welcome to the infernus

-Коль, так нельзя. Я не могу оставить все как есть, я же просто закрою глаза на то, что моих близких калечат! А если это продолжится и очередь следующего вот-вот наступит?? - Федора постепенно накрывала липкая волна страха, не дававшая покоя.  Гоголь обеспокоено смотрел на возлюбленного, нервно топчущего ногой потолок, на котором стоял. Он прижал к себе руки, пытаясь укрыться, но к нему подошел Второй и подхватил его на руки, целуя.  -Все будет хорошо, мы что-нибудь придумаем. Я в нас верю, Федь. - с нежной улыбкой сказал тот, - Мы ведь не будем действовать по одиночке.  Достоевский прекрасно догадывался что именно хочет сделать Осаму, - разлучить их, чтобы при этом оба страдали. Он не понимал для чего ему нужно ослаблять Высших, хоть он и сильнее всех их вместе взятых, но ведь они его подчиненные. Они его друзья, в конце концов. Или он так не думает?  Федор обнял любимого, уткнувшись лбом в его грудь.  -Это полный кошмар. - вздохнул тот.  В дверь послышались стуки, явно выдающие Пушкина.  -Не сейчас, Саш. - крикнул Достоевский. Он все равно вошел, заставляя обоих встать в ступор.  -Тебя Дадзай вызывает к себе. - Пушкин отвел взгляд, будто зная, что этими словами подписывает Высшему приговор, - Как можно скорее.  У него встал ком в горле. Он удивленно распахнул глаза, смотря на проводника, а после на не менее ошеломленного любимого, прижавшего его к себе сильнее.  -Что ему нужно? - выдавил из себя Федор, на что парень покачал головой.  -Явно ничего хорошего. Слишком садистская улыбка для обычного разговора. - спокойно сказал тот. -Ты точно ничего не знаешь? - для убедительности переспросил Высший. -Слушай, я гондон и не отрицаю этого, но я не участвую в этом дерьме добровольно. Мне незачем причинять кому-то вред просто так. - нахмурился Пушкин, отводя взгляд.  -Я не говорил этого. - с подозрением сощуривался Достоевский.  -Я знаю, что ты подозреваешь меня после того, что я сделал, но ты должен спросить про это у Короля. - устало сказал он.  -Все, Федь, пойдем. - чуть подтолкнул любимого Гоголь.  *** По прибытию в Обитель Нулевых возлюбленные направились в главное здание, где одного из них ждал Осаму.  -Коль, я зайду один или хочешь пойти со мной? - переплетая их пальцы, спросил Третий.  -Это твое дело, милый. - улыбнулся он, - Как захочешь!  -Хорошо, спасибо. - парень остановился, целуя любимого в щеку, - Скоро вернусь.  Массивные двери захлопнулись, оставляя Высшего наедине с Нулевыми. Их места располагались слишком высоко, но он все равно поклонился, глядя на Дадзая.  -Рад тебя видеть для совсем не радостных новостей. Ну, для тебя. - пожал плечами Король, улыбаясь.  -Я и пришел послушать. - собираясь отложить вопрос о Ване на потом, спросил он.  -Это касается твоего дружка-инкуба. - вздохнул тот, но его глаза сверкали. Сердце Федора екнуло, - Он натворил делов, но ты же знаешь Гоголя, - он слишком добр, чтобы выполнять наши правила каждый раз. Не думаешь, что я могу так же нарушить правило, как твой любимый?  Чуя сидел, отведя взгляд в сторону, но на его лице читалось нечто, сотканное из сочувствия и печали. Нельзя сказать, что он поддерживал идеи Осаму, но и не перечил ему.  -К чему ты ведешь? - настороженно спросил Федор, сжав губы. -Ты меня понимаешь. Хочу чтобы ты взял на себя ответственность за своего друга, пока он у тебя есть. - он усмехнулся из-за собственной идеи, поглядывая на Накахару, - А то неправильно судить Гоголя, когда он поступил не по правилам.  -Почему я? - нахмурился брюнет. -А почему не ты? - вмешался рыжеволосый, создавая иллюзию того, что он согласен с идеей партнера, а после вперил взгляд в кольцо на чужом пальце, - Если твой муж поступает не так, как должен, то почему мы должны марать руки об этого инкуба?  -Не все правила должны быть соблюдены, - простое человеческое качество. - огрызнулся Федор. -А с чего мы должны по-человечному с кем-то обращаться здесь, внизу? - нахмурился Нулевой, сжимая ладони в кулаки, - идеальная иллюзия злости с фальшивой причиной, - и продолжил, активно жестикулируя, - Федор, ты больше не человек. Я не человек, ‘саму не человек, никто здесь не будет человеком теперь. Мы выше людей, мы не можем допускать ошибки. Вообще никаких. Сделал не так, как нужно - это ошибка, за которую ты платишь. Ты это знаешь, как и всю Библию.  Достоевский всего лишь нахмурился, но внутри него был ураган. Он понимал суть того, что говорил ему Накахара, хоть и не хотел. Его мысли прервал чужой голос. -Ну все-все, довольно. - хищно улыбнулся Осаму и, аккуратно встав рядом с партнером, похлопал его по плечу, блеснув искрой из глаз. Он стал медленно спускаться, словно зачитывая приговор колкими словами, - Чуя все верно сказал, но ведь страданий простого инкуба за оскорбление Высшего недостаточно. Из этого следует вопрос - чей это инкуб?  Федору не нравилось к чему вел Дадзай, но он молча все слушал.  -Инкуб твоей начальницы, - Первой Высшей. Она слишком уважаема, чтобы проливать ее кровь за кого-то столь незначительного. Следующий Гоголь - жертва, далее выбор за тобой. - Нулевой чуть приподнял его подбородок, глядя на недоумевающее лицо.  -В каком смысле? Ладно я, но кто-то другой здесь причем? - вопросил Достоевский.  -Ой, ты ведь не в курсе! - Нулевой сделал удивленное лицо и захихикал, - Ты сомнительный везунчик, Федор-кун. Ты мог не родиться, но твоей сестренке повезло больше и она всего лишь умерла спустя неделю после рождения. Сюрприз! - Дадзай радостно расправил руки, невинно улыбаясь.  Федора покрыли мурашки. Он не верил услышанному. Если он правильно понял, то есть шанс, что его мать помнит об умершей дочери. Больно осознавать, что ему придется спрашивать об этом у нее и это подтвердится. Парень смотрел на Нулевого за чужим плечом. Чуя нахмурился и отвернул голову, не выражая более ни протеста, ни поддержки.  -Ну что? Оживляем твою сестренку и наверстываем упущенное или побудешь хорошим братом? - Осаму улыбнулся шире в ожидании ответа.  -Она умерла, значит должна быть где-то среди мертвецов. Покажи мне ее. - брюнет сжался, высвободив подбородок от чужих пальцев.  Тот усмехнулся и пошел вперед. Третий и Накахара пересеклись взглядами и прошли за Королем.  Трое прошли к озеру и молча сели в лодку. Дадзаю стоило только кивнуть на Высщего с ехидной улыбкой, и лодочник поплыл к краю озера, не говоря ни слова.  -Зря ты, на самом деле, сомневаешься в правдивости слов ‘саму. Мы плывем просто так. - произнес рыжеволосый, обращаясь к Достоевскому.  -Я просто пытаюсь убедить себя в лучшем. - с некой тоской сказал тот, - Я не хочу мучать свою сестру.  Напряженная тишина продолжалась еще несколько минут. -О, стой! - воскликнул Нулевой, смотря в воду, - Посмотри-ка на Варю, Третий. Брюнет наклонился, смотря в мутную воду с резким запахом. В глаза сразу бросилась мигающая слабым светом душа, медленно поднимающаяся вверх. Он совершенно точно мог предположить, что они чересчур похожи даже душами, так что не было сомнения в том, что это - его родственница. -Ну что? Каков твой выбор? - Осаму положил руку ему на плечо и улыбнулся, глядя ему в лицо.  -Я приму наказание. Она не виновата. - без запинок произнес он, словно собственный приговор.  -Оставишь муженька на недельки полторы. - слегка засмеялся тот, - Можешь потратить силы на создание копии, чтобы он не переживал. Все равно в том аду у тебя не будет никаких сил кроме человеческих. Даже руки не будет, бедняжка. - он постучал пальцами о предплечье призрачной руки.  -Лучше пострадаю я, чем кто-то невиновный. - вздохнул Федор.  -Я тоже таким при жизни был. Как видишь, теперь я здесь. Знаешь что нас отличает? - брюнет перевел взгляд на него, - У меня была одна жалкая жизнь, продлившаяся 16 лет, а у тебя - три. Несмотря на это, ты тоже здесь. Забавно, да? - он хищно оскалился, без жалости смотря на Высшего, - Кстати, если тебе интересно, Гоголь-сан часто желал себе смерти в юности.  