Вкус рома и свободы на губах

      Небо закрывали долговязые, мрачные тучи, путая и без того расстроенные мысли принца своей серостью и гнётом. В голове царил хаус. Сама госпожа Смута снисходительно взошла на белокурую голову и учанила свои абсурдные до нервных судорог порядки против воли Фила, пытавшегося уже как полчаса воспротивиться ей и устроить переворот во всех его смыслах. Бунт собственным мыслям. Свержение пугающей своим влиянием на его тело и разум незванной госпожи и возвращение привычных и спокойных устоев.       Фил не мог больше алеть а-ля маковка от каждого прикосновения к себе и развращённых до вульгарной пылкости фантазий после произошедшего в пещере. Серая масса, которую принц до недавнего времени привык считать своим мозгом, планомерно разжижалась и обмакала в кашу при каждом хотя бы маленьком касании ледяных рук к его коже. Подобный сбой происходил с ним лишь раз и то по случайности, когда одна из горничных была застана в негляже — как же Фил тогда метался, будучи совсем ещё зелёным подростком и бегал от неё, только-только завидив. Чувство стыда овладело незрелым сознанием принца и изрядно мучало его на протяжении трёх или четырёх недель, после отпустив. У Фила в голове не укладывалось, в чём же причина сбоя на этот раз. В нём самом, в окружении или в рыжем пирате? За что стыд так искусно его пытает в присутствие, да, что там, и в минуты отсутствия флибустьера тоже? И ведь это был он — стыд — точно он. Фил узнает его из сотни обширного спектра своих эмоций.       «Началось с пещеры, должно быть и ответ в ней, — опираясь о прохладную стену, Фил сжимал и разжимал беспорядочно взъерошенные волосы, так и не успев привести их в достойный вид, — Хорошо, допустим. Но с чего? С того что я увидел ту тварь в облике Ильи? Глупо, я и до этого его видел. Одетым, но видел. Значит не оно... А что если, — и щёки вновь воспылали в цвет заходящего солнца, обдав жаром остывшую на улице кожу, — Поцелуй... Эта тварь впилась мне в губы! Чёрт возьми, не задумывался ведь, а он же был первый? Или нет? Нет, напиться до того в ту ночь я не мог, чтобы лезть целоваться к Кире или Вику. Арт бы мне этого не простил... Да неужели и правда первый? Радует, что хоть не истинное лицо, а Илью... Радует? Хотя, если выбирать между мерзким монстром морских вод и этой рыжей бестией... Да, Боже! Всё равно стыдно!».       И Фил скатился вдоль стены, закрывшись от окружающего мира и мыслей заодно дрожащими от переизбытка протеворечивых чувств руками. Лицо пылало от воспоминаний момента и одновременно бросало в холод от осознания, что это оказалось существо, пытавшееся пару часов назад утопить его. От стыда хотелось скрыться как можно дальше, но поход куда-либо грозил новой вспышкой гнева и без того странного сегодня флибустьера.       «И на кой ему вообще приспичело заходить в дом? Может жил здесь до... Принятия в пиратство? Если так, то он выбрал явно не тот путь. Хотя кто его знает. Может он также случайно к ним попал, как и я? А может Пуговица...» — но мысли оборвал глухой хлопок о землю и тихий голос. Женщина, несшая на себе непонятный мешок с букетом сухих ромашек, упала навзничь не далеко от него и, потирая ушибленную ногу, кого-то звала. Она не видела его в тени меж зданиями, однако Фил видел её прекрасно. Сбитый пёстрый платок спадал на загорелое в мелких морщинах лицо и путал полуседые тёмные пряди. Губы то сжимались в тонкую ниточку, то кривились в хриплом вздохе. В груди щемило от вида бедной женщины и её беззрезультатных попыток встать — мешок давил в спину, мешая уставить дрожащие руки в пыльную дорогу.       