Пять вдохов до дома

Daniela - Дом то место где кругом

Вдох. — Я поверить в это не могу! Стайлз усмехается и закатывает глаза, а Лидия устало выдыхает. — Ладно, хорошо, я догадывалась. По вам заметно… По обоим, — добавляет Лидс после недолгой паузы, а Стайлз вскидывает брови. — Неужели? — Ты свою рожу, — Лидс легко щёлкает его по носу, — в зеркале не видел. Та самая лиса, которая сожрала половину курятника и теперь довольная валяется где-то в норе. — А рядом ходит большой серый волк, — бормочет Стайлз, не в силах прекратить улыбаться, — который её обижает. — Волк лисицу любит, — назидательно произносит Лидия, качая головой, — это лисица дурная, такую-то чёрта с два обидишь. Стайлз фыркает, а потом его лицо становится серьёзным, и он спрашивает уже без тени веселья: — Ты думаешь?.. — Всё хорошо у вас будет, — в тон ему отвечает Лидия. — У Питера такое же выражение лица, как у той самой лисицы. Более сдержанное, быть может, но в целом такое же. — Спасибо, — шепчет Стайлз, сжимая её запястье. — Спасибо. Лидия улыбается и стискивает его руку в ответ. На душе тепло. И немного грустно. Питер приедет только завтра, а выть от тоски хочется уже сейчас. Вдох. — Я не то чтобы сильно удивлён… Но выбором… Партнёра… Ты меня, конечно, шокировал, сын. Стайлз ёжится и начинает указательным пальцем царапать кутикулу большого. Как бы то ни было, отец — одна из самых значимых фигур в его жизни, и на их отношения с Питером это, конечно, никак не повлияет, но… Питер легко бьёт его по ладони, и Стайлзу очень сильно хочется огрызнуться или заехать по непроницаемой роже, но сдерживает то, что они в гостях у отца. Спустя секунду Питер накрывает его руки своими, и капкан вокруг груди разжимается. Всё сразу становится правильным. Нужным. Уместным. — Но я рад за вас. И я знаю, что вы со всем справитесь. — Спасибо, шериф, — сдержанно отвечает Питер, на короткий миг сжимая запястья Стайлза чуть сильнее и тут же ослабляя хватку. — Но если ты обидишь моего сына, — интонация отца меняется резко, в голосе сквозят стальные ноты, — я превращу твою жизнь в Ад. — Не сомневаюсь, шериф, — усмехается Питер. — Я бы на Вашем месте сделал то же самое. Мысли путаются, ускользают, но вместе с тем облегчение накатывает волнами. Он всё сделал правильно. Он просто не мог ошибиться. Вдох. — Не дёргайся ты так. Голос Дерека режет по оголённым нервам, заставляет беспокоиться ещё больше. Стайлз не находит себе места с того дня, как Питер не вернулся. Паника и пожирает его заживо, отравляя и без того мутное сознание. Адекватность машет ручкой последние два дня, и Стайлзу стоит просто нечеловеческих усилий держать себя в руках. — Что-то случилось. Я чувствую, Дерек, я знаю. Наверное, что-то в его взгляде заставляет беспокоиться уже непробиваемого Дерека, который все эти дни сдерживал импульсивного Стайлза и заставлял сидеть на месте ровно, не раздувая панику из ничего. Но что-то случилось. Однозначно. Стайлз голову готов заложить. Он отдаёт себе отчёт в том, что порой не может рассуждать здраво, что порой откровенно перегибает и не слушает голос разума. Особенно во всём, что касается Питера. Питер для Стайлза — это краеугольный камень жизни, это то, под что заточено всё его естество. И Стайлз знает, что это взаимно, и в мире, где постоянно случаются всякие мистические вещи, просто сложно постоянно закрывать глаза на предчувствие, интуицию, знаки. Сейчас Стайлз готов поверить даже в вещие сны, потому что иначе никак не удаётся объяснить всю ту муть, которая происходит. — Собирайся, — Стайлз вздрагивает, когда Дерек кладёт руку ему на плечо. — Поедем в Аризону, если тебе так будет спокойней. Стайлза не нужно просить дважды. На сборы у него уходит минут пятнадцать, его гонит вперёд противное ощущение неминуемой катастрофы. Вдох. — Стайлз, пойдём. — Нет. — Стайлз, его здесь нет. — Айзек, захлопнись, ладно? Айзек качает головой, пока Стайлз продолжает взглядом сканировать улицу. Не получается толком объяснить это чувство, которое заставляет его двигаться вперёд, которое