Элиз вздрогнуть у выхода выронив плащ…