Внутреннее «Я» било тревогу заодно с моральными принципами — воспитание, да что там, перенятое чувство сострадание к нуждающимся от Вика не позволяло сидеть на месте и наблюдать за мучениями прохожей. Но и угроза в лице разгоречённой рыжей бестии с подорванным в который раз за сутки доверием не давала сделать шаг навстречу. Метаться меж двух зол долго не пришлось — женщина, попробовав опереться на ушибленную ногу, через стиснутые зубы вскрикнула и повалилась обратно. Муки совести перевесели вполне физические грядущие муки от флибустьера. — Как вы? Я помогу вам подняться, — удержав притихшую женщину за локоть, Фил осторожно приподнял её и, недав повалиться обратно, руку с чужой не убрал, — Вам далеко? Я помогу дойти, если позволите.       Женщина подняла на него непонимающий взгляд — таких принц раньше не встречал — полностью чёрный. Угольки, поистине угольки таились в её глазах, застеленных слезами глухой обиды. Она всматривалась первое время в его голубые и, сделав для себя одной известные выводы, расплылась в тоскливой улыбке одними лишь уголками губ. Протянув руку к шатру, вызвавшему ещё при следования за флибустьером живой интерес у принца, подтянула свой мешок, и они аккуратными шажками направились к нему. — Милок, не жалко ли тебе одёжи? Я в пыли и в песке, замараю ненароком, — спокойным голосом отозвалась женщина и вновь заглянула юноше в глаза, точно искала ответа в них, — Не пожалеешь ли после? — Одежду и постирать можно, а я же вижу, что вы прихрамываете. Как можно думать о пыли? — не зная, куда деть взгляд от нахлынувшего волнения, Фил уставился в шатёр.       Пёстрая, в местах выцветшая феолетово-жёлтая ткань облегала корпус замысловатой постройки и вызывала смешанные чувства. К ним в Чёрный порт приезжал как-то гастролировавший цирк со своими диковинками в виде клоунов, поражающих своих гибкостью гимнастов, небывалым силачом и зверушками с их выученными трюками — одним словом и не описать, какое впечатление на принца произвёло представление. Ему посчастливилось выскользнуть из замка к друзьям и успеть на последний сеанс. Шатёр хромаюшей женщины напоминал тот цирковой, но в масштабах уступал ему едва ли не в три раза.       Однако и в светлые чувства прокрадывались частички недоверия, скрытой предвзятости, зачесавшейся между любопытством и приятной ностальгией. Почему шатёр стоит здесь, а не ближе к площади, где народу явно больше? Для чего он здесь, если не ради завлечения людей?       Путаясь в чувствах, Фил и не заметил, как они дошли до самого входа, украшенного связью золотистых верёвочек до самой земли. — Благодарю, милок, — присаживаясь на стул у шторочки, женщина опустила мешок за неё и обернулась к юноше, — Не пужайся, шатерок мой вовсе не страшный. Не отпирайся, я по твоим глазкам красивым всё прочла, — и улыбнулась, в своей загадочной, но милой манере. — Я не боюсь... Но для чего он здесь? Я таких раньше не встречал. Вы здесь живёте? — И живу и работаю, милок, не жалуюсь. С сынишкой, только сбежал он куда-то, шельма. Вот и ищу его, а он... Спасибо, милок, тебе. Не бросил дурёху, — завидев лёгкий румянец, женщина и вовсе прояснилась в лице и протянула руку к юноше, — Добрая душа у тебя. Коль захочешь послушать дурёху ещё немного, погадаю в благодарность. Аль не веришь?       Шатёр навевал, конечно, некие сомнения на его жильцов, но то, что хозяйка оказалась предсказательницей слегка поразило Фила. Не встречал он ещё на своём веку подобных калоритных лиц, да ещё и предлагающих свои услуги. Сказать, что верил в знаки судьбы или разные предзменования, он не мог — не приходилось сталкиваться. Да и вряд ли ритуалы Киры перед выездкой на пробу оружия в лес можно было назвать таковыми. Вот спешка прислуги и суета у кабинета отца — это предзменование и очень хорошее для принца. Гадание же вызывало двоякое чувство, но вспыхнувшее любопытство овладело им за считанные мгновения, и он протянул руку в ответ.       