love is thicker than blood

— Я люблю тебя, — пробормотал Вильгельм, крепко обнимая Симона возле церкви. Голова Вильгельма была заполнена любовными и противоречивыми мыслями. Любовь всей его жизни только что так красиво пела в церкви и принесла дух Рождества, которого он так жаждал. Он хотел бы поцеловать Симона прямо здесь и сейчас. Но его мать, его семья и их честь. Как бы их восприняла страна, если бы стало известно, что он гей в отношениях с парнем из своей школы. Эти мысли вторглись в его голову, и он не поддался желанию схватить лицо Симона и прижаться своими губами к его. Симон оттолкнул Вильгельма, обрывая их крепкое объятие, люди смотрели в их сторону, но Вильгельму, казалось, было все равно. — Надеюсь, ты хорошо отдохнешь, — Симон говорил с легкой улыбкой, чтобы показать то, что он искренен, но также и то, что он не хотел говорить с Вильгельмом в этот момент. Через несколько минут Вильгельм уже сидел в машине. Он посмотрел в окно с острой болью в сердце. Казалось, Симон уже теряет к нему чувства. Ему хотелось плакать, кричать и бунтовать против своей матери, нации и всего мира. Если бы он нашел себе девушку, все было бы по-другому, он был в этом уверен. Он прислонился головой к окну и посмотрел на белый пейзаж, мимо которого они проезжали, на голые деревья, выделяющиеся, как чернила на бумаге. Это было почти как рисунок. Они свернули за угол, и он ударился головой об окно. Он поморщился и положил руку на голову, чтобы приуменьшить боль. Она быстро исчезла, но его рука осталась, когда мысли о Симоне снова всплыли в его голове. Его темные кудри, его яркая улыбка и темные глаза, которые заставляли его впадать в транс каждый раз, когда Симон смотрел на него. Его смех, его теплая, мягкая кожа, его голос, его дыхание, его тепло. Он бы сделал все, что угодно, чтобы еще раз взять Симона за руку, поцеловать в губы и никогда не расставаться. Мысли о том, как звучит голос Симона, заставили его сердце биться быстрее. — Мы будем дома минут через пять. Тебе что-нибудь нужно, прежде чем мы туда доберемся? — водитель посмотрел в зеркало и встретился взглядом с Вильгельмом. Вильгельм только покачал головой. Его единственным желанием было не встречаться с мамой. Она будет приставать к нему с расспросами о его обязанностях и о том, какая честь для него быть членом королевской семьи. Водитель был прав, до дома оставалось пять минут, но невысказанные желания Вильгельма не сбылись. Его родители стояли у двери, когда он вышел из машины и достал из багажника свои вещи. Родители подошли к нему, ожидая объятий и теплых приветствий. Он взял себя в руки и сумел пробормотать короткое «Привет», прежде чем войти внутрь и направиться в свою комнату. Закрывая и запирая дверь, прежде чем мать успела ворваться со всеми своими просьбами и требованиями. Он хотел быть похожим на Симона, жить нормальной жизнью, с нормальными друзьями и нормальной семьей. Ему не нужен был титул наследного принца. Он не хотел, чтобы за ним все время следовали телохранители и люди с камерами, вспышки которых были ярче, чем солнце, на мгновение ослепляя его, куда бы он ни пошел. Он хотел жить по своей воле, а не под давлением других. Он мечтал о том дне, когда сможет открыто взять Симона за руку, поцеловать и сказать, что любит его. Вильгельм редко чего-то желал, но это единственное, чего он действительно хотел, — быть с Симоном. Со вздохом бросив куртку на пол, он лег в постель, уставившись в потолок. Симону бы понравилась комната. Она сильно отличалась от его, но Вильгельм полагал, что ему было бы комфортно, как Вильгельму было комфортно в комнате Симона. Стук в дверь прервал его размышления. — Вильгельм, дорогой. Можно мне войти? — он услышал, как мама подошла к двери. Он хмыкнул и повернулся, зарывшись лицом в мягкие простыни на кровати. Он не хотел разговаривать с мамой. Сейчас ему просто хотелось побыть одному. От одного взгляда на маму его ярость росла. Он взял себя в руки, зная, что мать не оставит его в покое, пока не поговорит с ним. Он встал с кровати, открыл дверь и снова лег. — Благодарю. Я хотела немного поговорить с тобой. — сказала она, открывая дверь, и также быстро закрывая ее, словно не хотела, чтобы кто-нибудь услышал, что она собирается ему сказать. — Ты так быстро забрался внутрь. Мне было интересно, все ли в порядке. Она села на стул в углу, изящно сдвинув ноги в сторону и подобрав под себя юбку. Вильгельму не хотелось разговаривать, поэтому он просто пробормотал, что с ним все в порядке. — Если так, то, поскольку я уже сижу здесь, я хотела бы обсудить с тобой некоторые из предстоящих планов. В понедельник мы встречаемся с некоторыми родственниками со стороны твоего отца. Это просто обычный ужин. В среду мы должны начать подготовку к ежегодному выступлению, которое будет проводить твой отец. Мы