Пять вдохов до дома

Disturbed - The Night

Упасть, подняться, снова упасть, снова подняться. Так может продолжаться бесконечное количество времени, Стайлз, признаться, уже сбился со счета. Тварь, сидящая внутри него, уничтожает разум с рекордной скоростью, и всё, что Стайлз осознаёт чётко — нужно встать и идти. Упасть, подняться, идти, снова упасть, снова подняться, и так бесконечно. Стайлз думает: на сколько ещё его хватит? В какой именно день он не сможет подняться, не сможет открыть глаза и идти дальше? Что будет тогда? Издавна в их мире повелось так: некоторым людям просто капитально не везло при рождении. И нет, речь шла вовсе не о носителях. Речь идёт о людях, чья душа оказывалась заперта в животном теле, потому что, положа руку на сердце — Стайлз не завидовал себе, но человеку, с которым он делит пополам сущность, он не завидовал ещё больше. Он никогда не думал, что станет одним из носителей, и уж тем более никогда не хотел этого, но факт оставался фактом — внутри него сидела кровожадная тварь, алчущая убийств и крови. Она изводила своего хозяина годами, отравляя ему разум, дурманя рассудок, смешивая чёрную ненависть с вязкой кровью и не позволяя спокойно дышать. Сущность разрушала Стайлза изнутри и оставалось только догадываться о том, какой же на самом деле была душа её обладателя. Ведь они должны быть похожи, верно? Волк неизменно похож на своего человека, а человек, в свою очередь, должен был стать для Стайлза истинной парой, партнёром, брак с которым был заключён на самих Небесах. Вот незадача: чтобы процедура “регистрации” брака осуществилась, Стайлз должен был отнести кровожадную сущность владельцу. Помочь его личности соединиться, стать, наконец, полноценным членом общества. Своеобразное испытание от Бога, который всегда был глух к любым молитвам. Стайлз, например, никогда не хотел становиться носителем, потому что удовольствие это было весьма сомнительное. Но ему пришлось. И тварь, живущую внутри него, он ненавидел до красной пелены перед глазами. Той самой пелены, которая не давала ему спать по ночам, насылая кошмары. Ему каждую ночь снилась бойня — алая, полная боли и агонии. Стайлз просыпался, выблёвывая желчь пополам с кровью, и не засыпал обратно, бессмысленно таращась в стену пустыми глазами. Убийства, пытки, убийства. Бесконечное одиночество, агония, смерть, ненависть. Жгучая, яростная, разрушительная. Не знающая пощады и не готовая к поражениям. Ненависть к самому факту существования, ненависть, основанная на полном непринятии зависимости. Стайлз понимал это. Он тоже не хотел ни от кого зависеть, тоже отчаянно жаждал получить назад свободу. Говорят, что чем крепче связь с будущим партнёром, тем сильнее будет помутнее. На этот счёт Стайлз не переживал совершенно: связи с будущим партнёром у него не было абсолютно, кроме упомянутой выше ненависти, поэтому и помутнение рассудка ему не грозило. В очередной раз вставляя ключ зажигания и выворачивая руль, заводя джип, Стайлз думал лишь о том, что скоро всё это закончится. Он сможет нормально спать, нормально есть, нормально дышать. Он, блядь, отдохнёт и просто забудет обо всём об этом как о страшном сне. Но той ночью всё идёт не так. Привычный сценарий нарушается, планы идут насмарку, а рассудок всё же превращается в битую мозаику из множества зеркал. Прямо под машину кидается волк, и рубильник с громким щелчком выкручивается на максимум. Стайлз словно смотрит на себя со стороны и совершенно не контролирует ничего. Ненависть циркулирует по венам, отравой разносится по организму с рекордной скоростью, и единственное, что клокочет внутри — яростное желание убивать, первородное и не сравнимое ни с чем в своей сути. В тот момент, когда Стайлз давит педаль тормоза в пол, а потом открывает дверь, чтобы выйти, он окончательно теряет себя. Несколько секунд он смотрит на животное напротив, прямо в красные глаза, а потом — двадцать пятый кадр. Зверь рвётся вперёд, и сущность берёт всё под свой контроль. Сквозь шум в ушах Стайлз слышит чей-то приглушённый вой, видит красные всполохи и чувствует, как жилы выкручивает в спазмах, напоминающих предсмертную агонию. “Вот и всё, — думает Стайлз, — наконец-то это закончилось”. Но тут сознание проясняется, и он обнаруживает себя на коленях прямо посреди дороги. Во рту разливается отвратительный привкус металла и желчи, и Стайлз устало думает: “Боже, только не снова”, и случается это. Будто всю душу вынули, прокрутив внутренности в адской мясорубке, выжав всё его естесство до основания и сломав ему пару рёбер. Стайлз выблёвает сущность волку прямо под лапы, а сам валится на спину и устало закрывает глаза, надеясь больше никогда не проснуться.

***

Он приходит в себя больнице. Всё тело болит так, будто его раскатали асфальтоукладчиком, а потом наспех сшили заново — лишь бы функционировал хоть как-то. Стайлз, захрипев, открывает глаза и тут же щурится от ослепительного света. Яркие лампы безобразно сжигают воспалённую склеру, всё ещё невероятно чувствительную после недавних событий. — Как ты? — спрашивает чужой голос, который кажется Стайлзу хором ангелов на обетованных Небесах. Противное, ужасное, просто омерзительное ощущение. — Я тебя ненавижу, — сипит Стайлз, прекрасно понимая, кому этот голос принадлежит. — Воды дай. Справа удовлетворённо хмыкают, после чего в трясущиеся пальцы чьи-то тёплые руки буквально впихивают стакан воды. Стайлз, приподнявшись на локтях и зажмурившись, делает пару глотков и после отворачивается, всё ещё не в силах вынести слишком яркое освещение. И не желая никак взаимодействовать с проклятым оборотнем. Кем бы ни был этот человек, Стайлз не хочет его знать, не хочет его видеть, слышать, не хочет даже находиться в одном помещении рядом с ним. — Спасибо, — доносится до Стайлза как сквозь толщу воды. Треклятый стакан выскальзывает из его ослабевших пальцев, со звоном разбиваясь на множество осколков. — Я тебя ненавижу, — обессиленно повторяет Стайлз, закусывая губу. Он прокусывает её до крови, и воспоминания о последних шести месяцах накатывают волнами, пожирая его заживо. Снова. Но всё прекращается тогда, когда незнакомец бережно сжимает его ладонь и шепчет на грани слышимости: — Спасибо, что спас меня.