Сухая кисть легла на тыльную сторону ладони, а другая проводила замысловатые фигуры, выученными за годы практики узоры, на внутренней. Фил непривычно морщился, но продолжал заворожённо наблюдать за процессом. Когда ещё ему удастся лицезреть этакое? — Ох, и строга судьба к тебе, милок. Птицей вольной быть горишь желанием, да только железные прутья не дают распрямиться крылышкам... Юность, ах юность пылкая и жаждующая нового. Но слепо вестись на поводу её чревато последствиями... Линия счастья... Вижу... Я вижу огонь рядом с тобой. Пылающий, такой манящий, но способный погубить, коли подпустишь слишком близко. Сожжёт он душу твою и сердце, милок. Страшная эта стихия. Много боли принесёт, коль не отпустишь её. Верный путь совсем рядом, но ты не видишь его. Не хочешь видеть, ослеплённый пламенем...       С каждым словом женщины улыбка меркла на его и чужих губах, пока не исчезла вовсе. Он не раз слышал о своей беспечной юности от отца, но разве можно так? У многих проходит молодость и гораздо раскованнее принца, так почему же ему это не позволено? Огонь погубит душу. Да как же! Ему затворником теперь стать и по возвращению в Филдор запереться в башне, ожидая чуда? Чушь! — Не думаю, что огонь так уж и опасен, — мягко улыбнувшись, Фил вынул свою руку из чужих и порывался уже вернуться в закоулок, но взгляд полыхавший в сочувственном блеске чёрных глаз осадил его. — Каждый огонёк, даже самый сильный тухнет рано или поздно. Остаётся лишь пепел, — шёпот её осел на душе горьковатым чувством: слова женщины задевали принца, но переубедить его свободолюбия не способно было, казалось, ничто.       Томный, но наполненный тайной горечью взгляд скрылся за пёстрой ширмой. С ним исчез и холод дрожи на сжатых пальцах. Предсказание, словом, ему не понравилось и показалось совсем уж бредом, когда появился некий огонь, который способен бить сердца и губить души. Пути, развилки, прутья, пепел — размыто и, наверняка, шаблоно. Может Фил и выглядел со стороны, как легкомысленный молодой человек или того хуже, но это не значит, что его юность так безрасудна и не подвластна разуму. Он и так большую часть жизни провёл в четырёх стенах с нравоучениями на каждом углу. Предсказательница не знает ни его, ни то, что ему светит.       «Подзадержался я здесь со своей помощью. Пора и честь знать. Надеюсь, Илья ещё не вернулся,» — сделав пару шагов прочь от странного шатра, Фил едва ли не столкнулся со столбом, давно оголённого дерева, — Ну кто его здесь поставил? Для огла... Это... Нет. Ну нет. Только не сейчас!».       По улице в развалочку и рукой за плечом спутника брёл Арт с незнакомым юношей, чьи лохмы переросли все мерки приличия, что аж закрывали его глаза. Если Мещеряков выглядел ровно также, как и в ночь их очередной вылазки, то облик незнакомца его настораживал. Пёстрая, подпоясаная чёрной лентой-ремнём рубахой и грязно-коричневых штанах по щиколатки, в отросших тёмных волнах поблёскивала серьга. Издалека мог казаться даже вполне приличным горожанином, но босые ноги его рушили это предположение.       Оба были пьяны и, судя по распеву несуразного юноши, сильно. Таким друга детства Фил видел впервые. Даже, когда Кира принесла найденную неизвестно где бутылку слабенькой настоички, Арт держался бодро и вполне адекватно, в отличии от неклюжей рухляди, которая сейчас плывёт в его сторону.       Фил юркнул в куст у столба в то время, как незнакомец, подскользнувшись, повалил их обоих наземь. Задорный смех стража и взвизгивающий хохот юноши раздался на всю улицу, заглушив крики чаек — от них они особо-то, по мнению принца, и не отличались, за исключением доброй доли хмеля в их крови, конечно. Подниматься не торопились, заваливаясь смехом вновь и вновь при новой попытке. Наблюдать за ними не было ни желания, ни времени: быть пойманным Артом именно сейчас рушило и без того расплывчатые планы Фила. Да и кулон он так и не вернул. Тогда чем же он оправдает своё безрассудное исчезновение? Нет, сейчас попадаться другу на глаза нельзя. Нужно бежать, укрыться, успеть исчезнуть до того, как Арт с новым дружком заметят его. — Мы будем жить ве-ечна, коль бокалы полны вина-а, — завыл в приступе нового смешка незнакомец и протянул руку Арту, — Вино, вино-о... О, русак побежал, глянь-ка. Эгей, гаджо! Закурить не найдётся?       «Я тебя уже ненавижу,» — юркнув за ближайший дом и бросившись со всех ног вдоль переулка, Фил боялся оглянуться. Спиной он ощущал цепкий взгляд знакомых зелёных глаз, но видеть их наиву... Нет, он скорее Илье с повинным сдатся, чем обернётся и встретится с ним, следующим по его следам. Пускай Арт и выглядел пьяным, это ещё не значит, что он растерял все навыки, годами оттачеваемые в гвардии. А пока пусть перед глазами мелькают повороты и здания. Тени и песок, сор и лужи.       Лишь свернув в узкий проход меж двумя старенькими постройками, Фил позволил себе остановится и перевести дух. Слух у него не так чуток, как у флибустьера, но среди тишины, которая, казалось, приросла к домам, и он способен отличить нарастающие шаги и шорохи. Минута... Вторая, и никакого шума, глухих ударов тяжёлых подошь оземь или сбитого дыхания не было слышно. Лишь его глубокие вздохи и сердце, бьющиеся в висках. Арт не последовал за ним. Мысль об этом радовала принца, но в то же время и едва покалывала в груди. Может он зря не вышел навстречу?       «Так, не отчаиваемся, что-нибудь да придумаем. И начнём с того, куда я, чёрт возьми, попал,» — озираясь по сторонам и не видя решительно ничего примечательного в кирпичных стенах, Фил вернулся на путь, по которому минуты назад пытался скрыть свой след от преследователя.       Идея бежать в сторону шатра, а не «старого» дома Ильи теперь не казалась столь хорошей. Сбить след и ненароком не привести друга к флибустьеру у него вышло на славу, только вот и самому теперь понять бы, как выбраться. Знания в ориентировании у него были скудны и те, которые задержались в памяти, рассчитаны на наличие звёздного плато над головой. Его же, благодаря наступившему лету, не будет как минимум аж до девяти, а то и десяти вечера. Значит, остаётся лишь один вариант — поднапрячь память и попробовать свернуть на дорожку к шатру.       «Хорошо, допустим тот факт, что Арт здесь. Но зачем? У него настолько серьёзные проблемы из-за меня, что пришлось бежать аж в Гельдерн? Хотя... Потерять наследника престола, а перед этим ещё и сбежать с ним посреди ночи... Дурак. Как можно быть настолько легковерным? Конечно, у него из-за тебя проблемы! — выйдя на относительно знакомую тропу, Фил подметил недалеко здания, похожие на те, что вставали на их с Ильёй пути в начале, — Но как быть? Сдаться и признаться во всём? Или до последнего скрываться, пока не отплывём в... Вроде бы следующей остановкой был у них этот... Как же его... Торпруга? Тортуга, точно... Хм, а если. Нет, нет, это рискованно. Но вдруг сработает?» — и перед глазами восстала ветхая постройка, похожая на пристанище для моряков в Чёрном порту, а впереди пёстрый верх шатра. Гадалка, идя на своих двоих и чуть прихрамывая, тащила за ухо того несуразного паренька домой и громко причитала на своём языке — красивым, но грозным от ругательств.       Прильнув к оконной раме, Фил наблюдал за необычной семьёй до тех пор, пока рука не начала провалиться во внутрь: окно оказалось не запертым. Взгляд двух озёрц всего на мгновение прошёлся по комнатушке, но и этого хватило, чтобы замереть на месте с так и неубранной от рамы рукой. На койке с валявшимся на том знакомом земляным плащём дремал Вик с прижатым к груди неизвестным кулоном. От шороха, причинённого неуклюжим принцем, травник лишь поморщил нос и сильнее вжался в подушку.       «Если Вик здесь, значит и... — на мысли Фила, словно предугадывая их, раздался голос лучницы и слышимый даже отсюда шлепок: видимо, хмельной друг и ей попался на пути, — Они все здесь! Но не может быть, чтобы Арт раскрыл им... Он не мог, я точно знаю. Но тогда как они оказались здесь все? Увязались за Артом? Плохо... Очень, чёрт его дери, плохо. Тогда точно придётся идти на риск».       