не позволяет бросить всё так, и сопротивляться ему Стайлз тоже не может. Его взгляд прикипает к обшарпанному зданию, и Стайлз уверен — Питер находится там. Он срывается с места, и слышит только протяжное “Твою ма-а-ать”, но не может понять, кто именно это сказал: Дерек или Айзек. Повинуясь внезапно проснувшейся интуиции, он кидается не ко входу в дом, а в пространство между тем самым обшарпанным и зданием по соседству. И оказывается прав. Там обнаруживается люк, который Стайлз буквально вырывает, рыча сквозь стиснутые зубы и стремглав устремляется внутрь. Полуобращённый Питер в абсолютно невменяемом состоянии лежит на полу. Даже Стайлз чувствует едкий запах аконита, которым в помещении усыпано, кажется, всё. Он кидается к Питеру, в уме прикидывая, как лучше тащить его до машины, игнорируя слезящиеся глаза от обилия проклятой травы. Но Стайлз не успевает сделать и трёх шагов, как его за шиворот оттаскивают обратно, где Дерек впихивает ему в пальцы ключи от машины, рявкает “Пошевеливайся!”, а сам вместе с Айзеком ломится в подвал. Краем глаза Стайлз видит, как они срывают цепи, на которые он сам не обратил внимания, пребывая в ужасе и настоящей ярости от увиденной картины. Он подгоняет машину в рекордно короткие сроки, умудрившись не сшибить ни одного столба и везде проехать на зелёный свет. Хотя, вроде всё же один светофор горел красным, но Стайлзу откровенно плевать. Айзек и Дерек стоят у входа, и держат Питера под руки. В сознание тот так и не пришёл. Выглядят все трое откровенно паршиво, черная отрава расползается по их венам, Айзек и вовсе не может сдержать обращение. Дерек держится, но его глаза горят пронзительным голубым цветом, и это как бы намекает на то, что дело — полная дрянь. Стайлз всё на свете бы отдал за то, чтобы быть рядом с Питером сейчас, но понимает, что машину надо кому-то вести. Он кивает Дереку, и, сцепив зубы, ждёт, пока они все загрузятся в машину, чтобы поехать домой. Вдох. Где-то через тридцать минут Дерек сменяет его на месте водителя, в салоне царит гнетущая тишина. Айзек прерывисто дышит, закрыв глаза и пытаясь побороть остатки боли, которые змеями вьются по его рукам. У самого Дерека лицо абсолютно непроницаемо, но Стайлз видит чёрные вздувшиеся вены и сведённые к переносице брови. Смутное беспокойство тревожит, но по большей степени Стайлзу плевать — он знает, что Айзек и Дерек излечатся, а вот Питер… Питер, голова которого лежит у Стайлза на коленях, даже не дышит. Стайлз одной рукой перебирает ему волосы, а другую руку не отрывает от груди, дурея от страха. Потому что сердце у Питера не бьётся тоже. Айзек не убирает ладонь от плеча Питера, Дерек, изловчившись, держит дядю за руку, не отпуская ни на секунду. Они вдоём пытаются вытянуть столько боли, сколько могут, но сердце под ладонью Стайлза остаётся таким же безразличным, каким и было до этого. Стайлз не знает ни единой молитвы, но он просит Небеса, Вселенную, Господа Бога, просит кого угодно, кто слышит, вернуть ему Питера. Он не знает, как правильно молиться, он не знает ни единого заклинания, которое может помочь практически мёртвому оборотню, Стайлз вообще ничего не знает, но он просит, просто не прекращает просить вернуть ему Питера. Он готов отдать свою жизнь, принести кровавую жертву Неметону, готов пойти на что угодно, лишь бы, лишь бы… Когда сердце под его ладонью совершает первый удар, Стайлз не верит в происходящее. Но затем сердечный ритм нарастает, Питер прекращает быть таким иссиня-бледным, альфа-релиз сходит на нет, черты лица становятся более человечными, порезы и раны затягиваются. — Скоро будем дома, — еле слышно шепчет он, нежно оглаживая Питеру скулу. — Совсем скоро, Питер. Питер внезапно открывает глаза и смотрит на Стайлза прямо, в упор, буравя красными радужками. — Ты… — внезапно сипит он. — Ты… есть… дом. Не то от радости, не то от облегчения, но нестерпимо хочется рыдать, уткнувшись Питеру в грудь. Тёплую живую грудь живого Питера, которого Мироздание всё же ему вернуло. Стайлз выдыхает.