Достоевский ошарашено дернулся, смотря на Нулевого. Коля, будучи ребенком, думал о смерти? Но он ведь не говорил. Или просто не хотел? Но это не „просто”, это же Коля. Сейчас он бессмертен, и разве это не смешно после слов Осаму? Федору было бы смешно, если бы это было про него. Сейчас он переживал, его сердце сильно стучало из-за вихря мыслей в его голове.  Лодку качало из стороны в сторону, будто упокоеные души укачивали кроватку-качалку.  -Он не хотел усложнять жизнь сестре, но и умереть не мог. Калечить себя смысла не было и он держал все в себе, а потом вымещал все на своих жертвах и на себе, когда занял должность Высшего. Я сам видел, как он убивается, но он прошел через это. Ты тоже пройдешь, а если нет, то тебе нет места среди нас. - обыденным тоном сказал Дадзай, смотря куда-то вбок, - Кстати, пока не говори ему ничего. Как выберешься расскажешь все, но не сейчас. Не говорить ничего? Получается, просто молчать и делать вид, будто ничего не происходит? Как, если Гоголь чувствует все его эмоции?  -Я точно выберусь. - сам того не осознавая, произнес Третий. -Сомнений в этом нет, но лучше проводи больше времени с близкими. Так, на всякий случай. - посоветовал Чуя, поглядывая на Осаму, - У тебя будет полгода.  Выбираясь на сушу, Федор оглянулся на молчаливого лодочника, смотревшего ему вслед пустыми черными глазами. Он не смотрел на Нулевых, а прямо на него, словно понимая его положение.  Дадзай направился вперед, когда рыжеволосый шепнул Высшему, что его сестра была бы безумно благодарна, будь она жива. Он до конца не понял, намек ли это на то, что его ждет нечто ужасающее, или наоборот стоит радоваться за свою жертву, но эти мысли быстро покинули его при входе в зал.  Брюнет поднял голову и увидел ожидающего Высшего, на которого он тут же прыгнул с объятиями и широкой улыбкой. Гоголь покружил его и поцеловал в макушку, крепко обнимая.  -Ты так соскучился? - глупо ухмыльнулся Николай.  -Будто ты нет. - потираясь щекой об его, засмеялся тот, а после обернулся на Нулевых.  Они с теплотой улыбались, смотря на возлюбленных, но в черных глазах Осаму виднелась еле заметная угроза и доля садизма. Брюнет помахал им рукой на прощание и удалился вместе с Гоголем, держась за руки.  -Ну что? - более не скрывая беспокойства, спросил Второй, когда они немного отошли от здания, - Ты в порядке? Он не угрожал?  -Подозрительная милость. Я же не мог отделаться просто предупреждением. Он что-то задумал. - сказал тот, щурясь.  -Нельзя предугадать его мысли. - вздохнул Николай и сильнее стиснул чужую ладонь, - Но сейчас он тебя не трогает, и на том спасибо.  Ему было больно врать. Он не мог сказать, что все хорошо, - это подозрительно. Так почему бы не поделиться лживыми сомнениями? Коля не глуп и не поверит обычному „все хорошо”, особенно когда дело касается Дадзая. -Я не знаю что он задумал. Он был слишком мил и всего лишь попросил передать Ване о последствиях, если это повторится. - Достоевский чересчур выглядел настороженно, - Я не знаю коснется ли это меня. Коленька, пообещай, что в случай чего ты будешь меня ждать.  Ему никогда не было так больно делать вид, что все в порядке. Ни когда его избивали, но нужно было продолжать стоять и молиться, ни когда он увидел, как на Колю повлияла его смерть ему не было так больно. Его любимый, родной Коленька цвел рядом с ним, как и в первую встречу. Они все еще влюблены друг в друга, и это важно для них, но что, если кто-то из них сдастся?  Гоголь прижал его к себе, успокаивающе поглаживая по спине, будто прочитав тревожные мысли.  -Обещаю. Я всегда буду тебя ждать и буду искать тебя везде, если ты пропадешь. - блондин шептал это в чужой висок, не показывая беспокойства в голосе.  Федор положил голову ему на плечо и боковым зрением увидел Нулевых, смотрящих в окна. Осаму был доволен, показывая это удовлетворенной ухмылкой.  Он должен готовиться к худшему.