У шатра ругалась ослеплённая праведным гневом Кира и рядом потирал щёку Арт, качавшийся даже сидя на земле. Время есть. Просунувшись на пробу в окно и не заметив реакции спящего, Фил переступил во внутрь целиком. Комнатка была небольшой, так что все вещи вместе с излюбленным мешком Арта лежали у самого угла в неком подобии на порядок — явно не обошлось без руки Вика. Зная друга и его замашки, Фил выудил из внутреннего кармана свёрнутые в маленькие прямоугольнички пару листов и привязанный к ним грифель. Подготовка, как по уставу Филдоровской гвардии не иначе.       Вик сопел за спиной, голос Киры доносился всё громче и отчётлевее до слуха принца — она уже закончила свои нравоучения, а значит волокла хмельное тело к временному пристанищу. Стоило ускориться.       Заморачиваться с подачей Фил не стал — черкнул, как мог на скорую руку, пару строк и шмыгнул едва ли не рыбкой за окно. Вовремя, звонкие шаги Киры и бормотание Арта уже слышались за дверью. Кровь прилила к лицу и точечными ударами раздавались у висков. Адреналин просочился в кровь вместе с кислородом, заставляя ощущать расплывающуюся по венам приятную негу риска. Хотелось прислушаться, обдумать, запечатлить в сознании эти чувства, но хлопнувшая дверь заставила исчезнуть как можно скорее от глаз друзей.       Вот уже и шатёр оставался за спиной принца, и дышать становилось в разы легче, после сбавленного шага. Его не заметили, не помешают планам, а значит и вернуться к флибустьеру. Оставалась мелочь — придумать убедительную отговорку, с желательно душераздирающей причиной нарушенного обещания и такой задержкой. Илья простит, спустит и этот проступок ему с рук. Не может же он быть настолько зол...       Кисть мгновенно обожгло болью. Подняв взгляд от дороги, Фил успел разглядеть лишь горящие янтари и взметнувшую в воздух бледную кисть. После пятна затмили взор. Звон в ушах нарастал.       Не простит...

***

— Напомни, почему я согласился пойти с тобой? — Братка, ты напряжён. Я от твоей ауры буквально задыхаюсь. Не боись, мы тебя мигом подлечим.       Сказать, что Арт искренне рад новому знакомству, было бы совершенной ложью. Яркий, напоминающий неряху-цыгана у очередного паба в Филдоре юноша его решительно настораживал, начиная от своих речей и заканчивая его поведением. Ну вот кому в здравом уме взбредёт прятаться в закрытом, чужом на минуточку, номере под кроватью, а после в окно выбрасываться? Немыслимо и безрассудно. Как раз для поведения воришки. И ведь именно страже пришлось нырять за ним через треклятую оконную раму и гнаться по переулкам, пока он не завалился на одной из крыш. Благо, юноша оказался не настолько легковерным и помог ему взобраться обратно. Как показало недолгое приветствие, заключавшее в скручивание цыгана, тот вором не оказался. Лишь прятаившимся в ссоре с матерью дураком, юркнувшим в знакомое окно при первой возможности. К тому же ещё и налакаться успел, пока сидел.       Без лишних расспросов и представлений юноша взял его под руку и, всмотревшись в глаза напротив, расплылся в улыбке. Речи о вреде негатива заливать он был горазд — увлёк своими заманухами даже придирчивого к незнакомцам самого стража, который следует за ним уж с четверть часа. — Слушай... Напомни, как тебя? — устало воззведя глаза к небу, Арт больше не сопротивлялся беглецу, но и покорно под локоть идти не решался: уж не настолько они исчерпали конфликт, чтобы под ручку, как закадычные друзья, по улицам шляться. — Буша, — напущенно скривив обиженную физиономию, юноша покачал головой и слегка пошатнулся, — Я ж тебя гаджо не назвал, хоть имени и не знаю, а ты моё запомнить не смог. Вот как так-то, братка? — Извини, вылетело из головы, — на своё удивление, постыдился страж при виде внимательных к нему абсолютно чёрных глаз, — Моё имя Артём. Но меня интересует, куда мы. Рассказы об ауре и моём состоянии в твоём исполнении занимательны, не спорю. Но на кой ляд мы идём в... Да я же даже понятия не имею куда!       