Мальчик-мажор

      Кирилл решил сделать татуировку в дорогом салоне. Дело небыстрое. Этот рисунок на коже на всю жизнь. И оба рукава будут делать около трех-четырех месяцев, и то если повезет, и не будет очень больно. Кир знал, что у него низкий болевой порог, и вытерпеть долго он не сможет. Но это давало ощущение какой-то занятости. Какого-то действия в серой бесцветной жизни.       Да-да, мальчик-мажор, не считающий папиных денег, считал, что жизнь его тусклая и серая, как буднее утро в октябрьском Питере. Все одно и то же. Утром учеба – если повезет, и не проспишь до обеда. Иногда надо появляться в универе, вывести из себя строгих преподов, да подмигнуть симпатичным однокурсницам. Пускай воображают, что Кирилл влюбится в кого-то из них. Глупо. Гречкин любит только одного человека – того, которого видит по утрам в зеркале, когда чистит зубы. Первый день Кирилл с мастером выбирали рисунки, делали эскизы и обсуждали, как и что будет смотреться лучше. На хорошую работу и денег не жаль. Через несколько дней Кир приехал на первый сеанс. - Анестезии нет? - Не надо, рисунок будет не таким четким, - ответил тату-мастер, - и вообще, девчонки вон делают, а ты что, не вытерпишь? Пробормотав что-то про непереносимость боли, Кирилл отдал свою левую руку «на растерзание». Контуры черепа, кинжала, розы, каких-то символов и прочих деталей проступали на коже. Через полтора часа мастер отпустил Кирилла, назначив следующий сеанс через неделю. Краска дала о себе знать температурой, ознобом и сукровицей. Мастер подробно объяснил, что делать и как ухаживать за кожей в первые дни, и продал кучу средств для ухода. Но не помогало ничего, рука распухла, болела, и вообще вся затея казалась уже не такой радужной. Да еще бессонная ночь. Кирилл закутался в одеяло, воткнул в уши наушники и слушал любимые треки. Иногда улыбался своим мыслям, иногда по щекам текли слезы.       Отец, как обычно, был занят работой, и обратил внимание на сына только перед вторым сеансом. К тому времени рука поджила, и самочувствие было лучше. Он и не заметил бы ничего, но дома было тепло, и Кирилл ходил в майке без рукавов. - С ума сошел? Повзрослеешь, станешь работать в бизнесе и будешь ходить раскрашенным клоуном? - Во-первых, захочу и сведу к тому времени. Во-вторых, мое тело – мое дело, пап. - Ты мой самый неудачный проект за всю жизнь, Кир. С работой всегда было неплохо, но ты… Ты вышел у меня хуже любой самой провальной идеи. - Ага, все, что делаешь не головой и не руками, а хм… ну, ты понял - это просто ужасно! – съязвил тот, перефразируя старый анекдот про японца, который восхищался детьми россиян.       «Хорошо, что я выбрал не цветную татуировку, а черно-белую», - думал Кирилл, отправляясь на очередную сессию в тату-салон. Яркие цвета ему нравились в жизни, но на себе он предпочитал видеть черно-белую гамму. Это больше соответствовало его внутреннему миру. Второй раз было легче. Уже организм привык к краске, да и боль не казалась запредельной. Кир болтал с тату – мастером, рассказывал о поездке в Майями, советовал, что лучше там посмотреть и где взять машину. И уже результат начинал ему нравиться. Перекинулся парой фраз с девушкой - вторым мастером, которая ждала запаздывающего клиента, пригласил ее в клуб на закрытую вечеринку. И даже сунул визитку. «Нет, жизнь определенно налаживается», - решил он, натягивая худи и куртку. И стараясь не думать о словах отца про «самый неудачный проект». Самое удивительное было, когда по окончании работы, когда весь рукав был забит, Кирилл попросил сделать татушку на лице. Маленькую. В виде мороженого. - Желание клиента для нас закон. Это будет бесплатно, подарок от нашей фирмы и от меня лично. По сравнению с долгой работой на руке татушку такого размера он сделал быстро. - Еще чего! Теперь и морда разрисованная! – орал отец, увидев новое украшение. - Я уже сказал, мое тело – это мое дело. - Идиот! - припечатал Всеволод Егорович. - Ну, ты же сам говорил, что я неудачный проект. Пока делались татухи, забивались рукава, жизнь казалась наполненной смыслом. Было интересно. Но все интересное заканчивается. И наступает пустота в душе. Пустота, она такая – нечем заполнить душу, ничего не радует. Ночные вечеринки, клубы, гонки по Питеру и даже дрифт возле Исаакиевского собора. Как оказалось, все было снято с квадрокоптера и выложено в вечерних новостях. Отец узнал знакомые номера: - Дрянь! У тебя ничего святого не осталось! Ненормальный мальчишка! – орал он. На щеке Кирилла багровел след отцовской ладони. Всеволод Егорович был тяжел на руку и скор на расправу.       Вот после этой ссоры с отцом Кирилл и достал небольшой канцелярский нож. Если раньше надо было ходить в майке, теперь он будет носить кофты и рубашки с длинным рукавом. «Интересно, сильно ли испорчу рисунок, когда останутся шрамы?»- думает Кир, водя ножиком по коже. Боль от порезов заглушает боль в душе. Боль и пустоту. А слезы текут и текут по щекам. Хотя на губах играет улыбка. Точно такая же, какая была в тату салоне в первый день. Похожая на гримасу.