подумали, что было бы здорово, если бы ты присоединился, поскольку это станет твоим долгом как будущего короля. До этого… несчастного случая, это была ответственность Эрика. Будет справедливо, если ты будешь делать это. В следующие выходные у нас будет несколько интервью, а во вторник мы сделаем семейные фотографии. Тебе это нравится? — спросила она. Вильгельм просто кивнул, зная, что если он будет протестовать, то это ничего не изменит. Его мать отмахивалась, говорила ему, что это традиция и его работа как наследного принца. Все, о чем он мог думать, — это темнота снаружи и то, как свет от фонарных столбов проникает в его комнату, в которой еще не были включены люстры. Его это не беспокоило. — Ну, вот весь план. Ужин через полчаса, — его мать встала со стула и поправила юбку, прежде чем направиться к двери. — Мама, — заговорил Вильгельм, останавливая ее, надеясь, что он сможет сказать или спросить что-нибудь, чтобы начать нормальный разговор. Она улыбнулась и кивнула. — А что у нас на ужин? — Вильгельм повернул голову к маме, которая стояла у двери, держась за ручку с надеждой в глазах. — Рисовая каша. Без миндаля, конечно. — она улыбнулась, кивнула и вышла, закрыв за собой дверь. Вильгельм вздохнул. Он был голоден, но у него не было ни физической, ни умственной возможности сидеть с родителями, есть и разговаривать. Он был бы в полном порядке, если бы рядом был только Эрик. Все было намного проще, когда рядом был его брат. Вильгельм изо всех сил пытался понять, как Эрик мог мириться со всеми требованиями и всей работой, которую ему приходилось выполнять, чтобы соответствовать надлежащим стандартам кронпринца. Как будто Эрик был прирожденным королем, а Вильгельм был заменой, которую наняли из-за правил, поэтому его уровень королевских стандартов не имел большого значения. — Ты придурок! — пробормотал Вильгельм в потолок. В тот момент, когда Эрик умер, его жизненные трудности подскочили до самого тяжелого уровня, и теперь его, с броней первого уровня, встретил последний босс. Он просто бродил по пещере босса, мечтая стать неигровым персонажем. Единственное, что могло бы помочь, — это объятия и теплые слова нежного кудрявого мальчика с ангельским голосом, но шансы получить это были невелики. Он принял решение следовать желаниям матери и лгать публике. Если бы он мог вернуться и все переделать, он бы это сделал. Он знал, что Эрик хотел бы, чтобы он жил верным себе и не приносил себя в жертву королевской системе, которая не делала ему ничего хорошего. То, что он слушал маму, а не брата, на которого смотрел снизу вверх, еще больше расстраивало его. Да, он ненавидел свою мать за то, что она заставляла его делать и говорить то, чего он на самом деле не хотел, но в конце концов это был его выбор. Симон был прав, никто не мог решить за него, что он хочет сказать. Он предпочел, чтобы им манипулировала его мать и ее глупые способы заботиться о чести. Если бы выбор пал на Вильгельма, он проявил бы честь, гордясь тем, что любит того, кого хочет, и обнял бы каждого члена их семьи, несмотря на их разногласия, а Августа посадили бы в тюрьму или наказали за его поступки, чтобы люди увидели, что справедливость может восторжествовать независимо от того, кто это. То, что сделал Август, причинило боль не только Вильгельму, но и Симону. Вильгельму было все равно, что ему причинят боль, но все зашло слишком далеко, когда пострадал человек, которого он любит. — Ужин! — крикнул отец Вильгельма из коридора. Время пролетело незаметно. Вильгельм медленно сел на край кровати. Его тело напоминало просроченное молоко, а ноги — цементные глыбы. Он немного посидел, потом медленно пошел к двери, волоча ноги по деревянному полу и вдыхая запах каши. Рисовая каша с корицей. Запах, который он связывал только с Рождеством. Наконец он открыл дверь и пошел по коридору, засунув руки в карманы и разглядывая фотографии и рождественские украшения, которые были расставлены по всему коридору. Этого было так много, как и каждый год. Эрик шутил и говорил, что пришел Санта и его стошнило, где ему не положено, потому что ванная всегда была без украшений. Как-то раз Вильгельм поставил туда игрушечного Санту, когда был младше. Но он не простоял там долго, и его переместили в гостиную. — Привет. Устал? — спросил отец, входя в кухню. Вильгельм кивнул и сел на стул у обеденного стола. Снова три тарелки. Их обычный фарфор был заменен рождественским, как всегда. Он перевел взгляд с крошечных Санта-Клаусов на тарелке на маму, идущую с кастрюлей дымящейся каши, и на отца с кружкой темно-красного сока. Масло, сахар и корица уже были на столе. Вильгельм даже не стал ждать, он просто начал есть быстро, как только мог, чтобы быстрее вернуться в свою комнату. Он просто хотел, чтобы этот день закончился, чтобы рождество закончилось.