Обвешанная цветными фенечками и браслетами кисть легла на напряжённые плечи, невольно передавая им лёгкость юноши. Буша не отводил своих горящих в хмельном танце угольков с его глаз, отчего хотелось верить ему и идти безвольной куклой вслед. Арт бы напрёгся, будь это любой другой незнакомец, но этому неряшливому юноше отказать было почти невозможно. Может про ауру не зря он прослушал столько времени? У Буши она явно светлая, простая и лёгкая, как солнечные лучи, которые спасают в холодные деньки своими краткими объятиями. Смугл и тёмен в волосах, но, не смотря на это, напоминал солнце.       Странное всё же воздействие производят его речи. — Мы идём к одному моему хорошему другу, лечить, так сказать, твой настрой, Артём. А то, братка, бросаться за людьми в окна и гнаться по крышам не есть хорошо. Да и вот так идти за кем, уж прости, попало плохо. Хорошо, что тебе попался я! — Буша ударил себя с лучезарной улыбкой в грудь и едва удержался на ногах, чтобы не повалиться вместе со стражем: хмель нещадно брал своё, — Твой весёлый соседушка. Мы тебя быстро подлатаем и, кто знает, подружимся ещё больше. Ты главное не кипишуй и людей не крути. У нас за это, увы, по головке не погладят. И так чёртовых сторожил развелось, берото*. Хватают без вопросов и тащат к себе. — Всё настолько плохо, раз это видно и окружающим? — пропустив мимо ушей слова о гвардии, Арт вопросительно уставился на юношу, хоть и старался держаться непоколебимо: сомнения насчёт его состояния стали напрягать ещё до отплытия, но после россказней Буши не могли уже покинуть его мысли. — Исправим, братка, исправим! Я сегодня с матушкой в ссоре был, серее тучи ходил. А потом — раз! — и исправился. Так что не переживай, Артём. Нет такой проблемы, что не решил бы пойманный дзен...

***

— Честное гвардейское! Так всё и было, — сидя на полу у своей койки и переводя взгляд поочерёдно на Сменкиных, Арт не унимался, — И Фил там был! Почему вы не верите? Я его собственными глазами видел. Буша видел! — Арт, кончай уже этот цирк.       Потирая гудевшие виски, Кира не могла уже выслушивать пьяный бред друга, в отличие от Вика, который продолжал расспрашивать стража. Один лишь Крип, казалось, понимал состояние хозяйки и прижимал в сочувствие свою мохнатую мордочку к её рукам, ластясь и мирно порыкивая. — Очнись. Ты в дрова! Как ты мог успеть наклюкаться? Я вышла всего на полчаса проверить обстановку, прихожу, а ты с цыганами едва хороводы не водишь. Да про Фила заливаешь. Стал бы он от тебя так убегать и исчезать, как по щелчку? — Но он же мог, в какой-то степени, видеть его? — Братец, не сейчас. — Но он был! — Опиши, где ты его видел... — С меня хватит! — пнув ножку койки до глухого треска, Кира вскочила с места, чем напугала бедного зверька, заставив того забиться под потолок, — У меня и так голова кругом из-за одной дряни, так ещё и вы оба угнетаете. Я ухожу, но чтоб к мою приходу: ты — дрых и трезвел, а ты, братец — заварил что-нибудь для этой пьяни. Всё. Возражения не принимаются. Крип, идём.       Дождавшись, когда зверёк вцепиться в выставленную руку и переберёться на шею, Кира обвела парней строгим взглядом и скрылась за дверью. Лишь скрип петель и звонкий стук подошь её сапожек напоминал о раздражённости лучницы и после ухода. Противиться её приказам не хотелось не на мгновение протрезвевшему Арту, не побелевшему от волнения Вику. Кира в гневе хуже только Киры в бешенстве и с пустым взглядом. Сегодняшний случай с живодёром наглядно показал, как плохи бывают дела, если разгневать лучницу.       Укладываясь спать, Арт не заметил, как под кроватью пылился лист знакомой походной замашки, унесённый вниз закрывшимся наконец окном.